— Нет, я отвечу сам.
— Брать подсказки не хотите?
— Пока не хочу.
— Что ж, пожалуйста. Ваш ответ!
— Вариант «гэ», Николай Носов.
— А правильно ли это, мы узнаем через пару минут, никуда не уходите, реклама пройдет быстро!
Жертва № 4
Когда ты играешь (или сражаешься, что одно и то же) — отдаваться этому следует на все сто процентов. Выплескивать всего себя. Ни капельки, ни крошки не оставлять в заначке. Не приберегать силы для будущих схваток и игр.
И если в интеллектуальную игру режешься — надо весь свой ум, память и соображалку напрячь. Не забывая, конечно, об интуиции, которую надо обострить всеми доступными методами.
Да! Бой, что ты ведешь здесь и сейчас, — он всегда самый главный. И он должен быть — как последний.
Но это не значит, что, сидя супротив пижона Малькова в желтой оправе, я в то же самое время, совсем не думал и о других поединках. Ведь каждому из нас приходится по жизни, словно государству в осаде, биться разом против многих, воевать на нескольких фронтах. Вот и сейчас: вроде бы телевизионная забава, развлекуха, ничтожное зрелище для плебса — и все равно, если будешь высокомерен, снисходителен и не станешь драться так, словно за жизнь свою сражаешься, — уползешь отсюда побежденным, на брюхе, повизгивая. Вдобавок надо помнить: я же здесь не просто как частное лицо, какой-нибудь хлебороб, смотритель автостоянки или актеришка. Игра — часть моего имиджа, меня заметят коллеги, подчиненные, друзья, недруги и враги. Увидят, как я держусь, как владею собой, сколько всего знаю.
Да и потом: нельзя проигрывать хотя бы потому, что шоу — дорогое удовольствие. Чтобы оказаться здесь, пришлось проплатить, и немалую сумму — наликом, в плотном конверте, из рук в руки.
За участие — и еще кое за что.
Однако игра эта, главная для меня в настоящий момент — потому что непосредственно происходила здесь и сейчас, не отменяла другие битвы, что досталось мне на этом историческом этапе вести.
Во-вторых, параллельно шла драчка бизнесо́вая. В который раз конкуренты вознамерились разбить, обанкротить, стереть с лица земли. Их самая сладкая мечта: вовсе меня уничтожить, а для того — подставить, посадить, заставить бежать из страны. Тут им тоже ни пяди нельзя уступать.
И еще один бой, в который я ввязался. Сначала казалось: для того, чтобы просто пощекотать нервы или прикольнуться. Но теперь-то, оказывается, все всерьез.
Казалось бы: влюбить в себя медсестричку родом из провинции — что может быть легче! Да она сама, эта девчонка, шла на вербовку (как говорится в культовом фильме про семнадцать мгновений). Я с ней столкнулся, уболтал на свидание. Явился с огромным букетом, сводил в культовый «Сахалин». И — готово! Она — моя, ноженьки с удовольствием раскинуты. Но вот то, что я совершил дальше…
Нет, убивать мне было не впервой. Но обычно это происходило все-таки опосредованно. И мой первый партнер по бизнесу, которого я заказал в 1999-м — его застрелили в упор у собственного дома, милиция вышла вроде бы на след исполнителя и даже установила личность киллера. Но отыскать так и не смогла. Может быть, потому, что первым того нашел начальник моей службы безопасности, а что конкретно он с киллером сотворил, я никогда не спрашивал.
Потом случился один конкурент, позер, актер и невротик, которого я разорил. На него вдобавок с моей подачи, наехали налоговая и ОБЭП, и он, истерик, не выдержал: застрелился на своей даче из охотничьего ружья. Считать его в качестве моей жертвы?
А тот смешной толстый человечек, пиар-менеджер нашей фирмы? Который после моего разноса отправился в туалет в офисе, да и выпрыгнул рыбкой с шестого этажа — мозги потом с асфальта соскребали, — этот тоже мой?
А сколько было в юности драк — да и потом, в зрелые годы случались, — когда противников после тяжелого удара арматуриной или битой увозили на «Скорой»? Вот никогда не интересовался, что там с ними потом сталось — может, кто-то в итоге и откинул копыта.
Но как бы там ни было, вчера ночью случилось в первый раз, когда я убил непосредственно сам, своей рукой. Или почти своей. И оказалось не то чтобы приятно — нет, приятного мало, но — несложно и непротивно. Скорее, непросто было соблюсти все политесы, что требовались согласно условиям. Детали, конечно, оставались на мое усмотрение, но я думаю, покойная в свой последний день оказалась довольна. А возможно, даже счастлива. Еда и выпивка в хорошем ресторане, аромат дорогой кожи в салоне «Порше», громадный букет… И потом — целое представление, что я разыграл… Вчера, у нее дома… Финал-апофеоз случился, когда я упал на одно колено и протянул ей бархатную коробочку с бриллиантовым кольцом… И проговорил положенные слова:
— Дорогая, хочу всегда быть рядом с тобой, стань моей женой.
