Меня запросто после вчерашнего вискарика могли трясти гаишники, которые вечно пасутся воскресным утром при выезде из нашего поселка на большую дорогу — но, видимо, я сидел за рулем своей «Ауди Q8» настолько уверенный в себе и неприступный, что меня даже не тормознули. Из каких-то недр памяти всплыло, как по заказу, что Ивонна предпочитает кьянти, и пришлось вскоре после МКАДа зарулить в торговый центр и закупить для нее сразу полдюжины бутылок. Там же я снял в банкомате три сотни тысяч — максимально возможную сумму, мне в любом случае понадобятся наличные.
Работа специалистов, подобных Ивонне, мало кому, кроме профессионалов, бывает видна, когда она хороша, — если же случаются провалы, их видят все, однако простые зрители лажи, что допустил гример, обычно не замечают, на ней не акцентируются, просто фильм/сериал начинает их смутно раздражать. Поэтому художники по гриму, эти незримые бойцы невидимого фронта, частенько бывают недовольны собственным положением и судьбой. Когда они молоды, лелеют мечту выйти за продюсера или режиссера — если же последнее не удается, частенько пускаются во все тяжкие. Ивонна, которой перевалило за тридцать пять, как раз находилась, по моим ощущениям, на пороге тех самых перемен, от надежд к разврату, — но я все равно не успевал, ни в каком смысле, сделать ее счастливой.
В своей старорежимной квартире с высоченными потолками, уставленной мебелью из самых разных эпох, от прошловековой до икеевской, она пригласила меня на кухню, предложила чаю.
— Некогда, Ивонночка, время не ждет!
Кухня была в квартире самое светлое место, солнце лупило через легкие занавески, на подоконнике грелся толстенный кот. У старинного зеркала в резной раме Ивонна легкими штрихами быстро превратила меня в совершенно другого человека. Накладка на начинающий лысеть лоб, бородка, очки с нулевыми стеклами — стараниями гримерши я изменился до неузнаваемости. Невзначай, между делом, наврал, что хочу разыграть приятеля, перебравшегося за море, в Голливуд, а сейчас приехавшего погостить, — слово «Голливуд» на всех киношников оказывает магическое действие.
— Заезжай после, разгримирую тебя, — радушно предложила она.
«А почему нет? — подумал я. — Все равно не успеем друг к другу привязаться». И пообещал. Вчерашнее убийство мало того, что взбадривало меня, — оно еще и действовало, как оказалось, подобно афродизиаку.
Но прямо сейчас на секс с Ивонной, даже мимолетный, времени не оставалось — дело прежде всего, меня ждала неведомая Римма Анатольевна Парсунова.
Я приехал с опозданием на десять минут, долго искал парковку — однако в «Звездной пыли» девушки не оказалось. Я начал нервничать и подумал позвонить — как сделал бы это, наверное, любой гоняющийся за славой репортер, — как она, наконец, явилась. Я ее сразу узнал — по фотографии в соцсетях, а не по вчерашнему эфиру, естественно. Она же меня, совершенно понятно, не опознавала, вошла с яркого уличного света и заозиралась на пороге беспомощно — молодец, Ивонна, хорошо над моей внешностью поработала.
Я приветственно помахал Римме, и она направилась к моему столику. Нарядилась девушка в стиле секс-эппил: юбка до средины бедра, внушительное декольте, боевая раскраска — даже не знаю, если бы я реально готовился ее снимать, может, мягко посоветовал бы переодеться в нечто более скромное. На какие только ухищрения не идут девки, чтобы засветиться на телеэкране и при этом хорошо (в их представлении) выглядеть! Но, надо признать, ее эпил, в смысле безмолвный призыв, на меня все равно подействовал — а может, виной тому вдруг неожиданно обострившееся после убийства либидо? Я приподнялся девчонке навстречу, протянул руку:
— Приятно познакомиться, Денис Харин.
— Римма.
— Садитесь. Закажете что-нибудь? Наша компания в моем лице угощает.
— Попросите мне безалкогольный мохито.
— Почему же безалкогольный? — проворковал я.
— Чтобы успешней с вами торговаться, — прямо глянула она мне в лицо. А девчонка-то непроста.
— Вы все-таки для начала должны рассказать, что видели вчера во время эфира.
— Ох. Неприятное воспоминание.
— Очень вас понимаю. И все-таки? Как прошла программа?
— Сначала все было как обычно, игрок уверенно двигался к выигрышу, потом он победил, радость, начался фейерверк, какие-то люди вышли на площадку, вынесли шампанское, стали всех угощать. А потом победитель вдруг — брык, и упал.
— Прямо так сразу? Его что, ударил кто-то?
— Нет же! Он пил шампанское.
— Ага. Значит, выпил — и упал. В бокале был яд?
— Наверное. Да. Скорей всего. Да, похоже, что яд. Победитель хлебнул, схватился за горло и сразу упал.
— А откуда взял игрок этот отравленный стакан?
— Я не видела. Там было много народу. Девочки какие-то с подносами суетились.
— Значит, ему этот бокал кто-то дал? Предложил?
— Наверное.
— А кто?
Официантка притащила девчонке мохито.
— Вот этого момента я точно не видела, — уверенно сказала Римма, и у меня сразу отлегло.
