Когда Кайл меня замечает, я вытягиваю губы трубочкой и посылаю ему воздушный поцелуй. Все-таки я еще не вышла из детства. Как ни странно, Кайл раскланивается с брюнеткой и идет ко мне.
— Очень смешно, — говорит он.
— Я старалась.
Мы оба разглядываем картину.
— У них такой вид, будто они только что узнали, что придется бросить свою ферму и работать в конторе, — замечает Кайл.
Я хрюкаю от смеха.
— Я тебе никогда не рассказывал, что меня однажды тоже сократили?
— Тебя? — удивляюсь я. Не могу представить, чтобы Кайл в галстуке от «Берберри» стоял в очереди безработных.
— Это было мое первое место после колледжа. В Нью-Йорке.
— Правда?
— Следующую работу я нашел только через полгода.
— А что ты делал все это время?
— Смотрел повторы «Зеленых просторов» и «Дней нашей жизни».
Я смеюсь: понимаю так, что он шутит.
— Этот Стефано редкостный козел, — серьезно говорит Кайл.
Я снова смеюсь.
— У тебя хороший смех, — сообщает он.
— Ты это к чему?
— Это я к тому, что у тебя хороший смех.
Я присматриваюсь к нему, пытаясь найти подвох.
— Расслабься, Джейн. Пусть тебе будет весело, — говорит он. — Вспомни, как ты веселилась раньше.
— Я попробую.
То ли шампанское на меня так действует, то ли мне действительно хорошо. Трудно сказать, в какой момент я перестаю удивляться, почему Кайл так мил со мной. В конце вечера он непременно хочет довести меня до дверей дома, для чего ему надо поставить машину на стоянку. В моем районе это совсем не просто.
Воздух возле моей двери насыщен электричеством, — может, из-за выпитого шампанского или из-за того, что Кайл дарит мне одну из своих намеренно неотразимых улыбок. Я миллион раз видела, как он сражает ничего не подозревающих женщин этой улыбкой. Она гипнотизирует их, а через шесть недель, когда Кайл произносит свое «Давай останемся друзьями», они недоумевают, как могли попасться?
— Не хочешь пригласить меня на кофе? — спрашивает Кайл все с той же улыбкой.
Я замечаю, что Кайл на самом деле очень привлекателен, если вам нравится классический тип. Он бы хорошо смотрелся в рекламе парфюмерии от Ральфа Лорена.
— Какая жалость, — вздыхаю я. — Женское внимание тебя испортило: тебе уже лень сочинить что-нибудь новенькое.
— Не понимаю, о чем ты, — отвечает он с притворным простодушием.
— Тебе прекрасно известно, что большинство женщин, бог знает почему, считают тебя симпатичным.
— М-м-м. — Кайл делает вид, что всерьез обдумывает эту мысль. — Может, я просто хорошо сохранился? — И после паузы добавляет: — Тогда почему… ну, сама знаешь.
Мне становится смешно.
— Не знаю.
— Почему ты никогда…
— Ну?
— Э-э… — смущается он, — не хотела со мной встречаться?
— Твоя самовлюбленность не знает границ, — со смехом сообщаю я. — Ты правда думаешь, что все женщины должны падать к твоим ногам?
— Только самые-самые шикарные!
Я смеюсь еще громче и в шутку толкаю его, от чего Кайл машет руками, словно мельница, и делает вид, что чуть не падает.
— Спокойной ночи, — говорю я, проскальзывая за дверь.
Иллинойсское отделение здравоохранения и социальных служб
Спрингфилд, IL 62781
Джейн Макгрегор
Кенмор-авеню, 3335
Чикаго, IL 60657
12 марта 2002 г.
Уважаемая миз Макгрегор!
Мы получили Ваше письмо с просьбой о предоставлении продовольственных талонов, но боимся, что Вам они не полагаются, несмотря на то что Вы (по Вашим словам) — «мать-одиночка всего оборудования в своей трехкомнатной квартире». Мы по достоинству оценили Ваше уверение, что, получив талоны, Вы не стали бы покупать на них «бухло или наркотики».
Однако при размере Вашего пособия по безработице и отсутствии иждивенцев (людей) — к сожалению, соседки, даже самые вредные, не считаются — мы вынуждены отклонить Вашу заявку на продовольственные талоны. Если у Вас возникнут вопросы, без промедления обращайтесь к нам.
С наилучшими пожеланиями,
Джейн Миллер,
младший социальный работник
Иллинойсского отделения здравоохранения и социальных служб.
7
Я полный банкрот.
На банковском счету у меня меньше десяти долларов, такую сумму мне не выдаст ни один банкомат, а поскольку за общение с кассиром мой банк берет пять долларов, я потеряю половину своих смехотворных сбережений, если пойду забирать их в кассе.
Положение безнадежное. Подошел срок двух обязательных платежей по кредитным карточкам, а электросеть только что прислала мне счет в розовом конверте.
— У тебя нет денег взаймы? — спрашиваю я Мисси.
Она сначала фыркает, а потом шипит, не отрывая глаз от телевизора:
— Я что, похожа на Банк Америки?