И вот что значит: как только дело касается брака, женщинам напрочь отказывают чувство юмора и критичность мышления. Казалось бы: с какой стати мне вдруг на ней жениться? Кто я — и кто она? Я — рекламный босс, автор и исполнитель шлягеров, всенародно любимый — и кандидат, между прочим, психологических наук. Она — простая медсестра со средним специальным образованием, родом из Торжка. У меня — десятки миллионов долларов на счетах (пока еще), дома, компании, квартиры, яхта. Двое дочерей, наконец. У нее — однушка в Нагатино и непонятный статус: уволилась из частной клиники с должности медсестры. Включила бы на минуту мозги: зачем, спрашивается, она мне? Нет, приняла все за чистую монету! Лишь прошептала:
— А как же?.. Ведь ты женат?
И когда я горячо уверил ее, что мы с супружницей сейчас разводимся и не пройдет и месяца, как я стану абсолютно свободен, — этого оказалось довольно, чтобы она прошептала:
— Да, я согласна.
Ну, а дальше — дело техники. Штучка она оказалась горячая. А вчера, взбодренная кольцом, и вовсе сорвалась с катушек — и кричала, и царапалась, и кусалась. Мы выпили шампанского — в которое я подмешал пару таблеток снотворного. И когда она, истомленная, наконец, заснула с зачарованной улыбкой на устах и предвкушением грандиозных и радостных событий, я стал действовать.
Я нисколько не жалел ее — ведь она умирала счастливой.
Наркотик мне раздобыл всё тот же начальник службы безопасности — он, подполковник ФСБ в отставке, вообще большой прохиндей. И героин достал, и насчет дозы подходящей просветил, и как обращаться научил. И даже натренировал меня: как колоть в вену. Непростая наука оказалась, я две недели с ним тренировался. Я ведь по жизни наркотиками брезговал, не пробовал даже ни разу ничего такого, включая анашу.
Все оказалось довольно просто, и Ольга больше не проснулась. Даже от укола в вену. Сказались любовь, шампанское и снотворное.
И — да, хорошо подготовился и получил от своего бывшего фээсбэшника консультацию: какая доза вызывает кайф, а какая — становится смертельной. И своей временной любовнице я для верности вколол удвоенную смертельную. И она тихо отошла во сне. Без мучений, незаметно, с легкой улыбкой на устах.
Было ли мне ее жаль? Немного. Такая живая, теплая, горячая, страстная. А скоро станет ледяной. А потом ее начнут есть черви. И я ею ни разу больше не воспользуюсь. И никто другой.
Но, с другой стороны, подобную погибель еще нужно заслужить. Не случайно православные христиане молят своего Господа дать им кончину безболезненную, мирную, непостыдную. Вот и Мачникова заслужила непонятно за что смерть мирную и нисколько не мучительную. Разве что отчасти постыдную. Я вообразил, как ее найдут — соседи, друзья или полиция: голую и отравленную наркотой.
Но приводить ее в нестыдный вид — сиречь, одевать — я, конечно, не стал.
В квартире убиенной я быстренько прибрался за собой. Разумеется, забрал пресловутое кольцо с бриллиантом. Еще, дай бог, пригодится.
Потом помыл свой бокал. Вытер всюду отпечаточки. Приложил ручки Оленьки покойной к шприцу, бросил его на пол. Получалось естественно: недостаточно опытная наркоманка не рассчитала дозу.
Я не знал, насколько въедливо и скрупулезно будет идти следствие. Например, станут ли докапываться, откуда самоубийца раздобыла героин? Будут ли исследовать, какой он чистоты, из какой партии и каким образом оказался в квартире погибшей?
При общей безалаберности, охватившей страну, а особливо государственные службы — которые, если их не простимулировать, зачастую и пальцем о палец не ударяют, — мне почему-то казалось, что полисмены столь глубоко копать не станут.
Но все равно оставшийся наркотик в пакетике я захватил с собой. В мусоропровод на этаже выбросил только собственноручно подаренный букет и использованный презерватив. Особо таиться я не стал, потому что не сомневался: меня все равно вычислят. Даже в мусоре следакам копаться не придется. Ведь таперича всюду камеры, и они, разумеется, записали и меня вместе с ней: и в кабаке на «Коломенской», и как мы в моей машине подруливаем к ее дому и входим в обнимку в подъезд. Поэтому надо быть готовым, что меня установят. Но я сумею сыграть удивление: «Как?! Умерла?! Такая молодая?! А что случилось?»
А дальше — объяснение простое и короткое: «Да — в тот вечер я был с ней в квартире. И да, мы сожительствовали, но ночевать я не остался, мы немного повздорили, и я уехал, что там дальше было, я ни сном ни духом».
«На какую тему повздорили?»
«Она хотела, чтоб я на ней женился, я отвечал, что это невозможно».
«Вы совместно употребляли наркотики?»
«Да вы что, товарищ следователь, я вообще не по этой части, давайте пройдем экспертизу, я абсолютно чист. Хотите — смывы с рук, хотите — налью вам баночку, пожелаете — кровь из вены. Все, что скажут эксперты».
«Была ли Мачникова наркоманкой? Рассказывала о намерении употребить наркотик в тот вечер?»
«Наркоманкой? Никогда не замечал. Вены у нее были всегда чистые, если вы об этом. И на руках, и на ногах, и везде. Да-да, я, конечно, видел ее голой, мы знакомы с ней пару месяцев и несколько раз вступали в половую связь. Сколько точно? Ну, не знаю, раз пять-шесть, наверное. А это имеет значение?