Большие припадки у Альберика продолжались, в основном ночью, их признаки были заметны на следующее утро: он выглядел крайне уставшим, а иногда у него был прокушен язык. У него также начались припадки слабее, во время которых он оставался в сознании. Это ощущалось совсем по-другому. Триггером обычно становилось нечто приятное, например – не слишком неожиданно для фермера – вид трактора в сезон сбора урожая. Природа также оказывала на него действие. Временами ему казалось, что коровы говорят с ним, как раз перед припадком. Сами припадки были также приятны. «Он однажды сказал, что эти припадки для него как наркотик, – рассказала Катрин, – когда их нет, он ждет их. Он думает, что никогда [не сможет] жить без них».
К сожалению, Альберик продолжал страдать и от «отсутствий». Однажды такое случилось, когда он работал помощником на ферме. Он встал в четыре утра и отправился в дом к хозяину – в одном нижнем белье. Хозяин спросил: «Ты что тут делаешь?» И Альберик ушел. Вскоре хозяин заметил свет в сарае и пошел посмотреть, что там творится. Он обнаружил босого Альберика, забирающегося на кабину комбайна. Машина была заведена. Альберик ничего не помнит.
Примерно в возрасте семнадцати лет он стал пациентом Пикар. МРТ сканирование показало доброкачественную опухоль в правой височной доле. Когда я встретился с Пикар в Женеве в марте 2013 года, она показала мне кабинет, где проходило обследование Альберика во время одного из припадков. Техник сидел в комнате с мониторами, на которые транслировались ЭЭГ сигналы пациентов в каждой из четырех комнат. Каждый экран был заполнен рядами закорючек – сигналы от ЭЭГ электродов. Они были похожи на отметки сейсмографа. Лишь опытный невролог или техник способен распознать почерк припадка. Например, фокальный припадок выглядит как пики в одном электроде или в группе электродов, расположенных рядом. Также на каждом мониторе транслировалось видео с камеры, направленной на пациента, лежащего на койке с ЭЭГ шлемом на голове. Альберик был в одной из таких комнат во время восьмидесятисекундного припадка. ЭЭГ показало, что припадок начался в передней височной доле. Перед началом припадка Альберику ввели индикатор. Последовавшее исследование ОФЭКТ показало, что припадок вызвал приток крови (активность) в правом островке, что также близко к опухоли. Нейрохирурги провели операцию и удалили эту опухоль.
До операции Альберику нужно было посетить психиатра из-за опасности развития депрессии после хирургического вмешательства. Альберика не испугала перспектива депрессии, он сказал тогда: «Да ничего; если будут проблемы – бабах!» Иными словами, всегда можно свести счеты с жизнью при помощи пушки, если что-то пойдет не так. Он так шутил, конечно. «Они были в шоке», – вспоминает Катрин. Но она знала, что ее сын имеет в виду, и объяснила, что парень пошутил. «Я сама смеялась. У нас на ферме это нормально: если корова негодная, ее пристрелят. На ферме абсолютно нормально говорить об этом. Когда живешь на природе, такое видишь каждый день».
После операции состояние Альберика улучшилось на какое-то время, но вернулись более тяжелые припадки по ночам. Припадки могут быть опасны, если он работает на ферме, управляет трактором или комбайном. Семья отреагировала на эту ситуацию по-житейски. Они хотят завести собаку, которая сможет предупреждать Альберика о надвигающемся припадке. И его можно было бы прооперировать повторно. «Ему придется с этим жить, – говорит Катрин. – Мы всегда будем рядом, по-другому и быть не может».
Увы, та сторона эпилепсии, которой он так дорожил – экстатические припадки, – исчезла после операции. В тот период, когда Альберик проходил обследования, догадка Пикар о роли островка в возникновении экстатических припадков получила обоснование. То, что рассказал Альберик, подтвердило описания Закари Эрнста. Что-то в экстатических припадках меняет самосознание человека и его отношение к миру. Пикар описала это в отчете о диагнозе Альберика: «Он ощущал глубинное осознание ситуаций или диалогов, внезапное просветление. Как будто он ясно осознал сущность всего, особенно если ему случалось беседовать с людьми. Он схватывал все на лету. Все вокруг внезапно обретало самодостаточность, предсказуемость (не в смысле знания будущего)».
И вновь мы наблюдаем черты мистического опыта: замедление времени, гиперосознанность окружающего мира, чувство уверенности в том, что все в мире устроено провидением. В Женеве я встретил другую пациентку Пикар, архитектора сорока одного года из Испании, и вот что она рассказала о своем опыте: «Вы просто чувствуете энергию, ощущаете все сразу. Вы во всем, что вас окружает, вы в потоке. Вы забываете свое “я”».
Пикар видит здесь парадокс: припадки одновременно приносят чрезмерное самосознание, при этом стирая границы между личностью и миром. Это то самое состояние, о котором писал Достоевский – единение со всем.
