— Титулярный советник Дмитрий Менделеев, как понимаю?
Менделеев в ответ кивнул головой, все еще оставаясь на ногах и не зная, следует ли ему садиться на стул, стоящий у стены, или продолжать стоять.
— Да вы, милостивый государь, садитесь, чего ж столбом стоять, — предложил тот, и по манере говорить можно было понять, что вышел он или из духовного сословия, или даже из разночинцев, что в последнее время охотно шли на службу в духовное ведомство.
Менделеев присел, огляделся по сторонам и только сейчас подумал, что зря не перекрестился на средних размеров икону Спасителя, висящую в углу. Архимандрит тот час отметил этот его промах, спросив с ехидцей:
— Вы, простите, православной веры будете или иной какой? А то народ при входе обычно перед образом святым лоб крестит, а вы как-то… Не соблаговолили вспомнить о том. Уж простите, что спросил вас. Интересно знать, с кем дело имею… У меня, знаете ли, всяческие посетители бывают, привык интересоваться что за человек передо мной…
— Обычный человек, — начиная раздражаться, что сразу же попал в неловкое положение, ответил Менделеев. — Крещен в православной вере…
— Понятненько, понятненько. Я так и думал. Теперь многие вдруг забывать стали, что вера нас обязывает каноны соблюдать, в том числе и крестное знамение на себя накладывать…
— Может, сразу перейдем к вопросу по которому вы меня затребовали, — перебил его Менделеев, — а то мне еще к занятиям подготовиться нужно, студенты на консультацию ждут через час, а опаздывать, знаете, не в моих правилах.
— Да я вас, собственно, не держу, — неожиданно ответил тот, — рад был познакомиться. Можете хоть сейчас идти, заниматься чем пожелаете, коль нет вам дела до святой церкви и ее забот о душах православных… Не хотите со мной беседовать, я человек смиренный, препятствовать не стану…
Менделеев был обескуражен таким ответом и понял, этот архимандрит не так прост, как может показаться с первого раза, поэтому он даже растерялся и решил не обострять отношения с ним, а выяснить, зачем он все же был вызван.
— Я не против беседы, но если только по сути вопроса. Меня, прежде всего, интересует, почему вдруг моей скромной фигурой заинтересовались в столь уважаемом ведомстве, как Святейший Синод?
— Знаете, ваше благородие, любое ведомство из людей состоит, и наше в том числе. Так что вы не просто в духовное ведомство пожаловали, а ко мне, к рабу божьему в иночестве Варлааму. Мне же интересно потолковать с вами о вашем видении загробного мира, где, как известно, души наши после телесной кончины обитают. Вот вы, как слышал, отрицаете, будто бы души те могут в наш, земной, мир являться и как-то проявлять себя. Или ошибаюсь?
Менделеев окончательно убедился, что речь у них пойдет все о тех же спиритах, якобы вызывающих во время своих сеансов эти самые души, потому он не стал ничего отрицать или утверждать, а сам задал вопрос:
— А вот вы мне тогда ответьте, как прежде православная церковь относилась к ведьмам, чародеям, шарлатанам разным?
— Надеюсь, вам и без меня известно об отношении отцов церкви ко всем этим последователям антихристовым? Всеми силами боролась и, коль не помогало, строжайшую анафему налагали. Но я понимаю, к чему вы меня о том спросили, потому отвечу, забегая вперед: церковь и только церковь может решать, какое учение ложно, а какое праведно. Мы же, простые смертные, далее саном облаченные, единолично решить то не можем. Доступно объясняю?
— Вполне, — заставил себя улыбнуться Менделеев, видя, что он имеет дело с достойным оппонентом, а не каким-то там буквоедом, повторяющим избитые истины. — Позвольте поинтересоваться в таком случае, если какой-нибудь мошенник станет на площади старушек обманывать и объявит себя едва ли не святым и начнет всяческие чудеса на глазах у удивленной толпы являть, то мне перед ним на колени упасть? Или схватить за руку и в ближайший участок тащить? Полицейские, они ведь тоже не всегда вовремя поспевают, если где-то кража случается.
— Понял вашу мысль, понял, — вдруг весело улыбнулся ему в ответ архимандрит, — под полицейскими вы имеете в виду нашу православную церковь, что не может за всеми лжеучениями уследить. И что с того? Да, не можем, но нет ничего тайного, как вам известно. Рано ли, поздно ли, но это учение явится в своем неприглядном виде и будет…
— … осуждено, — продолжил за него Менделеев. — А если уже будет поздно и учение то укоренится в нездоровых умах и обратно извлечь его будет ох как трудно? Любую болезнь лучше не запускать, а лечить сразу. А еще важнее установить причину ее. Собственно говоря, для чего наука и признана. В том-то и разница между церковью и наукой: церковь стоит на вере, а наука постоянно сомневается и не спешит делать скоропалительных выводов. Вы меня понимаете? — Он вытер платком вспотевший лоб и потянулся к графину с водой, что стоял с края стола.
