ровалось на монитор, закрепленный на моей голове. Поэтому я тоже видел живот и руки манекена. Арвид Гутерстам, эксперт по резиновым рукам, снова проводил манипуляции: двумя кисточками он дотрагивался одновременно до моего живота и рук и до живота и рук манекена. Когда он дотрагивался до живота, ничего особенного не происходило (уже кое-что для моего мозга, который так легко провести), но спустя пару мгновений, когда он дотрагивался до моих пальцев, я ощущал прикосновение к пальцам манекена. Я идентифицировал пальцы манекена как свои собственные, хоть и не весь манекен как свое тело.
Хенрик Эрссон и его команда проводили похожий эксперимент под сканером, и испытуемые говорили, что принимали манекен за свое тело. Сканирование показало, что активность вентральной премоторной коры в обоих полушариях, а также активность левой внутритеменной коры и левой скорлупы была связана с ощущениями обладания телом, самая сильная корреляция наблюдалась в вентральной премоторной коре. Исследования макак показали, что нейроны в этих областях также объединяют зрение, осязание и проприоцепцию.
Из этих исследований понятно, что аспекты нашего чувства личности, которые мы принимаем как должное, чувство обладания телом, чувство расположения этого тела и даже точки обзора личности могут быть нарушены даже у здоровых людей.
Становится также ясно, что локация личности, самоидентификация, обзор от первого лица – результаты объединения разными мозговыми областями разных ощущений – осязательных, зрительных, проприоцептивных и вестибулярных, конструирующих данные аспекты личности. Например, в лабораторной версии иллюзии Эрссона можно было манипулировать чувством обладания телом и определить соответствующие мозговые области (в основном это была вентральная премоторная кора). Лабораторная версия Бланке была связана с обзором и расположением, что отчасти объясняет, почему активность была зафиксирована в другой области мозга – ВТС.
Неважно, впрочем, в каких точно областях мозга это происходит, главное то, что атрибуты расположения личности, самоидентификации, обзора от первого лица конструируются мозгом. Мозг создает точку отсчета с центром в теле, и все, что мы воспринимаем, привязано к этой точке отсчета.
Итак, речь идет об объединении различных внешних ощущений с ощущениями, говорящими мозгу об ориентации тела в пространстве и расположении частей тела. Но есть и другой важный источник ощущений – то, что мы обычно не осознаем, – сигналы изнутри тела, особенно от внутренних органов (например, сердцебиение, давление, состояние пищеварительной системы). Мы наблюдали в других главах, как эти внутренние ощущения связаны с эмоциями и чувствами и как неполадки в этой связи могут вызывать деперсонализацию и ощущение отчуждения от своего тела. Оказывается, чтобы прикрепить личность к телу, мозгу нужно объединить сигналы изнутри тела с внешними ощущениями, а также с ощущениями положения в пространстве и равновесия. Когда что-то не так с областями мозга, объединяющими эти сигналы, результатом может оказаться не только внетелесный опыт. Например, это может привести к эффекту доппельгангера, который испытал Эшвин, сидя в машине, и который заставил пациента Бруггера выпрыгнуть из окна четвертого этажа.
Самый удивительный аспект эффекта доппельгангера – сильные эмоции. Из всего, что я читал, самым эмоциональным был опыт Криса: его двойник общался с его братом, недавно погибшим от СПИДа.
Крис вырос в районе залива Сан-Франциско. Он был на семь лет старше своего брата Дэвида. Детьми Крис и Дэвид частенько дрались, «как и все братья». Пока Крис не переехал из родительского дома, братья и не подозревали, что будут так сильно скучать друг по другу. В последующие десять лет они очень сблизились. Между ними была химия как в кино; они были как «Мартин и Льюис в одной семье», Дэвид был Джерри Льюисом, а его старший брат – Дином Мартином[25]. Они вечно подкалывали друг друга. Вечно заключали бредовые пари. Один раз Дэвид поспорил, что съест килограммовую головку чеддера в один присест – вся семья собралась за кухонным столом поглядеть, как Дэвид запихивает в себя сыр, истерически смеясь и плюясь сырными крошками.
Они безжалостно разыгрывали друг друга. Крис вспоминает, как однажды довел-таки Дэвида. Дэвид, который в ту пору носил дреды, сидел и смотрел телевизор. Крис чинил водонагреватель во дворе и вдруг заметил елгарию, большую ящерицу, типичную обитательницу Калифорнии. Крис поймал ящерицу и посадил в карман. Придя домой, он незаметно прошмыгнул за спиной Дэвида и сунул ящерицу ему в дреды.
Дэвид знал, что Крис что-то замышляет, но такое ему и в голову не пришло бы. «Ящерица решила спуститься. Она пробежала по его голове, по лицу и прыгнула на грудь. Мой брат заорал и подскочил, – рассказывал Крис. – Клянусь, он прямо-таки взлетел на полметра вверх! Он бегал по комнате и орал». Когда Дэвид понял, в чем дело, он тоже стал смеяться, а потом все провели незабываемые сорок пять минут в поисках ящерицы. Они, кстати, ее так и не нашли.
