для вас вести дневник?» и «Насколько для британской королевы важно вести дневник?». Нейротипичные испытуемые использовали вМПФК чаще в заданиях, относящихся к ним самим, чем в заданиях, относящихся к королеве. В отличие от людей с аутизмом: «Вентромедиальная префронтальная кора при аутизме воспринимает личность и других людей равно».
То же исследование обнаружило другую интересную связь: при аутизме связь между в МПФК и областями мозга, задействованным в базовых представлениях о теле, включая вентральную премоторную и соматосенсорную кору, снижена. Сопоставив это с тем фактом, что правое ВТС (как мы видели, эта область связана с теорией разума) связано с картами тела, и возникает новый взгляд на аутизм. Многие ученые всерьез говорят о том, что аутизм может быть причиной неспособности нормально воспринимать свое тело и сенсорные стимулы, которые оно получает. Это разрушает чувство телесной личности, может напрямую воздействовать на обработку ощущений и влиять на такие сложные процессы, как теория разума.
Рой все не может забыть об одном случае в тот день, когда Алекс пошел в первый класс. Алекс сидел за партой с одной девочкой, которую знал еще до школы. Учитель раздал детям мелки и предложил порисовать. Девочка нарисовала красивую бабочку. «Очень крутую бабочку», – сказал Рой. А вот Алекс, по словам Роя, смог изобразить какую-то «непонятную ерунду». «Это далеко не то, чего ожидают от первоклассника».
Не следует думать, что Рой требовательный и строгий родитель. У Алекса всегда были трудности с рисованием, как в плане моторики, так и в плане осмысленного рисования. Когда он писал карандашом, то не нажимал достаточно сильно на бумагу. Трудотерапевт Алекса часами учила его рисовать человека. У Алекса выходили палочкообразные фигуры, хотя терапевт объяснила, что шея не палка, у нее есть ширина, а руки – это не просто линии, которые оканчиваются точками, у них есть ладони и пальцы. «Его рисунки были очень примитивны», – сказала Сьюзан. Даже сейчас, спустя много лет, если попросить Алекса нарисовать человека, руки будут оканчиваться кружками с кружками поменьше, обозначающими пальцы. «Этому он так и не научился», – говорит Рой.
Дэвид Коэн может рассказать многое о неспособности детей с аутизмом верно изображать тело человека. Когда я познакомился с Коэном, главой отделения детской и подростковой психиатрии в больнице Питье-Сальпетриер в Париже осенью 2011 года, он пожинал плоды статьи, появившейся в британском журнале Lancet в 2007 году и посвященной традиционной французской практике le packing, или обертыванию. Ребенка обертывают с ног до головы в холодные мокрые простыни, оставляя только голову. После ребенка заворачивают в сухое одеяло, чтобы согреть. Каждый сеанс длится около часа, а терапия может включать многочисленные сеансы. Le packing использовали во Франции для дополнительной терапии, успокаивающей детей с тяжелыми формами аутизма и склонностью к самоповреждению. В Lancet были иллюстрации с фотографиями Шапель де ла Сальпетриер, знаменитого места в Париже, рядом со входом в больницу, что связало обертывания с именем Коэна, хотя история вообще не касалась его госпиталя (на тот момент Коэн еще не опубликовал ни одной работы об обертывании). Те, кто нашел эту практику жестокой и варварской, направили свой гнев на Коэна. Еще больше дурной славы принесло письмо редактору Журнала Американской академии детской и подростковой психиатрии» (Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry), в котором ряд выдающихся исследователей аутизма признали данную терапию неэтичной.
Но Коэн выступает за обертывание. Он указал мне, как и ранее в статьях, опубликованных после скандальной публикации в Lancet, на то, что ребенок находится во время процедуры под наблюдением psychomotricien (то есть специалиста по психомоторным расстройствам), и его держат два человека.
Одному из пациентов Коэна, Джону, поставили диагноз «первазивное расстройство развития». Его госпитализировали в кататоническом состоянии. Принимая во внимание серьезность состояния, ему собирались назначить ЭСТ (электросудорожную терапию), но родители Джона не дали согласия. Они предпочли обертывание в сочетании с медикаментами (бензодиазепин и прозак). Состояние Джона улучшилось во время этой комбинированной терапии, он даже согласился порисовать после одного из сеансов обертывания. Рисунки показали нечто любопытное. После второго сеанса Джон писал буквы и слова. После двенадцатой в рисунках появились намеки на тело: Джон нарисовал руку. Он нарисовал палочко-образную фигуру после шестнадцатой сессии и чуть более реалистичную после двадцать третьей. Как будто сеансы обертывания сближают Джона с его телом.
