— О, нет, завтра ведь понедельник, рабочий день.
— Ну, вечером подъедете, после службы.
— Тоже никак не могу. Послезавтра, во вторник, уезжаю в командировку, на неделю, а то и дней на десять. — Мне показалось, что девушка слегка под газом, самую малость.
— Давайте тогда прямо сегодня увидимся. Я как раз в центре. Свободен, мобилен. Могу вас кофе угостить.
— Ага, а потом мне его в счет за ваши услуги впишете. — Все-таки она противноватая девчонка. — Ладно, я на работе торчу, но вроде заканчиваю. Давайте через час на «Кропоткинской». Кафе «Тамбовский волк» знаете?
— Слышал.
— Сейчас пришлю вам ссылку с адресом. Через час буду вас ждать там.
На метро от «Павелецкой» до «Кропоткинской» я добрался быстро, народу было мало и в поездах прохладно. Ленивое летнее воскресенье. От вокзалов ехали пожилые дачнички, тащили с собой тележки и букетики собственноручно выращенных ирисов или розочек.
По пути я думал о Римке и о наших с ней отношениях. Мне было хорошо с ней ночью, комфортно утром. Ничто не задевало, не напрягало. Всё по кайфу. Но… Всё обыкновенно, привычно. Словно каждодневный обыденный винегрет ешь. Никаких всполохов или фейерверков.
Хочу ли я быть с ней — на постоянной основе? Мы ведь некогда прожили с ней чуть не год, и ничем хорошим это не кончилось.
Опять пробовать вести совместное хозяйство, а потом снова разбегаться? Вдобавок очень меня задела неразборчивость Риммы Анатольевны. Стоило ей только отправиться в командировку — да куда, не на Кавказ, не на Взморье, а в Псков, — как она нашла себе полюбовника![19] Внезапно нахлынувшее чувство, как она потом объяснялась! Как после подобного можно доверять женщине? И строить с ней долговременные отношения?
На стрелку в кафе «Тамбовский волк» я прибыл за полчаса до назначенного срока. Да, события последних дней — убийства Мачниковой и Бурагина, задержание режиссера — как-то отодвинули первоначальных подозреваемых. Но что, если (думалось мне) клуб самоубийц — лишь прикрытие, дымовая завеса? Да, скорее всего Порецкого исполнила медсестра Мачникова — согласен. Но, может, она исполняла заказ? За которым стоит та же дочка убиенного энергетика, Юля Камышникова? Или Геннадий Колыванов, ухажер Полины?
Я уселся на веранде. Вечерело, но было не холодно. По Остоженке катили понтовые лимузины, вспыхивали стоп-сигналы.
Судя по меню (и названию), заведение специализировалось на мясе. Я решил, пока клиентка не появилась, подзаправиться.
Ведь, кроме прочего, готовка — это не про мою Римку. Максимум, что от нее можно ожидать, — пиццу закажет с доставкой. Или бутер сообразит. Не скрою: ее скромные успехи в хозяйствовании тоже останавливали меня от того, чтобы легализовать с ней отношения. Хочется все-таки, чтобы в доме борщом пахло и носочки были аккуратно в платяном ящике разложены.
Я заказал стейк средней прожарки за сумасшедшие деньги. Хорошо бы с ним управиться до прихода Порецкой, чтоб не ехидничала, что я, дескать, за ее счет мясо ем. Пусть не боится, кстати, — не за ее. Однако официанты в заведении оказались важные и ленивые. Блюдо принесли одновременно с явлением заказчицы. Она никак мою трапезу не прокомментировала, лишь скомандовала официанту:
— Это вы ему стейк принесли? Какой? Рибай? Дайте и мне такой же. Но степень прожарки — с кровью. И красного вина.
Девушка совсем не выглядела выпившей — по телефону мне почудилось — и казалась усталой. Бедные они, эти современные девки. Приходится им впахивать, развивать карьеру. Нет, чтобы сидеть за пяльцами или выстаивать обедни да глазами зыркать — женихов приманивать.
Однако даже в утомленном виде смотрелась Порецкая что надо. Такие тонкие и пропорциональные черты — на нее даже с соседних столов заглядывались: бабы — ревниво, мужики — с вожделением (и мне при этом завидовали).
Вино ей принесли тут же, она пригубила и бросила мне сухо:
— Давайте о деле.
О деле так о деле. В сущности, я за этим сюда пришел.
Да, нам с Порецкой-младшей самое время объясниться: насколько глубоко копать мне дальше. И готова ли заказчица эти мои изыскания оплачивать.
— Вы в пятнашки в детстве играли? — спросил я.
— В пятнашки? — переспросила она, словно я говорил на иностранном языке. Или употребил мудреный термин из высшей математики.
— Ну да. В салки. В догонялки.
— Ммм, да, — ответила она не слишком уверенно.
— Суть в том, — напомнил я, — что ведущий должен догнать и запятнать играющего. И тогда тот, в свою очередь, начинает всех догонять.
— При чем здесь это? — официальным тоном переспросила она.
Я слегка разозлился, но тут ей как раз принесли стейк — не в пример быстрее моего. Когда подавальщик отошел, я пояснил:
— Пятнашки, говорят, это модель распространения чумы. Или холеры. Поэтому именно в девятнадцатом веке, во время вспышек эпидемий, игра стала популярной. Один как бы заражается, а потом начинает заражать других.