Когда Дэвиду исполнилось шестнадцать, он попросился к Крису на выходные. Это было на него не похоже, и Крис понял, что что-то случилось, у него даже были кое-какие подозрения. Ближе к концу своего визита Дэвид, заметно нервничая, сказал: «Крис, мне надо тебе кое-что сказать». Крис высказал готовность слушать.
«Я гей», – сказал Дэвид.
«Да ладно, я знаю», – ответил Крис.
«Что? Ты знаешь?»
«Я это знаю с тех пор, как тебе исполнилось девять, братишка. Как я мог этого не знать?» – сказал Крис.
В конце концов Дэвид открылся родителям, они были в шоке, особенно мама. Крис яростно защищал его, спрашивал, есть ли для них разница между ним, «правильным сыном», и Дэвидом. «Это их сильно покоробило», – рассказал мне Крис. Но вскоре семья воссоединилась.
Несколько лет спустя Дэвид сказал Крису, что заразился ВИЧ. «Он связался с тусовкой в Сан-Франциско, – рассказывал Крис. – Сами знаете, что могло происходить в Сан-Франциско в конце 70-х – начале 80-х». Тогда началась эпидемия ВИЧ/СПИДа, лекарства против ВИЧ были неэффективны. Дэвид знал, что умирает, и попросил Криса написать речь для его похорон.
«Ты не можешь умереть. Я же останусь один, – говорил ему Крис. – У Мартина не будет Льюиса». Даже сейчас, спустя десятилетия, голос Криса дрожит, когда он рассказывает об этом; он не в силах сдержать свою скорбь.
Дэвид умер в окружении родных. Крис и его отец держали речь на похоронах: отец говорил очень серьезно, а Крис рассказывал истории в духе Мартина и Льюиса. По желанию Дэвида на похоронах волынщик в килте играл «Великую благодать» до самого конца погребальной службы.
Два месяца спустя как-то ранним утром Крис проснулся. Он встал с постели, дошел до шкафа. Он потянулся, обернулся и испытал самый страшный кошмар в своей жизни.
«Меня как током ударило, – вспоминает Крис, – потому что я все еще лежал в постели и спал. Я видел совершенно ясно, что это был я. Моей первой мыслью было, что я умер. Я умер, и вот она, загробная жизнь. Я задыхался. Голова у меня кружилась».
И тут раздался телефонный звонок.
«Я не знаю почему, но я снял трубку и сказал: «Алло!». Это был Дэвид. Я его сразу узнал. Я был ошеломлен, и в то же время я очень обрадовался». Но Дэвид не мог долго говорить. «Он сказал мне, что у него мало времени и он просто хотел сообщить, что у него все хорошо, передал привет семье и повесил трубку», – рассказывает Крис.
«А затем было такое мерзкое ощущение, – рассказывает Крис, всхлипывая, – как будто меня потащили и швырнули обратно в кровать, кинули в меня самого». Он проснулся с криком. Его жена Соня, спавшая рядом, тут же проснулась и обнаружила его в истерике.
«Я был в ужасе, весь трясся, весь был в холодном поту, мое сердце бешено колотилось», – рассказывает Крис.
Крис был воспитан в духе рационализма. Его отец известный ученый. Воспитание Криса шло вразрез с подобным опытом. «Мое сердце подсказывало мне, что это весточка от Дэвида, что он хочет сказать мне, что с ним все хорошо. Я верил, что он как-то общается со мной с того света, – говорил Крис. – Но мой интеллект подсказывал мне, что верить в это глупо. Но доводы рассудка здесь бессильны, все было настолько реально».
То, что испытал Крис, было крайним проявлением эффекта Доппельгангера, в неврологии это явление также называют аутоскопией (или хеаутускопией). Она отличается от внетелесного опыта.
При внетелесном опыте личность, или центр осознанности, оказывается оторванной от физического тела. Личность идентифицирует себя с другим расположением в пространстве и другим обзором. Физическое тело обычно воспринимается как безжизненное.
При аутоскопии вы видите иллюзорное тело, а ваш центр осознанности может переключаться из физического тела в иллюзорное и обратно – локация личности и самоидентификация приобретают некий объем в пространстве, и этот объем сконцентрирован либо в физическом, либо в иллюзорном теле. Так же переключается и точка обзора. В случае Криса он был в иллюзорном теле, а затем вернулся в свое физическое тело. Но в других случаях, как было с молодым пациентом Бруггера, переключение может происходить много раз в течение галлюцинации.
Другие важные составляющие аутоскопии – наличие сильных эмоций и активность сенсорно-моторной системы. «Обычно двойник двигается, происходит взаимодействие, обмен эмоциями, мыслями, это и создает ощущение доппельгангера», – говорит невролог Лукас Хайдрих, с которым я познакомился в Лозанне.
Чтобы понять различия нейронной активности в ситуации, когда вы просто видите двойника, оставаясь при этом в физическом теле, и ситуации, когда вы взаимодействуете с двойником и ваша точка обзора переключается на него, Хайдрих и Бланке решили исследовать пациентов с повреждениями мозга, также испытавшими феномен аутоскопии. В 2013 году они опубликовали результаты самого масштабного на тот момент исследования подобного рода.