С моего дивана не сходит отпечаток ее задницы, и это лишь один из множества минусов жизни с Мисси. Она, например, утверждает, что у нее страшная аллергия на жидкость для мытья посуды, поэтому не притрагивается к грязным тарелкам в раковине. К своему грязному белью, кучей сваленному в коридоре, впрочем, тоже. От любых моющих средств, заявляет Мисси, у нее появляется крапивница, грозящая летальным исходом.
Странно, что это не мешает ей пользоваться моим шампунем.
— Я пошла, — говорю я.
— Скатертью дорожка, — отзывается Мисси.
За тридцать компакт-дисков в магазине подержанных дисков за углом мне дают десять долларов. Судя по всему, пик спроса на «Оинго Боинго» и «Дюран Дюран» позади.
Печальный день: несчастные десять баксов удваивают мое состояние. Но есть повод и для радости: теперь я могу скормить эти десять баксов банкомату и получить обратно все двадцать.
Моя следующая остановка — банк крови неподалеку от дома, где нужно ответить на анкету из ста вопросов, среди которых — «Занимались ли вы когда-нибудь сексом за деньги или за наркотики?» и «Принимали ли вы когда-нибудь наркотики посредством внутривенных инъекций или занимались ли сексом с человеком, который принимал наркотики посредством внутривенных инъекций?». Над вопросом «Занимались ли вы сексом с обезьяной/мартышкой/любым приматом с 1980 года?» я некоторое время раздумываю и чуть было не отвечаю «да», имея в виду Майка. Но потом решаю, что он больше похож на свинью, чем на мартышку.
Сажусь в кресло; молодая медсестра восемнадцать раз прокалывает меня иглой, прежде чем нащупывает «скользкую», по ее словам, вену. Когда емкость заполняется всего через несколько секунд, медсестра сообщает, что у меня крупные вены и поэтому кровь идет быстро.
Хотя бы один плюс у меня есть. Приятно сознавать, что в автокатастрофе я истеку кровью за каких-нибудь 8,2 секунды.
Только после того как у меня взяли столько крови, что хватило бы на серьезную операцию по пересадке органов, я узнаю, что донорам теперь не платят. В благодарность мне дают пакетик сока и маленькую пачку печенья.
Когда я возвращаюсь в квартиру, Мисси нигде не видно. Проверяю, на месте ли ценные вещи — жемчужное ожерелье от бабушки, телевизор и DVD-плеер, — но, кажется, ничего не пропало. К тому же ее коробки здесь, как и толстый бумажник ее дружка. Надо полагать, она еще вернется.
Воспользовавшись тишиной, приступаю к работе над диском для Рона — первое приятное занятие за весь день. Для меня нет ничего лучше концептуального искусства, где единственное ограничение — твои способности. Через полчаса я набросала гигантскую пробку для раковины и закрасила ее несколькими крупными мазками. Будь у меня работа, где я могла бы заниматься этим весь день, я бы чувствовала себя счастливой. Все, что мне нужно, — это работа, требующая чуть больше творчества, чем дизайн канцелярских каталогов.
Я решаю, что пора взглянуть на вакансии. Просматривать объявления в Интернете скучно и унизительно. Прокрутив сотни окон с результатами поиска, я преисполняюсь ненависти к себе. Глаза покраснели и болят. Я в обиде на родителей, у которых не хватило изобретательности придумать для себя что-нибудь доходное, типа чайных пакетиков или корректирующей жидкости. Я в обиде на счастливчиков, получивших в наследство дома вокруг стадиона «Ригли-филд», где можно сдать свою крышу под рекламу «Будвайзера» и жить припеваючи — только благодаря тому, что ты позволил пивной компании раскрасить верхнюю часть своего дома. Где мой меценат?! Где мой чек от Национального фонда искусств?! Где помощь от корпорации?!
Полная безнадега.
В отчаянии начинаю бомбить своими резюме все подряд: агент по продаже одежды, театральный билетер и собачий компаньон — хотя, согласитесь, эти должности значительно ниже моей квалификации.
Потом подаю заявление на тридцать вакансий, для которых моей квалификации явно недостаточно (включая место финансового директора у «Крайслера»). Как говорит Тодд, как узнать, что тебя не возьмут, если не бросить вызов?
Когда у тебя полно времени, можешь позволить себе роскошь тратить чужое.
Входная дверь распахивается; входит Мисси в шерстяном костюме, да еще и на каблуках.
— Ты была на собеседовании, — с упреком говорю я, показывая на прекрасно сидящий на ней черный блейзер.
Такое чувство, будто я застукала своего парня в постели со своей лучшей подругой. У меня пока не было даже телефонного собеседования, не говоря уже о таком, для которого требуется деловая одежда.
— Оказалось — туфта, — отвечает Мисси. — Там платят всего семьдесят. То есть это шаг назад.
— Семьдесят тысяч долларов? — выдыхаю я.
Мисси пожимает плечами:
— Это ниже меня.
Звонит телефон.
— Готова к пьянке? Я — да, — заявляет Стеф. — Мой мобильник сдох. Самолет опоздал. Конференция была омерзительная, а еще — есть серьезные новости, но лучше расскажу при встрече.
У меня двадцать долларов. Я внушаю себе, что на одну ночь этого хватит, — как в колледже, когда, порывшись в диванных подушках, наскребала достаточно мелочи на выпивку и чипсы с сыром.
— У меня тоже новости, — сообщаю я. — Ко мне переехала Мисси.