— При чем тут мой отец? И его убийство? — Ее белые зубки вонзились в окровавленный кусок мяса. Ела она аккуратно и, можно сказать, красиво.
— Практически не остается сомнений, — провозгласил я, — в том, кто является убийцей вашего отца. — Ее лицо дрогнуло, она жалко сморгнула. — Однако его гибель, как оказалось, лишь одно звено в целой цепи преступлений.
И я рассказал ей всё. Как её отец познакомился с Ольгой Мачниковой. И как молодая медсестра убила его, замаскировав преступление под суицид.
Глаза девушки набухли слезами. Она резко отодвинула тарелку. Подскочил официант.
— Вам что-то не понравилось? — спросил встревоженно.
— Все хорошо, — рявкнула Полина. — У меня нет аппетита. Унесите.
Девушка сдержала себя. Слезы не потекли.
Я не стал утешать ее, однако повествовал дальше. Поведал, как мы установили медсестру-убийцу и начали за ней слежку. И я затем нашел хладный труп Мачниковой в ее собственной постели. И все указывало, что расправился с ней рекламщик и бывший певец Бурагин, замаскировав свое преступление под передоз. И как потом самого Бурагина отравили — вчера по окончании шоу «Три шага до миллиона».
— Ах вот оно что! Об этой смерти все СМИ сегодня кричат.
— Мне удалось установить, — сказал я, исключая из уравнения Римку, — кто стал убийцей на телешоу. Я задержал его и вынудил во всем признаться. И рассказать о мотиве преступления.
— И?..
— И вот тут как раз всплывают пятнашки. И образ заражения. — И я кратко изложил сегодняшний рассказ Тучкова: клуб самоубийц, люди в масках и кукловод, организатор цепи: господин Клибанов, кто бы он ни был.
— Получается, что цепочка — открытая, незамкнутая, — закончил мысль я. — С одной ее стороны находится режиссер Тучков, который убил Бурагина и которого, если ему верить, теперь ждет неминуемая смерть от руки какой-то другой, неизвестной персоны, что тоже находится в игре. А с другой стороны этой цепи располагался ваш отец. Которого убили и который, значит… — Я сделал многозначительную паузу.
Она не въезжала. Ну, мне не привыкать выступать горевестником. То есть безжалостно высказывать в лицо тяжкую правду. Одни сообщения об измене любимого партнера, которые мне приходится приносить клиентам, чего стоят! Однако Полина была мне симпатична, поэтому я постарался изложить свою мысль максимально мягко. Используя эвфемизмы.
— Если ваш отец также состоял в том клубе самоубийц, он мог уйти навсегда лишь после того, как сам кому-то помог…
— Помог — что? — упорно отказывалась понимать она.
Я выдохнул.
— Кому-то расстаться с жизнью.
— Вы хотите сказать… что он, мой папа… тоже кого-то убил?..
— Пока это только версия. Но она, нельзя не согласиться, довольно логичная и внутренне непротиворечивая.
— Но вы же сами говорили! Со слов вашего режиссера, разве нет? Что в клубе были контракты на убийство, а были — лишь на один суицид. Почему мой папа не мог выбрать именно такой? И я не верю — да, не верю! — что он способен убивать! Что вы вообще теперь от меня хотите?!
И тут Порецкая не сдержалась. Слезы хлынули потоком. Девушка пробормотала:
— Извините, — подхватила сумочку и опрометью кинулась в туалет.
Я в одиночестве дожевал, наконец, свой остывший стейк — тоже безо всякого аппетита.
Полина отсутствовала довольно долго. Вернулась с заплаканными глазами и покрасневшим носиком. Прошептала с упреком:
— Зачем вы мне все это рассказали?
— Вы хотели знать правду — я ее вам раскрыл. Именно такой ситуация видится на данный момент. Был ли ваш отец убийцей или нет, это надо выяснить. Как и то, не стоит ли за его смертью кто-то еще. Мне почему-то кажется, что Мачникова действовала не в одиночку. И ее кто-то направлял. Поэтому вопрос: копать ли мне дальше?
— А если выяснится, что мой отец в чем-то замешан? В неприглядном? Вы сообщите об этом властям?
— Согласно закону, я, как и всякий гражданин, узнав о совершенном преступлении, обязан донести о нем. Но все же понимают: ваш батюшка мертв. Дело против него все равно придется прекращать, за смертью фигуранта. Поэтому могу сказать вам прямо сейчас, не для записи и не для передачи: всё, что мне станет известно, останется строго между нами.
— Да, — не колеблясь, ответила она. — Давайте, действуйте. Я хочу знать правду. Какой бы она ни была. — Она помедлила и добавила: — И найдите мне этого, как вы говорите — Клибанова? Организатора цепи.
— Клибанов — по всей видимости, только псевдоним.
— Вот именно. А я хотела бы, чтобы его изобличили. И судили. И дали максимальный срок. Вы разве не понимаете?! — проговорила она с неожиданной страстью. — Мой отец — даже если он вдруг убивал! — во что я, впрочем, не верю! — он на самом деле всего лишь жертва! Жертва интриги!.. Нет, не интриги! Ужасного заговора!.. Воды мне принесите! — властно крикнула она промелькнувшему официанту. — Без газа, теплой! — А потом снова обратилась ко мне: — Вы знаете… — Повисла долгая пауза, она будто бы припоминала. — Я вам не рассказывала, но отец где-то за две недели до смерти