— Скажите, а вы, случайно, — спросил я, заранее уверенный в ответе, — не снимали на фото или видео, как это все произошло?
— Совершенно случайно — снимала, — победительно проговорила девчонка.
— О! А могу я посмотреть? — Сердце у меня замерло.
— Можете, наверное, только я телефон с записью оставила дома.
— Почему же?
— А чтоб вы у меня его не украли. Впрочем, тут недалеко, если столкуемся, можем за ним подняться. — И она кокетливо поправила свежую укладку, а потом якобы рассеянно обвела пальчиком ободок своего бокала и соломинкой провела по губам — не надо быть фрейдистом, чтобы расшифровать эти сигналы: да она проститутка и просто предлагает себя!
— Сколько же вы денег хотите? — выдохнул я. — За эту вашу запись?
— А сколько вы можете заплатить? — Где-то она, видать, прочитала правило: при торговле никогда не называй цену первой — и была в принципе права.
— Я ведь говорил уже, кажется, о десяти тысячах.
— Эта десятка — за мой рассказ. А за запись?
— Сначала я должен ее посмотреть.
— Там всё видно, — подчеркнула она. — В деталях и подробностях. — Сердце у меня сжалось.
— Тогда — тридцать тысяч.
— Шестьдесят.
— Давайте на круглой сумме сойдемся: пятьдесят тысяч. Больше никак не могу.
— Хорошо. Договорились.
— Но вы должны будете написать мне расписку на эту сумму и подписать обязательство, что никому больше не передадите копии записи и не будете о ней никому рассказывать.
— Я согласна.
— Тогда пойдемте к вам? — проявил вполне понятное нетерпение я.
— Дайте мне допить мохито, — капризно проворковала девчонка.
В тесном лифте ее двенадцатиэтажной панельной башни висело зеркало, и музыка под сурдинку исполняла мелодию из фильма «Эммануэль».
— Ого, какие у вас тут песенки передают, — усмехнулся я, а девчонка уставилась на меня непонимающе — все-таки мы поколение, выросшее на полуподпольных видеосеансах в кооперативных кафе и клубах, и нынешним нас не понять. Наверное, после того как я получу запись, можно к ней и пристать — или сохранить свое либидо до разгримировки и Ивонны? Впрочем, одно другому не мешает.
В тесной прихожей я сразу обнял Римму, но девушка отстранилась, хихикнув:
— Вы слишком шустрый. — Убежала на кухню и оттуда крикнула (дверь в единственную комнату оказалась плотно закрыта): — Сначала деньги!
— Сначала запись, — напомнил я и прошел за ней.
Кухня оказалась стильной, но тесной — я уже и подзабыл, в каких крохотных квартирках проживает у нас обычное народонаселение.
Девушка подпалила конфорку под чайником — я подошел сзади и снова обнял ее.
— Ну-ка, руки свои убрал! — прозвучал тут громовой мужской голос.
А потом меня грубо схватили сзади и завалили на пол, уткнули головой в кафельную плитку, заломили кисти за спину, да пребольно. А потом какая-то удавка прочно перехватила мне запястья за спиной.
— Перестаньте! — заорал я. — Что вы делаете?! Вы не так поняли! Я не за этим сюда пришел!
— А зачем ты сюда пришел? — хохотнул мужской голос. — И ори потише, а то в полицию попадешь раньше времени!
— Я работаю на телевидении! Я журналист! Вы не имеете права!
— А мы сейчас посмотрим, какой ты журналист! — Из заднего кармана моих джинсов мужик вытащил мое портмоне. А вот это был уже прокол. — Так, водительское удостоверение на имя гражданина Тучкова Ивана Петровича. И пропуск на студию Горького на то же имя, и должность указана, программа «Три шага до миллиона», режиссер. А как он тебе представился, Римка?
— Сказал, что его зовут Денис Харин, — наябедничала девчонка, — и он работает в программе «Говори» на канале «Три икса-эль».
— Странная история. Чьи же тогда документы у тебя, а, мужик? Ты их, часом, не украл? Ну-ка, посмотрим на твой портрет. — Человек грубо поворотил меня лицом к себе, на связанных руках лежать на твердой плитке стало неудобно. — И впрямь не похож на фотку в правах. Да и на ту, что в пропуске. Ты что, дядя, за один день бороду себе отрастил? И волосики на лысинку пересадил?
Мужик, донимавший меня, был строгий, хищный, я не знал, кто это, и не понимал, как себя с ним вести. А он продолжал куражиться:
— Э, да у тебя паричок! — Он рванул и сорвал накладку с моего лба. — И бородка — тоже наклеена! — Он сорвал и бороду, Ивоннину гордость. Было больно. — Ты зачем замаскировался, чувачок?! С какими-такими целями?! Чтобы тебя Римма не узнала?
— А он, Паша, — пропищала девчонка, — хотел у меня запись убийства выцыганить, которую я вчера на программе сделала.
— Вот как! — делано изумился этот самый Паша. — А зачем ему, спрашивается, эта запись?! Уж не за тем ли, что она его капитально изобличает?! А, гражданин Тучков?! Или как там тебя зовут?
— Вы все не так понимаете, — прохрипел я.
— А как?! Как я должен все понимать? Ты поясни!
— Возьмите деньги. У меня есть с собой наличные. Триста тысяч. Возьмите, и вы не знаете меня, а я вас.