Посмотрев на свой побитый чемодан, я немедленно задвинула его поглубже под кровать, так сильно контрастировал он с окружающей меня обстановкой. Потом, спохватившись, что он не разобран, я вытащила его обратно и принялась бережно развешивать и раскладывать свои наряды в драгоценном гардеробе. Я словно оказалась маленькой девочкой, которая играет в куклы или в принцесс. Обстановка комнаты поднимала во мне трепетность и чувство красоты во всём. Это было удивительно!
Неожиданно, когда я почти закончила раскладывать свои вещи, в дверь деликатно постучали. Не сообразив сходу, что нужно сказать по-французски, я машинально вопросила по-русски «да?», но потом хихикнула и вспомнила, что во Франции это бы звучало «oui?». Лишь когда я исправилась, дверь стремительно растворилась и в комнату решительно вошла миниатюрная женщина с высокой, пышной прической. Смерив меня своим пронзительным, оценивающим взглядом, она встала в позу Наполеона и, поздравив меня с прибытием в Париж, принялась перечислять правила её дома. Это было так величественно и строго, а поток её речи был столь бурным, что мне оставалось лишь смотреть на неё с полуоткрытым ртом и восхищаться её напором и энергией. В какой-то момент хозяйка решила перевести дух и случайно заметила мой рассеянный взгляд. Досадливо махнув рукой, она нетерпеливо вышла из комнаты и вернулась спустя мгновение с большим листом бумаги. Затем она церемонно указала рукой на заголовок, гласивший, что это свод правил, и очень серьёзных, и медленно пожелала мне как следует отдохнуть, а потом непременно вникнуть в их суть! При этом хозяйка настойчиво потрясла в воздухе указательным пальцем и гордо удалилась. Я бегло пробежала глазами и узнала в конце списка, что хозяйку зовут мадам Луиза Мерсье. И всё-таки как я ни крепилась, вспоминая своё хорошее воспитание и чудесных родителей, но сам список и сцена с хозяйкой прорвались во мне таким гомерическим хохотом, что мне пришлось схватить подушку и смеяться в неё, согнувшись прямо на полу. Может, мадам Мерсье и, правда, потомок Наполеона, кто знает?
Оправившись от смеха, я снова попыталась прочитать врученный мне список. Он гласил, что шуметь по утрам и петь в душе строго-настрого запрещается! А ещё нельзя громко заходить с парадного входа рано утром и поздно вечером, есть печенье в своей комнате, стирать носки и прочие атрибуты одежды (честное слово, так и написано!) и развешивать их в ванной, а также набивать холодильник своей едой больше, чем одной трети нижней полки, отведенной для этих целей. И ещё пунктов двадцать всяких нельзя! «А что же тогда можно!?» – растерянно произнесла я вслух на своём родном языке. Из-за двери немедленно донеслось в ответ:
– Здесь мы говорим только по-французски! И да, ОльгА, ужин в 7 вечера!
– Oui, madame! Merci! – только и оставалось ответить мне.
В общем, пребывая в небольшом шоке от столь стремительного погружения в столичную культуру Франции, я решила, что сейчас самое мудрое выйти и прогуляться по окрестностям. Тем более назавтра начинались занятия в школе французского языка, а куда идти, я не знала. Вооружившись картой, письмом с адресом школы, ключами от чёрного хода и кучей всяких мелочей, я вышла на улицу и оказалась с другой стороны фасада. У мусорного бака рылся нищий, распевая сочным тенором задушевную песню Шарля Азнавура. Поскольку пройти мимо него было затруднительно, я вежливо покашляла, сообщив так о своём присутствии. Он немедленно обернулся, снял шляпу и с лёгким поклоном, адресованным мне, рассыпался в таких цветистых комплиментах, каких я не слышала в жизни ни на русском, ни каком другом языке. Так бы я и стояла растерянная, замершая с полуоткрытым ртом, но парижский люмпен улыбнулся и, поклонившись, жестом предложил мне пройти-таки в намеченном мною прежде направлении. Зачем-то присев в реверансе, я вежливо поблагодарила его и пожелала хорошего вечера. Вслед мне донеслось что-то вроде «ну что за душечка и за красотка, где мои двадцать лет!?» Рассмеявшись набегу, я выскочила на оживленную улицу навстречу великолепию изящных домов, сплошь украшенных живыми цветами в горшках и вазонах, оживленно жестикулирующим людям и напряженному движению машин. Город пульсировал неимоверной энергией, но всегда помнил о красоте и элегантности. Как ему это удаётся?
