Из-под мятого розового халата торчат волосатые лодыжки. На мгновение мне кажется, что Хозяин Боб готов всплакнуть от облегчения. Он тянется меня обнять, но я останавливаю его жестом.
— Все нормально, Боб. Держись подальше от букмекеров, ладно?
— ДА. БУКМЕКЕГЫ — ПЛОХО, — подтверждает Хозяин Боб, выразительно кивая.
Вернувшись в квартиру, я обнаруживаю, что Мисси оккупировала диван и поочередно смотрит три оставшихся канала и «снег» на остальных.
— У тебя нет кабельного! — Она в шоке, как будто только что узнала, что я каннибал.
— Нет, — говорю я.
— Почему ты не предупредила меня до того, как я переехала? — возмущается Мисси.
— До того как я тебя впустила, — уточняю я.
— Какая разница. Послушай, ты знаешь, где у тебя кабельная коробка?
Я пожимаю плечами и через минуту с удивлением наблюдаю, как Мисси, высунувшись в окно, определяет, откуда идет кабель, затем вытаскивает из своего багажа пассатижи и карабкается по пожарной лестнице на крышу. Через несколько минут у меня снова есть кабельное телевидение. И не только оно — еще НВО, «Синемакс» и «Шоутайм».
Мисси возвращается в квартиру, стряхивая пыль с брюк.
— У меня когда-то был парень-кабельщик, — поясняет она.
Контрабандное кабельное… Я потрясена. С одной стороны, повезло, с другой — как-то тревожно. Кто эта девчонка, которую я только что пустила к себе жить?
За весь день Мисси не трогается с места ни на дюйм, только просит принести ей из холодильника диетическую колу. Что она, яйца высиживает, что ли? Стоит мне подойти слишком близко — она начинает верещать, словно сойка.
Звонит телефон. Мисси хватает трубку прежде чем я успеваю подскочить.
— Алло? Джейн? Никакой Джейн здесь…
— Я — Джейн, — шиплю я.
— Джейн? Я думала, ты Джен, — пожимает плечами Мисси.
Это Стеф. Связь ужасная, как будто Стеф стоит посреди бара, забитого под завязку. Я ее практически не слышу.
— У Байка есть сингл Бейонс, — говорит Стеф. Во всяком случае, так это звучит.
Сколько я ни переспрашиваю, не могу разобрать ни слова.
— Алло, Стеф, ничего не слышу, давай перезвоню?
Я вешаю трубку и набираю ее номер, но попадаю на голосовую почту.
Телефон звонит снова.
Но это не Стеф. Это Кайл.
— Как дела? — спрашивает он. Интересно, самому не все равно или Тодд попросил его разведать?
Я вздыхаю.
— Если для тебя это важно, у меня все хорошо. Я чудом избежала выселения: взяла к себе соседку.
— Вот умница, — одобряет Кайл. — Надеюсь, эта продержится больше полугода.
— Что за намеки?
— С соседками у тебя беда. Одна из них чуть не подала на тебя в суд штата.
— Грубое преувеличение, — защищаюсь я. — Мэнди не собиралась подавать на меня в суд штата, только в суд мелких тяжб. За то, что я сломала ее видеомагнитофон.
— Так. А Карен?
— Карен была психически ненормальная, тут и обсуждать нечего.
— Но разве маниакально-депрессивный психоз у нее обнаружили до того, как она к тебе переехала? — намекает Кайл.
— Давай закроем тему, — предлагаю я. — Зачем ты на самом деле звонишь?
— Я подумал, не хочешь ли ты пойти на учебную экскурсию.
— Учебную экскурсию? — скептически переспрашиваю я.
— В Институт искусств. Я же знаю, как ты любишь Институт искусств.
Это правда. Я проводила бы там часы, даже дни, только при моем урезанном доходе входной билет мне не по карману.
— Моя адвокатская контора сегодня устраивает коктейль с импрессионистами, — поясняет он.
— Коктейли и искусство — две вещи, которые я люблю больше всего на свете.
Я воспрянула духом: наконец-то удастся выбраться из квартиры.
— Кто знает тебя лучше, чем я? — спрашивает Кайл.
Кайл стоит перед дверью в черном костюме и в одном из своих фирменных галстуков от «Берберри». В руках у него белые розы, на лице — широкая адвокатская улыбка.
— Ты, видать, без смокинга и дня прожить не можешь? — интересуюсь я.
— Добрый вечер, добрый вечер, мисс Макгрегор! — отвечает Кайл, пропуская мое замечание мимо ушей. — Ну надо же! Ты, оказывается, отлично выглядишь, когда примешь душ! И голову помыла — как приятно. Польщен, польщен.
Я показываю ему язык.
На самом деле я уже несколько недель не выглядела так хорошо. Я действительно приняла душ и не только вымыла волосы, но и тщательно уложила их феном. И даже — чудо из чудес — подкрасилась. И надела шпильки. И красное платье для коктейлей, выше колена. Теперь я меньше похожа на безработного дегенерата и больше — на светскую даму.
— Что там за урод приперся? — кричит Мисси со своего насеста на диване.
— Кайл, познакомься: моя соседка, Мисси. Мисси, это Кайл.
— «Берберри»? — спрашивает она у Кайла.
— Боюсь, что да, — отвечает тот.
— Такого стоит прибрать к рукам, — сообщает мне Мисси.
— Спасибо за совет, — говорю я.
— Кушай на здоровье, — отвечает Мисси.