Коэн считает, что кататония у Джона и некоторые сенсорно-моторные расстройства при аутизме являются последствиями неспособности мозга правильно интегрировать различные чувства. Идея заключается в том, что мозг совмещает различные чувства, внешние и внутренние, такие как тактильные, зрительные, вестибулярные, проприоцептивные, чтобы создать телесное восприятие (чувство тела как сущности, телесную личность), которое становится затем основой обучения и поведения. Любое расстройство этого мультисенсорного единства не просто разрушает восприятие стимулов и тела, но и имеет поведенческие и когнитивные последствия.
Обертывания помогают перенастроить чувства, соединяя «тело с чувством тела» и «перезапуская осознание ребенком границ тела». Говоря на языке личности, обертывание помогает личности-субъекту сформировать чистое восприятие телесной личности, базовой составляющей личности-объекта.
Я спросил Сьюзан, как она к такому относится, учитывая ее опыт с Алексом. Она думает, что да. «Я считаю, что сложности Алекса с пониманием своего тела по отношению к его физическому окружению вызвали задержки в языковом развитии, в способности к самоорганизации, трудности в том, что касается творчества, воображения и социализации, – говорит Сьюзан. – Он изображал на рисунках человеческое тело так примитивно, потому что, возможно, не полностью чувствовал свои конечности».
Последствия проблем сенсорной интеграции, таким образом, могут вызывать также недостаток теории разума у детей с аутизмом. «Да, эта проблема у них есть. Разве у вас не было бы такой проблемы, если бы вы не чувствовали своего тела?» – такой риторический вопрос задала мне Элизабет Торрес, когнитивный психолог и специалист в вычислительной нейробиологии из Ратгерского университета.
Торрес выказывает нетерпение по поводу статус-кво, когда говорит об аутизме. По ее мнению, практика диагностики аутизма путем наблюдения и каталогизации поведенческих аберраций, «основанная на клинических наблюдениях с возрастающими критериями», не работает. Согласно Торрес, поведенческие расстройства, наблюдаемые у пациентов с аутизмом, являются результатом нестабильного восприятия тела. Все просто.
«Люди рассуждают о поведении в очень бестелесной манере, – говорит Торрес, – как будто это что-то эзотерическое, но поведение – это комбинация движений, непрерывная, как поток. Движения [в свою очередь], есть комбинация того, что мы совершаем с определенной целью, и того, что мы делаем, даже не подозревая об этом».
Значит, возможно увидеть в движениях детей с аутизмом намеки на глубинные проблемы? Торрес считает, что да.
Ее уверенность основана на измерениях движений детей с расстройствами аутического спектра. Торрес искала то, что она называет микродвижениями: едва видимые колебания в наших движениях. Например, если вы хотите дотронуться рукой до некой точки на экране, в определенный момент t после начала движения она достигнет пика движения v, а затем замедлится и остановится на экране. T и v – примеры параметров, которые описывают движение руки. Интересно, что у этих параметров есть крошечные вариации, или, по Торрес, микродвижения. Если вы дотронетесь до экрана сто раз, значения v и t каждый раз будут несколько меняться. Эти вариации параметров, описывающих наши движения, и значения, в пределах которых они колеблются, индивидуальны для каждого человека. Торрес утверждает, что эта вариативность микродвижений является чем-то вроде сенсорного ввода с периферии тела к центральной нервной системе.
Эта концепция восходит к работе Эриха фон Хольста и Хорста Миттельштедта, опубликованной в 1950 году. В контексте шизофрении мы наблюдали, как мозг копирует моторные команды, прогнозирует сенсорные последствия этих команд и сравнивает их с реальными ощущениями, чтобы сгенерировать чувство личной инициативы. Значит, мозгу приходится полагаться на отчет об ошибках от тела. Откуда точно исходит эта обратная связь? «Отчет об ошибке может исходить от кинестетических рецепторов в суставах, сухожилиях, чувствительных мышечных веретен. Сигналы от этих рецепторов могут определять, соответствует ли позиция руки в конкретный момент позиции, заявленной в моторной команде (эфферентной копии)… Ее использование предполагает выученную ассоциацию между моторной командой и кинестетическим сигналом».
Мозг использует кинестетические сигналы, чтобы построить устойчивое восприятие тела или внутреннюю модель тела, так чтобы оно могло эффективно выполнять моторные команды и верно прогнозировать последствия их выполнения. Это означает, что микродвижения несут важную информацию, как отношение сигнал/шум.
Когда Торрес изучила вариации этих микродвижений у детей с разными способностями и разного возраста, она обнаружила нечто интересное.
Соотношение сигнал/шум усиливается с возрастом. В возрасте трех-четырех лет типично развивающиеся дети имеют очень «шумные» кинестетические отчеты об ошибках. В возрасте четырех-пяти лет уровень шума сигналов снижается. У взрослых эти кинестетические сигналы надежны и предсказуемы. Однако аутизм влияет на эти изменения. Обратная связь от микродвижений крайне шумная, как в детском, так и во взрослом возрасте. Если мозг, как мы предполагаем, работает с внутренними моделями тела, тогда такие сигналы не помогают обновлять эти модели. Они предоставляют край