е. Вторая соседка по столу была испанкой. Она тоже училась в Университете, в Барселоне, и приехала подтянуть свой французский. Её звали Хулиа. Обе были весёлыми и добродушными. Мы скромно поужинали зеленым горошком, кусочком багета и сыром. А я боялась, что не смогу ужинать со всеми! Эдак мне придется что-то есть перед ужином, чтобы не съесть ненароком порции моих соседок! Впрочем, еда не главное! Ведь я в Париже! Остальное подождёт!
На следующее утро я вскочила на заре и принялась радостно собираться в школу французского языка. В душе под струями воды я напевала попурри из Джо Дассена. На кухне, тихонько достав что-то съестное из холодильника, я приготовилась уже положить это в печку, чтобы разогреть, но, закрывая дверь холодильника, ахнула от ужаса. Словно вырастая из пустоты, за холодильником возникла мадам Мерсье во фланелевой ночной рубашке. Смерив меня холодным взглядом, она сердито произнесла:
– ОльгА, вы слишком активны утром! И аппетит у вас тоже, как в обед! В Париже на завтрак едят тост с маслом и джемом, а не первое и второе, дорогая моя! – с этими словами она хладнокровно убрала в холодильник яйца, сыр и паштет.
Я наблюдала, как в недрах холодильного шкафа исчезают продукты, которые я уже мысленно ела, причём с большим удовольствием. Кажется, я невольно села на парижскую диету. Что ж, за всё приходится платить! Зато я дышу Парижем и говорю по-французски! На улице было по-утреннему свежо. Прохладный ветерок деликатно напоминал, что август подошел к концу, и летнее тепло покидает Париж. В воздухе пахло школой, новыми встречами, занятиями и общением с друзьями. Я невольно вспомнила свои школьные годы и улыбнулась знакомым ощущениям. Пожалуй, Париж меня удивил: он так мягко открывал моё сердце и пробуждал в нём ностальгию о том, чего здесь, в Париже, со мной никогда прежде не было! И всё же, я ощущала себя именно так. Маленькой девочкой-школьницей в объятиях большого города, полного чудес и сюрпризов!
Любуясь каштанами в свете утренних лучей, я чуть не прошла искомую дверь в мою французскую школу. Войти туда оказалось непросто: тяжелая деревянная дверь едва поддавалась, и большая латунная ручка с изысканными вензелями и листьями, переплетающимися прямо на ней, совсем не помогала сладить с дверью. В какой-то момент меня взяла досада: я такая высокая и сильная и не могу одолеть дурацкую входную дверь! Да ещё такую красивую! И когда я уже собралась повторить свои неисчислимые попытки победить непокорную дверь, рядом прощебетал спокойный женский голос и по-французски попросил меня немного отойти в сторону. Я отошла и осмотрелась. Изящная, миниатюрная француженка с легкостью повернула латунную ручку и, ловко нажав на неё определенным образом, открыла несговорчивую дверь. Придержав её для меня, девушка мило улыбнулась и пожелала мне хорошего дня. Я ответила ей тем же, сохраняя, тем не менее, своё недоумение при себе. «Виной всему парижский завтрак, точно! У меня просто не хватает мощностей! Этой француженке, наверное, одного кофе достаточно, и она порхает, как колибри, весь день!» – обиженно подумала я и зашла внутрь. Ну, да ладно, не хлебом единым, решила я, и бодро вошла в приемную школы.