Во время нашей беседы в марте 2013 года Пикар сказала, что уверена, что именно островок играет решающую роль в эти необычных ощущениях. «Я все больше убеждаюсь, что всему виной островок, – говорит она, – но у меня нет доказательств». Единственное подтверждение, которое у нее было, – это изображения с ОФЭКТ исследований, но они недостаточно точные, чтобы определить точечно область мозга, задействованную при приступе. Припадок – это динамический, быстро развивающийся нервный процесс, а индикатору нужно до тридцати секунд, чтобы «закрепиться» в мозге – серьезная задержка, из-за которой изображение может быть неточным. Похоже на то, как если бы вы фотографировали быстро движущийся автомобиль, но скорость затвора вашей камеры слишком мала. Пикар нужно было однозначное доказательство.
На следующий день она получила сообщение о подобном исследовании. Я был у нее в офисе, когда она получила электронное письмо от Фабриче Бартоломеи, невролога из больницы Тимон в Марселе (Франция). Команда хирургов под руководством Бартоломеи вживила электроды в мозг молодой женщины, страдающей от экстатических припадков. Он писал: «Мы исследовали пациентку… Стимуляция переднего островка провоцирует приятные ощущения типа парения и расслабления».
Пикар ответила кратко: «Я просто счастлива!»
Связь между экстатической эпилепсией и гипотезой Бада Крейга о том, что островок является вместилищем чувствующей личности, только что получила подтверждение.
«Я не верю, что в мозге есть место мистике, – сказал Крейг в интервью в октябре 2009 в Швеции. – Когда Рене Декарт приехал в Швецию триста лет назад и сообщил миру, что человек знает, что он существует, потому что мыслит… он как бы оставил наш мозг где-то в метафизическом пространстве, но мозг все же является частью нашего тела, потому что мы так устроены. Мы являемся биологическими организмами, и наш мозг неустанно заботится о нашем теле».
Как мы уже знаем, мозг заботится о теле при помощи процесса гомеостаза, который заключается в том, чтобы поддерживать физиологию тела в оптимальном состоянии, вопреки условиям внешней среды. Детальное исследование одного из нейронных путей гомеостаза (связанного с терморегуляцией) привело Крейга к переднему островку.
В том же интервью в Швеции Крейг упомянул парадокс, который смущал его еще в 1970-х, когда он был студентом. Книги по нейробиологии, которые он читал, описывали, как боль и температура представлены в соматосенсорной коре – части мозга, отвечающей за тактильные ощущения. Как мы знаем из третьей главы, соматосенсорная кора была обнаружена в середине XX века Уайлдером Пенфилдом, который доказал связь между кортикальными областями и тактильными ощущениями в различных частях тела: стимуляция определенной части соматосенсорной коры вызывала у испытуемого ощущение прикосновения к определенной части тела. Но не боль и не температуру. «Стимуляция соматосенсорной коры почти никогда не вызывает боли или ощущения повышенной температуры, и повреждения соматосенсорной коры не влияют на них, – говорит Крейг в интервью. – Я не понимал, почему в учебниках есть подобные противоречия. Конечно, я сдал все экзамены по этим учебникам». Но вопрос остался открытым: где же в мозге находится область, отвечающая за боль и температуру?
Будучи нейроанатомом, Крейг заинтересовался этой проблемой. У него были ключи к разгадке. Во-первых, существует любопытная иллюзия, демонстрируемая во всех естественно-научных музеях мира, под названием «гриль» (ее открыл в 1896 году один шведский врач). Гриль, как следует из названия, это прибор из металлических решеток, либо нагретых, либо холодных. Ни нагрев, ни охлаждение решеток не выходят за пределы, которые могут быть болезненными. Тем не менее, если положить руку на гриль, вы почувствуете боль, как от ожога. «Этот эксперимент демонстрирует фундаментальную черты организации нервной системы – в этом случае взаимодействие между ощущениями температуры и боли», – пишет Крейг.
В середине 1990-х Крейг и его коллеги использовали ПЭТ сканирование для исследования мозга пациентов во время иллюзии гриля: испытуемые дотрагивались до горячих частей гриля и чувствовали обжигающую боль. Испытуемых также обследовали, когда они дотрагивались до холодных и горячих частей гриля по очереди, не чувствуя боли. Выводы были соответствующими: ощущение боли связано с активностью передней коры поясной извилины (ПКПИ), в то время как средний и передний островок активировались все время (независимо о того, были ли стимулы болезненными или нет).
В последовательных исследованиях с использованием ПЭТ сканирований Крейг показал, что задний островок отвечает за объективное восприятие температуры, а активность переднего островка связана с субъективным восприятием. И эта разница имеет ключевое значение. Например, вы выпьете стакан холодной воды. С точки зрения результатов, полученных Крейгом, задний островок предоставит вам объективные данные о реальной температуре воды, но в зависимости от того, выпьете ли вы воду в жаркий день или в промозглую погоду, ваши субъективные ощущения будут различны: от крайне приятных ощущений до, скажем, нежелательных. Эти субъективные ощущения передаются нам передним островком. Иллюзия с грилем показывает, что, когда ощущение колеблется от просто приятного или неприятного до резкого температурного шока (на который телу нужно реагировать), активируются как задний островок, так и ПКПИ.