Потянуло вдоль улицы осенним сквознячком, Прозоров запахнул плащ и бодро пошагал знакомыми дворами. Он шел вполне довольный собой, в сладком предвкушении того удивленного и недоумевающего выражения, которое непременно проявится на лице бывшей жены, когда она увидит его, одетого с иголочки, причем одетого не с плебейской роскошью какого-нибудь внезапно разбогатевшего вахлака, а со сдержанной простотой делового потомственного миллионера…
У мусорного бака бранились два бомжа, вырывая друг у друга из рук какую-то желтую шуршащую дрянь.
И приятное легкое чувство, отмеченное предвкушением некоей условной мести супруге, сменилось в сердце Прозорова таким же легким чувством жалости ко всем алчущим и обездоленным, стремящимся к тленным земным благам и не обретающим их. Однако — прочь философию! Теперь перед ним стояла задача устроить грядущую встречу таким образом, чтобы не унизить чужого достоинства, ибо в наслаждении местью определенно есть что-то варварское и глубоко мещанское…
Пешком поднимался он по лестнице, выгадывая время и перебирая варианты предстоящего долгого и трудного разговора с женой. То, что разговор будет трудным, он был уверен. Она явно заподозрит что-нибудь, станет упираться, спорить… И потом, как объяснить ей про эти путевки на дорогой иностранный курорт?.. Пошутить, что это, дескать, плата за ее загубленную молодость? А деньги, спросит, откуда? Ответит, что устроился в один из банков начальником службы безопасности…
Он позвонил условным звонком — два коротких и длинный.
Дверь квартиры тотчас распахнулась. Жена, одетая словно для выхода в театр, глядела на него с удивленно и недоумевающе.
— Где это ты так густо надушился, Прозоров? — спросила она и Прозоров понял, почему всю дорогу воротил от него свой нос таксист. — Да и вырядился, как шут гороховый…
— Ничего себе… шут… — пробормотал Иван, растерянно оглядывая свою одежду и вмиг озаботясь, что с ней что-то случилось. — Этот костюм, между прочим, стоит две тысячи долларов, — доложил он, вступая в тесную прихожую и натыкаясь на стоящие в ней чемоданы.
— Ну и дурак, — простецки сказала жена, пощупав материю на рукаве его пиджака. — У нас внизу в магазине точно такой же всего за сотню висит, пылится. Слушай, ты надолго? Вот бы кстати, а то мы с Лешкой на юга улетаем… К морю… Эй, скоро ты там?! — крикнула она вглубь квартиры. — Ну, копуша! — Далее, обернувшись к Прозорову, сообщила: — Мы в Крым едем, в военный пансионат. Ты меня за всю жизнь не удосужился… — Вздохнула. — Но да ладно… Пожил бы месяц здесь, как? А то я уже с бабой Верой договорилась. Мне главное, чтобы цветы раз в неделю поливать, только и забот. Поживи, а, Прозоров…
Прозоров молчал, изумленно моргая.
Послышался шум спускаемой в унитаз воды, хлопнула дверь.
— Ну наконец-то, Леша, — укоризненно произнесла жена в сторону возникшей в темноте коридора мужской фигуры. — Вот, знакомься, мой бывший… Иван Васильевич.
В прихожую, затягивая на ходу ремень, вышел бодрый улыбающийся мужик в очках, протянул руку Прозорову.
“После вымою…” — подумал Иван Васильевич, вынужденно пожимая протянутую руку.
— Так, билеты здесь, путевки здесь, все здесь… Деньги в разные места по частям… — бормотала жена. — Леша, он месяц у нас поживет. Цветы поливать будет. Если что, ключи оставь бабе Вере. По межгороду не звони. Ну, пока, Иван Васильевич, пожелай нам приятного отдыха…
— Приятного вам отдыха, — пожелал от души Прозоров и посторонился, пропуская торопящихся хозяев.
— Только без баб! — крикнула с лестницы жена и вслед за тем грохнула дверь лифта.
Иван Васильевич прошелся по квартире, рассеянным взглядом отмечая многочисленные мелкие перестановки и благотворные перемены, произошедшие за время его отсутствия: аккуратно подклеенные обои, починенную дверца шкафа, заново закрепленный карниз, подновленную плитку в ванной, исправно действующий кран, из которого перестала произвольно сочиться горячая вода… Все эти несообразности когда-то являлись предметом небольших семейных ссор и размолвок.
Заглянул в свой тайник, до которого, к счастью, не добралась еще рука нового мастеровитого хозяина. Все его богатство было на месте.
Прозоров достал свою записную книжку, полистал ее и направился к телефону.
Корпус разбитого телефонного аппарата также был тщательно заделан и скреплен прозрачной клейкой лентой. Прозоров набрал номер.
— Привет, Егоров, — сказал он. — Возникли проблемы, брат… Долго рассказывать. Наведи, дружище, по своим каналам справки о московских филиалах некоей черногорской фирмы “Скокс”… Хозяин — Ферапонтов Егор Тимофеевич, возраст тридцать-тридцать пять лет. Через пару часов я к тебе наведаюсь… Там и подробности обсудим. Пока… Да, еще… Машинку расхожую мне в пользование не найдешь?
В сумерках Прозоров на подержанных “Жигулях” проехал мимо мраморных ступеней залитой праздничными огнями гостиницы “Парадиз”, остановился поблизости, в укромном переулке и открыл заднюю дверь. Ожидавшая его с собранным баулом Ада скользнула на сиденье. Машина двинулась по набережной.