Кайл поднимает брови; подозреваю, вся эта обзорная экскурсия — просто хитрый предлог, чтобы взглянуть на мою новую соседку.
— Это тебе, — Кайл вручает мне совершенно очаровательные белые розы. Настоящие, а не искусственные.
— Получается, я твоя девушка? — спрашиваю я.
Он смеется:
— Если хочешь.
— Смотри не стащи что-нибудь, пока меня нет, — предупреждаю я Мисси перед уходом. — Мой папа полицейский.
Это неправда, но Мисси не знает.
— Офигеть, — отвечает она.
Как я ни пытаюсь поддеть Кайла, он, к моему удивлению, не огрызается, не ставит меня на место и не подшучивает. Он ведет себя, как… м-м… отличный парень. Он такой милый и внимательный, что я не могу отыскать ни малейших следов сарказма. По правде говоря, он подозрительно похож на Спутника-моей-мечты.
Я ожидаю, что Кайл исчезнет, как только мы войдем в фойе между залами Моне и Ван Гога, где проводится вечеринка, но он держится рядом.
Комната полна юристов, которые расхаживают в смокингах и в строгих черных вечерних костюмах. Даже у женщин такие подплечники, что ими можно резать стекло.
Я пытаюсь сосредоточиться на искусстве. Похоже, кроме меня картины никого не интересуют. Все больше озабочены вином и обменом визитками.
Для развлечения воображаю, что я диктор и читаю текст к документальному фильму «Нэшнл джиогрэфик».
— Наблюдать за редким легалийским племенем в естественной среде его обитания — такой возможностью располагают немногие избранные ученые, — шепчу я в импровизированный микрофон (бокал с шампанским). — Посмотрите: для выживания низшим слоям приходится опираться на систему связей и знакомств. Обратите внимание на то, что племя тяготеет к черной одежде: это маскировка от хищников.
Кайл, видимо единственный в этом зале юрист с чувством юмора, смеется.
— Кайл! — кричит тучный блондин лет сорока пяти, бесцеремонно вклиниваясь в мой репортаж. Он хватает Кайла за руку и принимается бешено ее трясти. — Я хотел поздравить тебя с делом Кинселлы. Отличная работа! Отличная!
— Спасибо, Гэри, — отвечает Кайл. — Джейн, это Гэри Годхейм, один из старших партнеров нашей фирмы.
— Очень приятно. — Он берет меня за руку и бережно пожимает ее, словно лапку дрессированного пуделя. — Чем вы занимаетесь?
— Прыжками с парашютом, — с ходу выдумываю я.
— О?
В глазах Гэри вспыхивает интерес. Кайл тихонько сжимает мне локоть.
— Вообще-то это только хобби, — объясняю я, улыбаясь самой очаровательной и благовоспитанной улыбкой. — В данный момент я подыскиваю новую работу.
Гэри мгновенно теряет интерес.
Я где-то читала, что американцы, знакомясь, первым делом спрашивают: «Чем вы занимаетесь?» В Европе, где отдыхают по шесть недель в году, этот вопрос не задают ни в первую, ни во вторую, ни даже в третью очередь. Потому что в Европе твоя работа и твоя личность — не одно и то же. Там это две совершенно разные вещи, в отличие от Америки, где твои достоинства, твоя индивидуальность сводятся к названию профессии на визитке.
— А в какой области вы работаете?
— Исправительные меры наказания.
Гэри потрясен. Я выдерживаю такую долгую паузу, что Кайлу удается нарушить кровообращение в моей руке.
— Шутка, — поясняю я.
— Похоже, девушка у вас с огоньком, Бертон.
При слове «огонек» я сразу вспоминаю Майка. Гэри посылает мне одобрительную улыбку, глаза у него подозрительно поблескивают. Уверена, он уже представил, как я в общем душе женской тюрьмы шалю с блондинистыми, грудастыми заключенными.
— Это уж точно, — подтверждает Кайл, отпивая немного красного вина.
— Вы знакомы с моей женой Мишель? — спрашивает Гэри, глазами разыскивая ее в толпе.
Все жены собрались в углу — поровну пятидесяти-шестидесятилетних (первые жены) и двадцати-тридцатилетних (вторые или третьи). На каждой — платье с декольте и дорогие украшения; в сумме на их пальцах больше каратов, чем в бриллианте «Надежда».
Кайл и Гэри удаляются для личной беседы, оставив меня с Мишель.
— Очень приятно, — говорит Мишель, но руки не подает. В моем возрасте и при моей комплекции я представляю некоторую опасность. Забавно. Вряд ли она сочла бы меня опасной, если бы увидела сегодня утром — в очках и в нестираной пижаме. — Мы встречались?
— Не думаю.
— Вы ездите?
— Езжу? — переспрашиваю я.
— Верхом.
— По возможности нет.
— Ах, так? Мне показалось, я видела вас на конюшне.
— Извините, — говорю я, беру у проходящего мимо официанта бокал шампанского, осушаю его в три глотка и ставлю на стол рядом с ледяным лебедем.
Пробираюсь к «Американской готике»[7]. У фермера с вилами и его жены такой вид, будто их только что уволили. Я вижу, как им больно.
Кайл разговаривает с длинноногой брюнеткой, та ослепительно улыбается и трогает его за локоть, явно заигрывая. С Кайлом всегда так. Поэтому за год через его руки проходит больше девушек, чем через мои — банок арахисового масла.