Меня ждали зелёные бульвары и тихие, извилистые улочки, шумные проспекты, Триумфальная арка и Елисейские поля. Изумленная, я рассматривала всё подряд с любопытством первооткрывателя. Вернувшись в квартал рядом со школой, я с интересом уставилась на круговой перекресток с невиданным количеством лучей. И назывался он звезда Шарля де Голля! Впоследствии я узнала, что парижане называют все круговые перекрестки звездами. Это в очередной раз убедило меня в любви французов к красоте во всём, даже в наименовании перекрестков! Недолго думая, я выбрала лучик-улочку и пошла по ней, наивно полагая, что иду верной дорогой. Однако вскоре я оказалась совсем не там, где была бы должна быть школа. Озадаченная, я вернулась к перекрестку-звезде и зашагала по другому лучу. В общем, мне пришлось прошагать приличное количество лучей, прежде чем, я нашла нужный мне. Школа находилась на втором этаже большого старинного особняка, увитого лозами дикого винограда. Изящные литые решетки его балконов и красивая, украшенная витражными плитками дверь сообщали гостям дома о его непростом и интересном прошлом. Довольная своей самостоятельностью, я решила, что миссия моя выполнена, и теперь можно вернуться в мой новый дом. Но не тут-то было! Извилистые улочки вели меня куда угодно, но только не туда, куда мне было нужно. Изрядно замучившись, наконец, я нашла нужную мне и, вместе с тем, ощутила навалившуюся усталость. Словно услышав мои мысли, Париж любезно указал мне уютную булочную. Рядом с ней уютно пахло кофе, корицей и свежим, горячим хлебом. Какой русский не любит хлеба и булочек? Да ещё вдали от дома, после всех этих невероятных, новых впечатлений? Это было поистине волшебным провидением, и я, недолго думая, открыла красивую дверь с разноцветными стёклами и литыми решетками.
Со светящейся витрины на меня смотрели нежные плетенки, флейты с орехами, печенья с шоколадной крошкой и конфитюром, корзиночки с кремом из воздушных сливок, украшенные свежими ягодами и много всего такого, что совершенно точно не едят во второй половине дня. Но я же с таким трудом нашла, ну почти нашла, дорогу домой! Поэтому я подошла к миловидной девушке за прилавком и обратилась к ней:
– Добрый вечер! Мне, пожалуйста, круассан!
– Добрый вечер, мадемуазель! Круассаны мы подаем только по утрам, сразу после выпечки – к утреннему кофе! Таковы правила во всех пекарнях и буланжериях Парижа, и не только! Но я могу предложить Вам много вкусного, гораздо интереснее круассана! – добродушно отозвалась она.
– О, благодарю! Тогда я бы попробовала… – и я принялась показывать на самые необычные пирожные и выпечку, которых точно нигде не видела.
Наконец, сделав свой нелёгкий выбор и заказав вдобавок чашечку кофе с корицей и молочной пенкой, я уселась за стол с довольной улыбкой, точь в точь, как у Чеширского кота. Растягивая удовольствие, я неспешно вкушала то одно, то другое, то третье и так далее. Пара пожилых французов с удивлением поглядывала на меня, но делали они это так вежливо и ненавязчиво, что нисколько меня не беспокоили. К тому же, да, соглашусь, на фоне их маленьких аскетичных эспрессо мой пир выглядел почти неприлично. Я долго смаковала моё угощение. Очевидно, блаженная улыбка так и запечатлелась на моём лице, потому что девушка из-за прилавка подошла и вручила мне бумажный пакет с какой-то выпечкой со словами «Подарок от заведения! Приходите за круассанами с 7.30 до 9 утра, будем рады!» Я обрадовалась как ребенок и громко благодарила её, обещая скорое возвращение. Напоследок я попросила у милой девушки адрес, потому что справедливо опасалась потерять это приятное место в лабиринте парижских улочек. Звякнув колокольчиком на входной двери, я вышла навстречу солнцу, клонящемуся к закату.
Какая-то неприятная мысль кольнула меня, где-то в подсознании, фоном, что-то связанное с закатом… Ой! Ужин у мадам Мерсье ровно в семь, что было подчеркнуто в правилах её дома неоднократно. А сейчас… без пятнадцати семь! И мой блаженно полный желудок… Сама не знаю, как так вышло? Отыскав карту, я судорожно пыталась сообразить, куда же мне бежать, как вдруг услышала «Мадемуазель! О, мадемуазель, вы ослепительны! Постойте! Мадемуазель, не оставляйте меня!!!» С ужасом обернувшись назад, я заметила автора этих пылких слов. Это был коренастый брюнет гальского типа. Он бежал за мной через всю улицу и размахивал руками. Полы его элегантного пиджака развевались летящими крыльями, а лицо выражало какую-то одержимую решительность. «Боже, не успела приехать, а тут маньяки, прямо посреди улицы гонятся за мной!» – паническая мысль молнией мелькнула в моей голове и заставила меня бежать без оглядки, почти не замечая светофоров и иных препятствий. Как же я бежала! «Вот бы я так стометровку в школе сдавала, одни пятерки б по физре!» – вдруг подумалось мне. Через пару кварталов я все же остановилась, заливаясь смехом. Почему я ТАК бежала? До сих пор не знаю! Но разогрелась я знатно! И в рекордные сроки добралась до дома, почти без карты – какое уж там набегу!
В доме царило оживление: мадам Мерсье накрывала на стол, а две молоденькие девушки ей помогали. Я незаметно включилась в сие действо. Всё было красиво и строго: салфетки, бокалы, стойка с бутылками из тёмного, благородного дерева.
– А, ОльгА! Добрый вечер! Ваш столик с девушками в углу, в кухне! А я жду гостей! – бодро произнесла мадам и сразу же переключилась на что-то другое.
Хорошо, что она отвернулась, ибо я буквально лицом ощутила, как с меня сползла моя жизнерадостная улыбка. Хотя, возможно, не стоило так разочаровываться? Может, мадам просто любит сказку про Золушку, а я чего-то не знаю о французских обычаях? Вернувшись на кухню, я познакомилась с двумя девушками. Первую я уже видела днём. Азиатская девушка оказалась японской студенткой Юкки, а вовсе не горничной, как мне показалось при встреч