— Елки-палки, — вздохнула Ники.
Чердак был огромным. И заполненным самыми разнообразными вещами — от старой швейной машинки до картин в пыли и паутине. Именно паутина вызвала у нее приступ отвращения — Ники панически боялась пауков.
— Страхи — признак слабой воли, — напомнила она себе, поднимая картину, прислоненную к сломанной настенной вешалке. И сразу улыбнулась, поскольку узнала одного из ее любимых художников. Вскоре Ники уже исследовала самые дальние углы переполненного чердака.
Чего здесь только не было! Древняя мебель, картины и старый граммофон, который все еще работал. В шкафу она нашла платье времен Эдуарда и спросила себя, как она будет смотреться в таком прекрасном наряде. Нелепо, наверное. Все же девушка не могла удержаться и прикинула его на себя.
Каково это, чувствовать себя симпатичной и сексуальной? Носить что-нибудь преднамеренно провокационное? Что-нибудь шелковое и откровенное?
Ники нахмурилась и снова зашелестела юбкой. Она всегда носила практичную, бесформенную одежду, которую никак нельзя назвать стильной. Возможно, все сложилось бы по-другому, будь жива ее мама, но отец обращал внимание только на школьные занятия дочери и не научил ее таким пустякам, как одеваться со вкусом. А позже ее муж, неоправданно ревнивый, не разрешал ей надевать что-то открытое.
Она нахмурилась, думая о Силаче.
Возможно, он и любил ее, по-своему. Он, конечно, умолял ее не разводиться с ним, клянясь, что изменится, пусть только даст ему еще один шанс. Проблема была в том, что Ники и так уже предоставила ему слишком много шансов. А теперь поняла, что, пока не поздно, пока она не привыкла к его оскорблениям и обманам, необходимо уйти.
Ники очень переживала. Им было хорошо вместе — они смеялись над одними и теми же вещами, любили смотреть старое кино, оба хотели провести медовый месяц в Диснейленде. Но все изменилось еще до того, как они поженились. Умер Дэнни, старший брат Силача, и ему пришлось взять на себя его обязанности в семье. К тому же он вылетел из колледжа, проучившись один семестр.
— Забудь, — пробормотала она.
С одной стороны, Ники было жаль, что ее брак развалился, с другой — она чувствовала облегчение.
Время от времени она вспугивала мышей, которые с писком убегали прочь. Ники достала пыльную хрустальную вазу, и толстый волосатый паук упал на ее руку — тут и она сама завизжала. Стряхнув паука, девушка с невероятной скоростью бросилась к двери чердака и, громко захлопнув ее за собой, стремительно сбежала вниз по лестнице. Ники ничего не могла с собой поделать — она панически боялась пауков.
— Что случилось? — Люк вышел из кабинета.
— Ммм… ничего. Я просто… решила передохнуть, там очень жарко.
Он раздраженно посмотрел на нее и помахал кипой бумаг, которую держал в руке.
— Мне трудно сконцентрироваться на работе, когда ты так хлопаешь дверями и громко топаешь по лестнице! У меня бизнес, которому нужно уделять внимание.
На Ники накатила волна ярости, но она сдержалась.
— И-и-звини, мистер Маккейд, я постараюсь больше не хлопать дверью.
Люк хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой. В конце концов, Ники здесь ни при чем. Он действительно никак не мог сосредоточиться, но лишь потому, что беспокоился о дедушке. К тому же он должен был принять нелегкое решение. Никто в семье не хотел решать эту проблему. Все почему-то ждали, что все чудесным образом устроится по-прежнему.
Люк пытался найти выход из сложной ситуации, но у него ничего не получалось. Старик таял на глазах. Дедушку отвезли к доктору еще раз, и доктор Кроеджер поставил диагноз — старость. Но лечение не возымело эффекта, не помогли умственные упражнения, которые они пробовали, — трудно лечить пациента, если он не хочет выздоравливать.
Люк даже сожалел, что не может обсудить эту проблему с Ники. В конце концов, у нее трезвая голова на плечах, а так как она не была членом семьи, то могла рассуждать здраво.
Люк кашлянул:
— Прости… я не хотел орать на тебя. Нашла что-нибудь ценное?
— Нужно сначала разобрать там все на чердаке, — она казалась бледной и вытирала руку о бедро.
Люк нахмурился, вспомнив ее визг с чердака: — Ты уверена, что с тобой все хорошо? — Все в порядке. Просто там жарко. — Не хватало только, чтобы ты упала в обморок от теплового удара, — сказал он, все еще хмуря брови. — Лучше я отнесу картины в одну из комнат для гостей. Ты можешь работать там. Когда расправишься с первой партией, мы переместим ее в другую комнату, и я принесу еще. Дом огромный, так что места хватит.
— Хорошая идея, — вежливо сказала Ники.
Он был уверен, что она сомневается в его умственных способностях, возможно, вообще считает придурком. Что ж, у нее есть на это причины. Когда-то ей пришлось помучиться, подтягивая его по пропущенным в школе предметам. Правда, с тех пор прошли годы, он уехал из этого городка и добился успеха в жизни.
А сама она? Почему решила жить в Дивайне? С ее умом и способностями эта девушка наверняка достигла бы большего. Но все же она решила вернуться. Говорит, что здесь ее дом. Он-то сам вообще не мог понять, что заставляет людей жить здесь, если у них есть шанс уехать.
