Интересно, что способность читать разум другого человека и способность понимать, что было в нашем собственном разуме в прошлом, развиваются как раз в возрасте от трех до пяти лет. «Наблюдается сильная корреляция между тем, что ребенок говорит о другом человеке, и тем, что он говорит о себе самом в прошлом», – говорит Гопник.
Барон-Коэн изучал детей с аутизмом, проводя похожие эксперименты, результаты которых были опубликованы в исследовании с провокационным названием «Дети с аутизмом «бихевиористы»?» Эксперименты были в основном направлены на проверку того, могут ли дети проводить различие между внешним видом объекта (похожего на яйцо) и его реальной природой (при прикосновении выяснялось, что это был камень, выглядевший как яйцо). В так называемом эксперименте «Внешность-Реальность» (В-Р) участвовали семнадцать детей с аутизмом, шестнадцать детей с умственными расстройствами и девятнадцать клинически нормальных детей (все уровня развития около четырех лет). Барон-Коэн утверждал, что эта способность различать видимость и реальность и есть тест на то, насколько дети осведомлены о своем ментальном состоянии.
Сначала детям показывали объект. Когда их спрашивали, что это, то все дети отвечали, что это яйцо. Затем детям давали прикоснуться к «яйцу», причем обнаруживалось, что оно сделано из камня. После того как дети тщательно осматривали и ощупывали объект, им задавали два вопроса: «На что это похоже?» и «Что это такое на самом деле?» Правильные ответы: «яйцо» (внешность) и «камень» (реальность).
Около 80 % типично развивающихся детей и детей с синдромом Дауна прошли такой тест успешно. Но только 35 % детей с аутизмом смогли отличить внешность от реальности: они совершали ошибку, говоря, что каменное яйцо выглядело как яйцо и на самом деле было яйцом. «Это доказывает, что только эти дети не имеют представления о различии между реальностью и видимостью, а также не осознают своего ментального состояния. В результате, когда воспринимаемая информация противоречит знанию человека о мире, ребенок с аутизмом оказывается не в состоянии отделить одно от другого, и воспринимаемая информация подавляет другие стороны объекта», – пишет Барон-Коэн. Мозг ребенка с аутизмом неспособен полностью утилизировать первичное знание, получив знания из новой информации – а это ключ к тому, как мозг «чинит» прогностический механизм.
Эти исследования говорят нам о многом. Те же механизмы мозга, которые помогают нам читать разум других людей, помогают нам познать наш собственный разум. Насколько важно иметь теорию разума для нашего чувства личности? Ута Фрит сказала мне: «Я считаю, что это ключевой момент».
Ключевой момент для определенного аспекта личности, по словам Фрит. Как мы уже знаем, личность может быть разделена на два аспекта: пререфлективное самосознание («Я» или «личность-субъект») и рефлективная часть («Меня» или «личность-объект»). Теория разума имеет отношение к личности-объекту. Никто не утверждает, что аутизм мешает ребенку быть субъектом жизненного опыта.
Если у детей с аутизмом повреждена теория разума – и, возможно, есть трудности с чтением своего собственного разума – как это сказывается на взрослых с аутизмом? Есть ли у них те же проблемы?
Для ответа на этот вопрос Фрит совместно с Расселом Херлбертом и Франческой Хаппе, ее бывшей докторанткой, а сейчас ведущим исследователем аутизма и теории разума, провели тест для взрослых с аутизмом.
Техника, разработанная Херлбертом, такова: испытуемому дают устройство со звуковым сигналом, которое срабатывает рандомно, и в этот момент испытуемый должен «заморозить содержимое своего сознания» и записать, о чем он думает. В исследовании принимали участие высокоорганизованные люди с диагнозом Аспергер, у всех хорошо развита речь, все они нормально коммуницируют. Испытуемым также дали бланки тестов на ложную уверенность. Вскрылась интересная корреляция между тем, как они прошли тест на ложную уверенность, и их способностью к интроспекции.
Двое испытуемых, Нельсон и Роберт, хорошо справившиеся с тестами на ложную уверенность, справились и с другой частью теста и смогли записать свои внутренние ощущения, хотя и описали скорее визуальные образы, а элементов в норме составляющих внутренние ощущения недоставало (под нормой, проявляющейся у людей, которых в сообществе аутистов называют «нейротипичными», подразумевается внутренняя речь и чувства).
Питер, третий испытуемый, не слишком хорошо справился с тестом на ложную уверенность, затруднения вызвала у него и интроспекция. «Ни в одном случае не было описано внутреннего опыта… Ни зрительных образов, ни внутренней речи, ни других черт внутреннего опыта, которые были у других испытуемых», – пишут исследователи.
Во время беседы с Фрит и Хаппе я вспомнил о Джеймсе Файи. Я спросил его, был ли он близок с сестрой. Он удивил меня, ответив: «Я не утверждаю, что так у всех людей с Аспергером, но что до меня, я не чувствую [эмоций] по отношению к людям. У меня нет внутренних чувств… У меня не бывает бабочек в животе. Сердце не колотится. Я люблю сестру, но, скорее, на сознательном уровне. Я осознаю любовь к ней, но не чувствую ее».
