С одной стороны, Наташе ничего не сделали – даже двойку не поставили. Но это публичное унижение и признание того, что она ничего не может, прочно впечаталось в неё тяжким приговором. Минуты, когда она собирала портфель длились и длились. В полной тишине Наташа пробиралась к выходу из класса. Но стоило ей выйти и затворить за собой дверь, как раздался общий смех и оживленные разговоры. Наташа вздрогнула, как от удара, и медленно пошла в раздевалку.
На улице шёл пушистый, ласковый словно бабушкина перина, снег. Каждая снежинка плавно кружилась, ненадолго замирая в воздухе, будто показывая всем свои белые кружева. Наташа шла и не видела всей зимней красоты, что так старательно разворачивалась перед ней. Она чувствовала холод внутри и снаружи. Ей так хотелось сейчас опереться на кого-то или что-то, но опора никак не находилась. Её душили слёзы и собственное одиночество. Но плакать в голос она не могла, её так воспитали: на улице было людно, да и она была уже не маленькая. Скупые слезинки беззвучно скатывались по щекам. Так она и шла бы траурным шагом до самого дома, но одна нога ступила на лёд, спрятанный под снегом. Наташа ничего не успела понять, как оказалась на снегу, упав плашмя на спину. Словно невидимая рука повалила её наземь и заставила смотреть на волшебные снежинки, летящие прямо в лицо, вдыхать зимний свежий отдых и остановиться в своём самобичевании.
Наташа лежала и плакала, вспоминая все свои обиды и боль и не в силах подняться на ноги. Снежинки деликатно прикрывали её слёзы и омывали их небесной влагой. Мимо шёл старшеклассник из Наташиной школы, знатный драчун и хулиган, которого боялся даже директор и не знал уже, что с ним делать. Не говоря ни слова, он остановился рядом с Наташей и, склонив своё серьёзное лицо над ней, мягко, но решительно поднял её на ноги. На мгновение глаза девочки встретились с его глазами, и она увидела в них не ожидаемую злобу и агрессию. Она увидела боль, нежность, участие и доброту. Что-то перевернулось в Наташе. Она и позабыла из-за чего так убивалась пару минут назад.
– Чего валяешься? Застудишься, потом по больничкам бегать будешь! Ударилась чем? – нарочито небрежно произнёс парень.
Но Наташа не слушала, что он говорит. Она смотрела в его глаза и видела тревогу за неё и человеческое участие. Видела теплоту и свет. И тонула в них, отогревалась изнутри. Кому-то есть до неё дело! И самый грозный хулиган оказался человеком, наполненным теплом и добротой… Осмеянная и покинутая всеми девочка смотрела на хулигана с благодарностью и радостным удивлением. Слёзы продолжали литься из её глаз. Но то были слёзы радости, несущие с собой лёд её сердца, разочарования и обиды.
– Так, ты головой что ли ударилась? Ничего не говоришь! Пойдём присядем-посмотрим! – хулиган по-мужски взял инициативу в свои руки и осторожно повёл её к ближайшей скамейке. Сняв с девочки шапку, он осмотрел её голову, но ничего не увидел.
– Тебя тошнит? Голова кружится? – требовательно спросил он, разглядывая Наташины зрачки.
Наташа отрицательно помотала головой.
– Как тебя зовут? – вдруг спросила она.
– О, заговорила! Вова меня зовут. А тебя?
– Я Наташа… и меня выгнали…
– Откуда? Из дома?
– Нет, с уроков…
– И ты поэтому плачешь?
– Наверно…
– Меня каждый день выгоняют, если б я так убивался, что бы со мной стало, даже не знаю! Тебя обидели?
Наташа молча кивнула.
– Сильно?
Она снова кивнула.
– Училка? И весь класс смеялся небось?
– Да… – едва слышно пролепетала Наташа.
Неожиданно её как прорвало. Она с жаром рассказала Вове про ткань, про учительницу труда, как папа помогал пятна сводить, как она испортила выкройку и ей наказали переделать к следующему уроку, а ткани больше нет, и какой её выставили неумёхой, невнимательной, хуже всех, и как все, и всё это, и… Вова слушал внимательно, сам поражаясь, что сидит сейчас на заснеженной скамейке и слушает эту тринадцатилетнюю девочку, распухшую от слёз и внутренней боли. Он слушал её боль, и ей становилось легче. Он слышал её боль и видел свою. И она больше не металась в нём яростным зверем.
– Знаешь что? Пойдём к моей матери в ателье, попросим обрезков ткани и всяких там кружев!
– Зачем? – растерялась Наташа.
– Как зачем? Ночнушку твою спасать! – засмеялся Вова.
Они шли по заснеженным улицам и говорили о школе, о летних каникулах, о животных. Оказалось, что они одинаково сильно любили собак, но им обоим категорически не разрешали их заводить. В остальном их диалог был пёстрым и хаотичным: впервые они были так откровенны с кем-то едва знакомым, впервые каждый из них слушал другого и радовался, что с ним делятся кусочками своей жизни. Наташа почти забыла, куда и зачем они идут. Она просто шла, говорила, слушала, и это её невероятно радовало. Теперь она заметила белые, пушистые снежинки, так красиво кружащиеся в воздухе. Увидела она и белые от снега улицу, деревья, дома, и ей стало очень уютно от этой чистоты и тишины. Даже машины ехали медленнее и меньше шумели из-за снегопада. Снег смягчал и замедлял всё вокруг! Наташа смотрела на Вову, на то, с каким жаром он рассказывал ей про собак в деревне, про свою жизнь, и любовалась им настоящим. Ей так редко удавалось вот так искренне и запросто с кем-то поговорить! Просто ни о чём, просто поговорить!