— У тебя здесь семья? — резко спросил Люк, снова нарушив свое правило невмешательства.
— Нет, — она моргнула. — Я выросла без мамы, она… умерла сразу после родов. А отец скончался, когда я еще училась в колледже. У него была сестра в Техасе, но они не общались. Не знаю, есть ли у меня другие родственники. Отец не рассказывал о своей семье.
— Я не знал о твоем отце. Сожалею.
Ники задумалась, затем вздохнула:
— Мы не были близки.
— Пойду принесу картины, — пробормотал он.
Люк поднялся на чердак, и воспоминания обрушились на него. Когда-то чердак был местом захватывающих игр, где он, Шерри и их кузены проводили все свободное время. Тогда чердак не был захламлен, и бабушка приносила сюда лимонад с яблочным пирогом, чтоб утихомирить внуков, когда они уже буквально стояли на ушах. Яблочный пирог Грэмс был неподражаем, на сельской ярмарке она всегда получала приз за него — до тех пор, пока не перестала ездить па конкурс, ссылаясь на то, что восемь призов подряд смущают ее.
Ностальгическая улыбка возникла на лице Люка, но он быстро избавился от нее, тряхнув головой. Времена изменились, напомнил он себе. Грэмс умерла, ему больше не восемь лет, и от тех воображаемых приключений уже не захватывает дух. Все же хорошо вспомнить о счастливых днях в Дивайне! Обычно его воспоминания сводились к тому злосчастному году, когда он еще учился в средней школе.
— Тебе нужна помощь? — спросила Ники от двери. Она тоже поднялась на чердак и стояла у порога, опасливо глядя на пол.
— Только не говори, что видела здесь мышь, — сухо произнес Люк.
Он никогда не встречал женщину, которая не боялась бы мышей. Даже его сестра ненавидела этих грызунов. Во всяком случае, у нее появилась проблема, когда кто-то принес ей на лечение в ветеринарную клинику крысу.
Ники пожала плечами.
— На самом деле видела парочку. Вам стоит установить мышеловки, чтобы переловить тех, которые живут в доме, и завести кота, чтобы отпугивать новых. Я не имею ничего против мышей, даже думаю, что они прелестны, но они портят вещи.
— Прелестны?
— Конечно, милые мордочки с яркими глазками. Такие симпатичные…
Люк недоверчиво хмыкнул и переставил большую корзину к стене. Как и ожидалось, из-под нее выбежали три мыши, две из которых юркнули в сторону Ники. Несмотря на ее заявления о том, что она не боится мышей, Люк приготовился к тому, что Ники сейчас закричит. Но когда пищащие существа уткнулись ей в ноги, она лишь улыбнулась.
— Нужен кот, — объявила она. — Да Винчи порезвился бы у вас. Он любит охотиться.
— Ты назвала своего кота в честь Леонардо Да Винчи? — спросил Люк, в душе забавляясь кличкой животного. Две мыши только что пробежали по ее туфлям, но она и глазом не моргнула.
— Ему подходит это имя. Да Винчи любопытен, как и его тезка.
— Все коты любопытны. Любопытство — характерная черта этих животных.
Ники посмотрела удивленно.
— Не знала, что ты любишь котов.
— Они мне нравятся, но у меня нет кота.
Ники неопределенно покачала головой и взяла картину. Тщательно осмотрев переднюю сторону и задник, она выбрала другую и проделала с ней то же самое.
— В какой комнате я буду работать? — спросила она.
— Второй этаж, вторая дверь налево. Комната Грэмс. Там есть большой стол, за которым ты сможешь работать.
Она кивнула и пошла назад вниз по лестнице, держа картины так, будто они были сделаны из хрупкого фарфора. Видя, как осторожна Ники, Люк тоже бережно понес картины. По дороге он сбросил на пол паутину. Насколько Люк мог судить, пауки безвредны для вещей и для картин, в частности.
— Тебе нужно что-нибудь еще? — справился он.
Они снесли картины вниз и расставили их вдоль стены. Некоторые из них Люк видел раньше, когда они еще висели в доме; другие были незнакомы.
— Нет, все хорошо, — Ники открыла портфель и достала ноутбук и лупу. — Я тебя не задерживаю.
Слова прозвучали сухо. Слишком сухо. Люк нахмурился. Он напомнил себе, что Ники была профессором колледжа и привыкла иметь дело со студентами. Только он не был ее студентом, а здесь не колледж, а дом его дедушки. И еще он хотел узнать о ней как можно больше.
Ника, казалось, обладала богатым внутренним миром. Но не только это интересовало его. Она отличалась от женщин, которых он знал.
— Как долго ты путешествовала по Европе? — спросил он, развернув стул и усевшись на него.
Она удивленно взглянула на него.
— Мне казалось, у тебя море работы.
Люк пожал плечами, усмешка скривила его рот. У него на самом деле было много работы. Горы работы. Контракты, которые нужно рассмотреть и подписать, бизнес-планы, которые нужно изучить, переговоры, которые нужно спланировать, бесконечные потоки электронной почты и куча других документов. От всего этого зависел его бизнес. И все же он лучше поговорит с Ники. Что-то подсказывало ему, что она могла помочь ему отвлечься. Но в то же время могла стать и проблемой. Слишком большой проблемой.