Как отреагировала его сестра, когда он сказал ей об этом? Я спросил. «Да нормально, – сказал Джеймс, – я сам удивился. Я думал, что для человека, который привык к эмоциональной связи с другими, это прозвучит неприятно и даже обидно. [Но] она постаралась понять. Возможно, живя со мной, она поняла, что моя эмоциональная связь с людьми отличается от ее».
Это необычное признание многое объясняет. Во-первых, Джеймс способен к интроспекции, но не так, как нейротипичные люди. Его личность-объект, например, не включает остро ощущаемых эмоций в отношении других, этот дефицит он восполняет развитой когнитивной способностью (вот почему некоторые люди с аутизмом, не справляясь в основном с тестом на ложную уверенность, все же иногда его успешно проходят). Но неспособность считывать без усилий эмоции людей обременительна, ему приходится компенсировать ее, уделяя пристальное внимание, скажем, языку тела и выражениям лица (то, что у нейротипичных людей выходит автоматически). Неудивительно, что социальное взаимодействие остается источником тревоги. «Компьютер у меня в голове перегружается, – говорит Джеймс, – сплошной стресс. Полчаса общения может выматывать так же, как три часа контрольной по математике».
В концепцию Фрит ситуация Джеймса вписывалась идеально. «Полностью автоматическая врожденная способность, которой нет при аутизме, но это не означает, что ее нельзя приобрести сознательно, усилием и обучением», – утверждает она.
Это подливает масла в огонь дискуссий по поводу того, как человек развивает теорию разума. Существует несколько направлений. Одна концепция заключается в том, что теория разума – это «теоретическая теория» – малопонятная фраза, которая означает, что мы имплицитно теоретизируем то, что происходит в разуме другого человека, используя несознательные когнитивные процессы. Другая концепция утверждает, что мы симулируем в своем разуме сценарий, чтобы понять разум другого человека; вы вроде как проходите игру оффлайн, как если бы это был разум другого человека, пытаясь прийти к какому-то умозаключению по поводу их ментального состояния. Еще есть точка зрения, что мы напрямую воспринимаем состояние других, выводы делаются быстро, процессы лежат за пределами сознания и входят в сознание как прямое восприятие.
Дефицит теории разума может быть также связан с другой характеристикой людей с аутизмом – дефицитом так называемых исполнительных функций, выражающийся в сложности при планировании последовательности действий, необходимых для достижения цели.
Сьюзан и Рой соотнесли проблемы Алекса с ежедневными задачами. «Двухлетний ребенок инстинктивно понимает, что, если вам нужно выйти на улицу, нужно проделать ряд вещей, например надеть носки и ботинки, куртку. Вы автоматические знаете, что вам все это нужно сделать до того, как переступить порог, – говорит Сьюзан. – Алексу об этом нужно напоминать. Каждый раз как первый. Для него это так и не вошло в привычку. Как, например, и то, что сначала надевают носки, а потом обувь, или сначала белье, а потом брюки».
Исследование продемонстрировали устойчивую корреляцию между сложностями с теорией разума и исполнительными функциями у детей с аутизмом. Аргументом в пользу этого является то, что люди с аутизмом испытывают трудности с доступом или представлением ментальных состояний, которые моделируют последовательность поведенческих навыков, еще не случившихся (таких как надевание носков, обуви и куртки), или же желаемой цели (полностью одеться перед выходом на улицу).
Это также подтверждает мнение о том, что теория разума – это не только о том, чтобы принимать ментальные состояния других людей, а еще и о том, как познать свой собственный разум и, следовательно, познать свою личность. И без озарений, пришедших благодаря изучению аутизма, мы бы и не начали интересоваться структурами мозга, отвечающими за теорию личности.
У взрослых целый набор областей мозга тесно связан с теорией разума: височно-теменное соединение (ВТС), прекунеус (ПК) и медиальная префронтальная кора (МФПК). Эти области мозга активируются, когда вы думаете о том, что думают другие. Ребекка Сакс изучала эти области мозга у детей от пяти до одиннадцати лет, когда как раз формируется и развивается теория разума. Выяснилось, что одни и те же области мозга у этих детей задействованы при выполнении заданий на теорию разума. Правое височно-теменное соединение (пВТС) сильнее связано с теорией разума у детей. Исследование Майкла Ломбардо из Кембриджского университета совместно с Саймоном Бароном-Коэном и другими показало, что пВТС функционально специализируется на отображении ментальных состояний, и эта специализация повреждена у людей с аутизмом, так что чем сильнее степень повреждения, тем сложнее социальные отношения.
Ломбардо и его коллеги выявили другую проблемную область мозга при аутизме: вентромедиальная префронтальная кора (вМПФК). Испытуемые были как нейротипичными, так и с аутизмом, им задавали вопросы, направленные на то, чтобы выяснить ментальные характеристики – их самих или британской королевы: «Насколько важно