Там стоял такой шум и гам, что я растерялась и замерла у порога. До уха моего доносились разноязычные восклицания, смех, непрерывный поток многонациональной речи, щедро приправленный шутками, смехом и непривычными жестами. Среди этого пестрого многоголосия я различила японский, немецкий, шведский, словацкий, английский и какие-то ещё неизвестные мне языки. Я словно попала в Вавилон во времена столпотворения, когда люди вдруг заговорили на разных языках, и всё вокруг смешалось и перепуталось. Но не успела я запаниковать, как в центр вестибюля вышла уже знакомая мне изящная девушка и принялась громко зачитывать фамилии и номера классов. Вокруг всё стихло, и через короткое время студенты небольшими группками послушно отправились в нужных им направлениях. Вскоре вестибюль опустел, и в нём оставались лишь я и совсем немного девушек и юношей. Распорядительница невозмутимо назвала и наши фамилии и одарила нас радостной улыбкой, помахав рукой на прощание. Надо же, а мне этот переполох казался совершенно неуправляемым! Но миниатюрная девушка во второй раз за утро доказала мне, что возможно всё, и при этом совсем необязательно сильно напрягаться!
В классе нас оказалось человек восемь. Все были из разных уголков земного шара. Отчего-то я почувствовала себя плывущей на ноевом ковчеге, но только без пары. Скоро к нам пришла наша учительница, и всё моё внимание сосредоточилось на ней, ведь упустить какое-то её слово для меня означало потеряться и не успеть за целыми предложениями! Учительницу звали Мари. Она была мечтательной шатенкой с бездонными голубыми глазами и загадочной улыбкой. И хотя одежда её была скорее типичной городской униформой, отрицающей отличия между мужчинами и женщинами, отчего-то джинсы и безразмерная толстовка совсем не портили Мари. Напротив, она излучала женственность и обаяние. «Как она это делает!? Голосом, взглядом, мягкими жестами, неторопливостью и беззаботностью, как!?» – лихорадочно думала я, пытаясь в кратчайшие сроки постигнуть тайну Мари. Но ничего не вышло, потому что она вдруг легко рассмеялась и раздала нам листочки с заданиями. Я погрузилась в чтение незнакомых мне слов и отвлеклась от учительницы на время. Когда через минуту я подняла глаза, Мари уже была тиха и задумчива. Она смотрела в окно, неотрывно следя за парящими над мостовой клёнами. Неожиданно дверь отворилась, и её нежный рот растянулся в очаровательной улыбке. В класс зашел высокий, худощавый мужчина в брюках и вязаной жилетке поверх рубашки. Он улыбался и, извиняясь, протянул Мари какие-то бумаги. Она легко кивнула ему, и он почти ликующе посмотрел на неё, а затем на нас, и произнес одну единственную фразу: «Кажется, я чувствую дыхание осени! Она ближе, чем мы думаем! Удачного дня, дорогие студенты!» После этой игры взглядов и столь романтичного высказывания я была несколько сбитой с толку и никак не могла сосредоточиться. Однако мне всё же пришлось, ведь язык был иностранным и не сосредоточься я как следует, вряд ли бы учеба моя увенчалась хоть какими-то успехами. А мне так хотелось впитать в себя столько французского за эти две недели, сколько я могу увезти с собой в Россию!
Когда занятия закончились, мне предстояло успеть перекусить и спешить в фонетическую лабораторию, как её называли французы, где я могла поработать над произношением. Желающих отбыть в этих направлениях, несмотря на факультативный характер предложенного нам, оказалось прилично. Сами посудите: стайка японских девушек, долговязый, сосредоточенный швед, троица громко смеющихся итальянцев, решительная дамочка из Бразилии и загадочный мужчина славянской внешности, не проронивший за весь день ни звука. Не сговариваясь, мы атаковали ближайшую буланжерию, то есть булочную, и скупили все круассаны с зеленью и сыром, а также утащили оттуда несколько литров «мягкого» кофе, который оказался обычным кофе с молоком и пенкой, сдобренной корицей, но в больших стаканах. Мы шли, грызли свои круассаны и оживленно болтали, запивая свои смешки и прибаутки мягким кофе. Было солнечно, до нас доносились ароматы шоколадного печенья из кондитерской на углу, и жизнь казалась прекрасной!