– Мы пришли! – вдруг сообщил он и отчего-то замялся.
– Может, это неудобно и мы помешаем твоей маме? – робко спросила Наташа, по-своему растолковавшая секундную неловкость.
– Нет, всё норм! Просто я никогда и никого не приводил к маме на работу… Непривычно! – честно ответил Вова.
Наташа кивнула, показав ему, что всё понимает.
– Но мы туда идём, могу ж я задуматься чуток? – пошутил Вова и потащил Наташу внутрь ателье.
В ателье было тихо. Лишь звуки швейной машинки и раскрывающихся ножниц нарушали тишину пространства. Тяжелые бархатные портьеры с золотыми кистями предваряли вход во внутренние помещения и гасили все шумы и разговоры. Вова решительным движением отодвинул тяжёлую ткань и жестом позвал Наташу за собой. Она немного помедлила, но вошла за ним, пугливо озираясь по сторонам. В комнатах швей слышался смех, разговоры и лёгкий стук ложки о стеклянный стакан. Всё это звучало вперемешку с шумом швейной машинки, звуком разрезаемой ткани и шуршанием готовых юбок и платьев. Наташа будто попала в какой-то совершенно новый, волшебный мир. Она чувствовала себя Гулливером, заброшенным волей судьбы в страну Великанов. Женщины в форменной одежде были строги на вид и напоминали ей великанов и учительницу труда одновременно. На первый взгляд так. Однако стоило одной из них засмеяться, как её веселье подхватили и её коллеги. Они смеялись легко и беззаботно, всем телом. А одна из них, особо смешливая, даже отложила раскрой ткани, воскликнув: «Галечка, прекрати, у меня руки смеются! Не могу так работать!»
Вова улыбнулся и подошел к этой самой смешливой портнихе.
– Мам, привет! Я пришел не один. Человеку помощь нужна, – тихо проговорил он.
– Вовчик, привет! Как ты? Никого не побил? Молодец! Кому помочь нужно?
Наташа робко выглянула из-за спины своего спасителя.
– Вот этой девочке, её зовут Наташа!
– Здравствуйте! – дрожащим голосом произнесла девочка.
– Вова, расскажи, что нужно! Здравствуй, Наташа! – приветливо улыбнулась женщина, и мягкие ямочки проступили на её щеках.
– Обрезки и кружева хотим попросить! Беда с выкройкой случилась, ругать её будут! – по-деловому сообщил Вова.
Вовина мама посмотрела на него и увидела в нём своего погибшего мужа. Он тоже всем помогал, был добрым и весёлым. Гордость за сына расцвела в её сердце. «Настоящим мужчиной растет, жаль, Вася не увидит уже!» – подумала она, и маленькая слезинка скатилась по её щеке.
– Мам, ты что? – встревожился её мальчик.
Мама легко смахнула слезинку и, улыбнувшись, вдруг подошла и чмокнула сына в макушку, несмотря на его протесты.
– Всё хорошо! Просто ты такой взрослый! И такой помощник! Папка бы порадовался! – искренне произнесла она и, повернувшись к Наташе, ласково попросила показать её ткань.
Девочка покраснела и медленно вытащила своё творение. Вовина мама внимательно рассмотрела и поцокала языком.
– Понимаю, как ты расстроена! Сейчас подберем что-нибудь! Дома сможешь наметать? А машинка есть?
– Смогу, есть… – пролепетала Наташа.
– Не стесняйся! Я знаешь, как по молодости ошибалась? А на швею училась, по профессии уже! Ты-то школьница, как же тебе не ошибаться? – участливо проговорила мама Вовы и отправилась искать подходящие ткани, оборки и кружева.
Наташины глаза загорелись. Она может ошибаться… Но в школе говорили совсем другое! А здесь ей так запросто разрешили делать ошибки! Профессиональная швея не стала ругать её или смеяться над испорченной выкройкой, а просто посочувствовала девочке и бросилась ей помогать! Как же это! Совсем чужая женщина, но такая тёплая и приветливая… Вова попросил маму о помощи для полузнакомой девочки, и она сразу же откликнулась, старается помочь! Просто помочь, без назиданий и упреков или попытки выгнать детей, мешающих её основной работе! Всё это никак не укладывалось в Наташиной голове. Она густо покраснела и повернулась к Вове:
– Спасибо тебе! Твоя мама такая добрая! Без вас я бы… я бы так и лежала в снегу… – тихонько прошептала девочка.
– Да брось! Что тут такого! Ты бы поступила также! – уверенно ответил Вова и тряхнул головой, улыбаясь. Улыбка его была тёплой, точь-в-точь как у его мамы. Наташа заметила это и порадовалась: что-то подсказывало ей, что людям с такой улыбкой можно доверять.
– Вова, а как зовут твою маму?
– Для тебя я тётя Люся! – раздался весёлый голос вернувшейся Вовиной мамы.
Она несла целый ворох обрезков, лоскутов, лент и прочих швейных сокровищ. Наташа заахала от восторга.
– Вот это да! Это всё ваше? Как здорово, тётя Люся! Спасибо вам большое! – девочка захлопала в ладони от радости.
Тётя Люся засмеялась и погладила её по голове.