Небольшие, но существенные метаморфозы произошли за это недолгое время с внешностью Ивана Васильевича. Теперь, сменив свой утренний, отливающий сталью костюм, на потертые джинсы и серый невзрачный пиджачок, сбросив с ног модельные ботинки и надев старые кроссовки, водрузив на нос очки в простой пластмассовой оправе, он походил на стесненного в средствах учителя физкультуры или же на мастера по ремонту бытовой техники.
Прозоров был предельно собран и внимательно присматривался к окружающей его обстановке, и сейчас, сидя за рулем, непрерывно поглядывал в зеркало заднего вида. Для этого у него имелись достаточно веские основания. В первую очередь его немало смущали странные выходки капризного рока. Рок этот как-то явно заигрывал с ним и с Адой, конструируя череду странных, но отличавшихся неизменно благополучным финалом ситуаций. А когда знаковые случайности следуют одна за другой, и когда слишком навязчиво преследует человека удача, следует отнестись к этому с повышенной осторожностью.
Чудесным образом освободившаяся квартира рассматривалась им теперь не как единичный и частный случай проявления теории вероятностей, а как некая приманка, как звякнувшее вдруг звено мистической цепи, которая, может быть, готовится уже сомкнуться и захлестнуть их обоих…
Случайный таксист, подсказавший, в какой из приличных гостиниц можно остановиться на сутки-двое и доставивший их с Киевского вокзала к “Парадизу”, в этом неожиданно высветившимся смысле происходящего казался теперь вовсе не таксистом, а активным и толковым агентом неведомого гроссмейстера тайных сил. Из десятков возможных гостиниц, мотелей и отелей он привез их именно в ту, которая ровно месяц назад, после нескольких таинственных убийств, самоубийств и загадочных автомобильных аварий перешла в полную и безраздельную собственность московского филиала черногорской фирмы “Скокс”!
— Ада, я, кажется, вышел на их след, — после долгого молчания сказал Прозоров. — И мы, оказывается, были в самом их логове. В этой гостинице — их штаб-квартира. Поэтому я просил тебя никуда не выходить из номера и поэтому сейчас мы едем в безопасное место. Очень возможно, что тебя кто-нибудь узнал. В любом случае, оставаться там не следует. А я вернусь сюда на пару часов, жди меня дома… И еще: мне нужна часть наших денег…
— В смысле?
— Ну, тысяч пять из тех, что мы взяли с собой.
— А я у тебя что, бухгалтер? — усмехнулась Ада. — Ох, Ванечка, сколько же у тебя комплексов… Да и при чем здесь какие-то доллары? Ты хоть на что их растрать, лишь бы сам вернулся…
— Это, представь, и в моих интересах, — буркнул Прозоров. — Даже не сомневайся.
В двенадцатом часу ночи в казино “Кесарь” вошел нервный близорукий посетитель с блокнотиком в руках, с авторучкой, торчащей из нагрудного кармана потертого пиджачка, и — с хорошо знакомой охранникам данного заведения безуминкой в расширенных зрачках.
Когда посетитель, минув раму металлоискателя, двинулся в глубь зала, один из охранников сказал другому:
— Будет стоять со своей сотней, записывать расклады… А в конце все равно продуется.
— Математики, блин, — равнодушно отозвался другой.
Иван Васильевич тем временем осмотрел обширное помещение: стеклянная, под потолок, дверь примыкавшего к игровому залу ресторана, в дальнем конце — стойка бара, толпящиеся возле рулеточных столов игроки, официантки в бикини, разносящие мельхиоровые подносы с напитками и сигаретами…
Публика здесь собралась разношерстная: были и превосходно одетые господа и дамы, словно щеголявшие друг перед другом своими туалетами, и плотные мальчики в кожаных курточках, и какие-то блеклые и невзрачные типы, на чьем фоне простецки одетый Прозоров ничуть не выделялся.
Двое посетителей, беседующих за стойкой бара, неожиданно привлекли его внимание, хотя он увидел их со спины. Прозоров направился к стойке и, чем ближе он подходил к ней, тем тревожнее становилось на сердце. В следующий миг один из беседующих повернулся в профиль, и теперь последние сомнения в том, что одного из парней он уже видел, у Прозорова улетучились.
“Ах вот ты где, мой родной!” — злорадно восхитился он, узнавая косой шрам, тянущийся от виска до подбородка. Именно этот тип некогда ободряюще хлопал по плечу Тимоню, и звали его, кажется, Мосол…
Прозоров, почувствовав невольный холодок внутри, подобрался.
“Нет, не Мосол, а Мослак! Точно — Мослак! Не из рядовых, и, судя по ухваточкам, наверняка опытная и хитрая тварь. А приятель его — лицо новое… Морда, вернее. Так… Теперь думай, Иван, думай. Стоит ли сегодня что-либо учинять или же нет… Наверное, нет. Осмотримся, сыграем в рулетку, тем паче, никогда ранее ты себе это по бедности не позволял. А лезть напролом не стоит, ведь, помимо этих гадов, в зале могут находиться их компаньоны… Кстати, почему бы ему не выпить рюмку коньяка?”
Он взобрался на высокий стульчак с крутящимся круглым сиденьем, протянул руку по направлению к бармену, подзывая его, а когда неловко принял руку обратно, то опрокинул стоявшую на стойке пластмассовую вазочку с салфетками. Мослак и его приятель косо поглядели в его сторону. Прозоров, кинувшись подбирать с пола рассыпавшиеся салфетки, наклонился над ними, и тут из неглубокого внутреннего кармана пиджака выскользнули, разлетевшись по скользкому мраморному настилу сотенные американские купюры.