Она была тем прекраснее, что мы, несмотря на конкуренцию за право на наушники, были дружелюбны и честно пытались ухватить суть наших межнациональных особенностей. Швед почти не шутил, но смешно двигал бровями и отворачивался, когда к нему обращались по имени. Как потом выяснилось, никто во Франции ни разу не произнёс его имя правильно, и это его сильно удручало. Японские девочки слушали всех внимательно и дружно хихикали надо всем подряд, напоминая при этом звон серебряных колокольчиков на ветру. Позже оказалось, что они ничего не понимали, но поскольку молчать или говорить «нет» в их культуре было не принято, они старательно улыбались, смеялись и хихикали на разные лады, стараясь оставаться позитивными для своих собеседников до последнего. Итальянцы были самодостаточны и почти не говорили по-французски, но совершенно этого не стеснялись. Напротив, всякой встречной француженке старались сообщить, откуда они, и обратить на себя внимание всеми известными им способами. Ребята были готовы ходить на руках ради внимания! Интересно, зачем им был нужен Париж и изучение французского в школе? Зато дамочка из Бразилии, серьёзная, коренастая блондинка в очках, разрушала все стереотипы. Она старательно говорила только по-французски, на шутки не реагировала и демонстрировала колоссальную собранность. Благодаря ей наша большая, развеселая компания и пришла по нужному адресу к указанному в расписании времени. Загадочный мужчина заговорил лишь после занятий фонетикой. Он подошел ко мне и сказал на ломаном русском, как-то странно подмигивая:
– Приивет! Меня зовут Штефан, из Праги я. Ты одна здесь нормальна, пойдём пить кофе и всё такое?
Я была ошеломлена и не знала, как воспринять это приглашение – как комплимент или как оскорбление? Поэтому, подумав пару секунд, я ответила ему по-французски:
– В Париже только на французском! Спасибо, сегодня с меня достаточно кофе! А ещё у меня дела! До завтра!
Выпалив свой бесхитростный ответ, я унеслась прочь в неизвестном направлении. Причём, похоже и в этот раз мне самой это направление было неизвестно. О, боги, кто проектировал французские улицы!? Наверное, родственная душа Ивана Сусанина, ибо уйти от погони и затеряться можно было легко, а ещё без хлопот завезти нежеланных иностранцев в лабиринт узких улочек и бросить их там. Что ж, вот мне шанс потренировать мой французский с его носителями! Только я хотела спросить, выбирая между респектабельной пожилой дамой с волосами цвета земляничного мороженого и рассеянным парнем в наушниках, как услышала чей-то голос совсем близко:
– Мадемуазель, вы прекрасны! Скажите, кто вы и как вас зовут?
Определенно я скоро решу, что в Париже просто неприлично пройти мимо молодой женщины и не заговорить с нею! Может, обычай такой, а я не в курсе!? Обернувшись на голос, я лишилась дара речи. На меня изучающе смотрел африканец, одетый в чёрный кожаный костюм. Выбранный им тон и вежливость в разговоре со мной так контрастировали с его внешностью, что я чуть не подавилась кофе, который давно допила. Но его уже не было, поэтому я просто закашлялась, не находя иного выхода. Африканец нахмурился и предложил мне пастилку от кашля, но я замотала головой, потом он пытался сунуть мне совершенно новую бутылку воды, но я снова отказалась, а затем он стал мне объяснять, что он медбрат и сейчас окажет мне первую помощь, иначе я задохнусь. В этот момент я попросту не выдержала напряжения, ибо актриса из меня такая же, как из моего папы балерина, и расхохоталась во всё горло. Теперь я уже не могла успокоить свой настоящий смех, позабыв о мнимом кашле. Мои худшие опасения подтвердились, потому что смех нарастал, переходя в истерику, и, кажется, я собирала вокруг себя недоуменных и участливых французов. Заботливый африканец серьёзно объяснял им, что я подавилась, кашляла, а теперь смеюсь, и всё это нехорошие признаки, возможно, у меня даже бери-бери, его кузен так двое суток смеялся и умер прямо за столом! От его рассказов и кивающих французов мне совсе