— Попейте, попейте водички, Дмитрий Иванович, — вполне доброжелательно придвинул ему графин и стакан архимандрит Варлаам, — между нами говоря, я с вами во многом согласен. И сам когда-то в молодости хотел стать путешественником и весь свет изъездить, все посмотреть, все попробовать. А потом неожиданно Господь призвал меня, принял постриг и вот состою на этом посту, наблюдаю за разными отступниками от веры…
— Типа меня, как понимаю? — не преминул поинтересоваться Менделеев, ставя пустой стакан обратно на стол.
— Насчет вас сказать пока не берусь, как говорится, Господь вам судья, нам иных явных отступников вполне достаточно. Да что нам в кошки мышки играть, вот причина вашего приглашения. — И он подвинул к Менделееву лист бумаги, на котором убористым почерком с завитушками сообщалось, что профессор Менделеев сомневается в существовании людских душ и открыто проповедует это на своих лекциях. Внизу стояла размашистая подпись, но ни фамилии, ни звания доносителя этой кляузы не имелось.
— На общепринятом языке подобные послания считаются анонимными и к рассмотрению не принимаются, — поднял глаза от бумаги Менделеев.
— А оно и так никак не зарегистрировано и хода иметь не будет. Я же вас пригласил совсем по другому поводу и сразу дал понять: коль не желаете со мной беседовать, то можете быть свободны. А так вы просто доставили мне удовольствие разговором с вами. Только и всего, — улыбнулся тот.
Непонятно, почему, но именно это Менделеева вдруг возмутило. Он соскочил со стула, схватил шляпу и, не скрывая своего раздражения, отчетливо проговорил:
— Знаете, что я вам скажу, милостивый государь, для беседы могли бы ко мне в дом пожаловать, в университет в крайнем случае. А так, коль мне придется на каждого любопытствующего по часу тратить, то на все мои прочие дела времени не останется. Вы в другой раз пришлите вопросы, что вас интересуют, а я велю секретарю своему отписать. Раньше мне вот непонятно было, чем вы тут в своих кулуарах заняты: то ли молитвы творите с утра до вечера, то ли дебит с кредитом сводите, то ли еще что. А теперь точно знаю и другим сказывать стану: разговоры пустые ведете. — И он направился к выходу, но архимандрит остановил его:
— Не стоит так думать, Дмитрий Иванович. — Он поднялся, и Менделеев увидел, что он при ходьбе опирается на трость, волоча одну ногу, а потому застыл в смущении, что обидел калеку. Но тот, заметив это, пояснил смущенно:
— Не обращайте внимания, не всем везет в этой жизни на двух ногах ходить, мне вот третья понадобилась. Я бы рад сам в университет к вам прийти, да видите, Бог за гордыню мою наказал, теперь едва ковыляю…
— Великодушно прошу простить меня, не заметил сразу, — поспешил извиниться Менделеев. — Если честно, то я даже рад знакомству. Давно с умными людьми… — он замялся, — в рясе, дела не имел. Горяч вот бываю излишне, а потом сам не рад… — попытался он оправдаться.
— Ничего, я почему-то вас таким и представлял, когда читал труды ваши… Неравнодушным и горячим. А теперь вот убедился, что так оно и есть.
— Вы читали мои публикации? — не скрыл удивления Менделеев. — Совсем вы меня в полное смущение ввели. Что ж сразу не сказали, лучше бы об этом поговорили, чем про то письмо подметное обсуждать, время тратить напрасно. — Он кивнул в сторону стола.
— Будет у вас время, поговорим, — открыл тот дверь, — будет нужда, обращайтесь. Что в моих силах, помогу, а то времена нынче сами знаете, какие… неспокойные…
На улице Менделеев неожиданно для себя перекрестился и потом вдруг ни с того ни с сего улыбнулся выглянувшему из-за туч солнцу и поспешно двинулся подальше от здания, куда заходить еще раз у него не было никакого желания, несмотря на трогательное прощание с архимандритом Варлаамом.
…Сам же архимандрит в тот же вечер пришел с докладом о прошедшей встрече к помощнику обер-прокурора.
— И как разговор с профессором? — спросил тот сходу, не отрываясь от подписания каких-то бумаг. — Сильно спорили или мирно разошлись?
— Собственно, спора никакого и не было. Мне его взгляды и так хорошо известно. Он человек твердых убеждений и православной церкви не враг, скорее союзник.
— Знаем мы таких союзников. По моим сведениям, приходской храм чуть ли не за версту обходит. И в чем союзничать с ним после этого?
— Сейчас много таких. Есть тайные противники веры, которые молчат до поры до времени, а Менделеев учения церкви не отрицает и к католичеству или сектантству там не склоняется. Уже хорошо.
— Чего ж он на лекциях о явлении душ со своими студентами толковать изволит? Кто его о том просил? Ставил бы свои опыты — и дело с концом, а то туда же: как душу уловить да ее свойства исследовать. Вон куда занесло нашего профессора…
— А я бы тоже был не против такие исследования провести, — заявил вдруг архимандрит, — может быть, и вера от результатов тех исследований крепче стала. Так вот думаю. Рано или поздно случится и это…
Начальник грозно глянул на него из-под очков и погрозил пальцем:
— Не вздумай кому другому сказать об этом, а то мигом в каком-нибудь дальнем монастыре окажешься. Я, ладно, всякого тут наслушался и насмотрелся, но услышит кто иной, тогда точно греха не оберешься, не посмотрят, что калека, прости за напоминание, отец Варлаам,