Это привело Крейга к мысли, что чувство является не только восприятием телесного состояния; оно также включает мотивацию для реагирования на него. Как говорит Крейг, «активация ПКПИ связана с мотивацией, а активация островка связана с чувством, а вместе они формируют эмоцию». А эмоция движет гомеостазом: если пребывание на холоде становится болезненным, боль понуждает организм согреваться.
Изучение природы боли и температуры привело Крейга к идее, что островок отвечает за самосознание. Ход работы продемонстрировал, что передний островок и ПКПИ активируются целым букетом чувств: от злости до вожделения, от голода до жажды. Крейг развернул свою работу в полноценную гипотезу. Он утверждает, что передний островок является той частью мозга, которая отвечает за наши чувства – нейронным субстратом субъективной осознанности физиологических состояний тела. Он объединяет внешние ощущения, внутренние ощущения и состояния, мотивирующие тело реагировать. «Он как будто представляет собой анатомическую базу эмоционального сознания».
Крейг утверждает, что передний островок является базой «материального “я”» или личности-объекта, создавая сиюминутный ментальный образ «материальной личности как чувствующего (ощущающего) существа». А поскольку материальная личность во многом основана на неменяющемся теле (по крайней мере в краткий временной промежуток), она может быть «источником чувства постоянного бытия, удерживающим ментальную личность». Как рассказал мне Крейг в телефонном интервью, «моментальная личность, живущая в конкретном моменте, основана на переднем островке».
Именно эти исследования привели Пикар к гипотезе о том, что передний островок может быть областью, где возникают экстатические припадки. Могут ли эти припадки усиливать ощущения материальной личности, живущей в настоящем моменте, здесь и сейчас? Лучшим доказательством ее идеи стало письмо Бартоломеи, в котором он сообщил, что его команде удалось внушить чувства, схожие с экстатическим припадком путем прямой стимуляции переднего островка пациента.
Пациентка Фабриче Бартоломеи – женщина двадцати трех лет. Она впервые пришла к Бартоломеи в сопровождении молодого человека, который отнесся к Бартоломеи крайне подозрительно. «Во время консультации чувствовалось напряжение», – рассказал мне Бартоломеи по телефону. И все же ему удалось осмотреть пациентку. Припадки у нее начались в возрасте пятнадцати лет, из-за этого ей пришлось бросить школу. У нее тяжелый характер со склонностью к агрессии и социопатии. Во время консультации она была настроена крайне мрачно, а ее молодой человек, который посещал консультации вместе с ней по ее настоянию, своим негативом только усугублял ситуацию. Несмотря на это, в ее симптомах был проблеск надежды. Ее припадки всегда начинались с экстаза – как и у князя Мышкина – а потом она теряла сознание.
«[Учитывая, что] пациентка была не в лучшем расположении духа, я несколько удивился, узнав, что начало припадков могло [внушать ей] чувство парения, сопровождаясь сильной дрожью», – говорит Бартоломеи. Пациентка говорила, что чувствует себя счастливой во время экстатической ауры в начале припадков. «Было определенное противоречие между ощущениями пациентки в начале припадка и ее обычным поведением».
Девушка обратилась к Бартоломеи, потому что ее эпилепсия была устойчива к медикаментам, а ЭЭГ не помогла определить происхождение припадков. Бартоломеи решил вживить электрод в ее мозг, чтобы записать активность мозга во время припадка, чтобы как можно точнее определить эпилептогенную ткань, подлежащую хирургическому удалению. Измерения, проведенные Бартоломеи показали, что этот припадок начался в височной доле, но вскоре, менее чем за секунду, распространился на передний островок, что подтверждает мысль о том, что именно эта область отвечает за создание блаженного ощущения в начале припадка.
Когда Бартоломеи при помощи тех же самых электродов стимулировал мозг пациентки в отдельных местах по очереди, это вызвало у нее приступ агрессии. Она так реагировала на процедуру, которая, как признается Бартоломеи, может быть тяжелой для пациентов. Тем интереснее то, что произошло дальше. Из первых восьми электродов лишь тот, что стимулировал миндалевидное тело, вызвал ответную реакцию – в данном случае неприятные ощущения (что, пожалуй, усугубило негативный настрой девушки). Но когда активировался электрод в переднем островке, все изменилось. «Первое, на что я обратил внимание, была перемена выражения лица. Она выглядела менее напряженной и куда более довольной», – рассказывает Бартоломеи. Пациентка рассказала, что чувствует себя примерно как во время экстатической ауры. «Чувствую себя отлично, есть забавное ощущение, будто я плыву, и приятная дрожь в руках», – сказала она врачам. Чем интенсивнее была стимуляция, тем сильнее было «забавное ощущение». Бартоломеи считает, что несмотря на то, что это единичный случай, он подтверждает то, что островок задействован в экстатических припадках. «Единственная область, где нам удалось вызвать это приятное ощущение, был передний островок, – говорит он, – такого не было при стимуляции височной доли, миндалевидного тела или гиппокампа».
После процедуры Бартоломеи предложил своей пациентке удалить эпилептогенную ткань, но она отказалась. И все же ее опыт дал Пикар так нужные ей доказательства роли переднего островка в экстатических припадках. Пикар все более утверждается в мысли, что гиперактивность переднего островка вызывает ощущение блаженства, благополучия и обостренного самосознания.
Нейробиолог Анил Сет, исследователь из Университета Суссекса, предположивший, что прогностические механизмы мозга задействованы не только в восприятии внешних стимулов, но и стимулов внутренних состояний тела, очень впечатлен этой работой. «Тот факт, что прямая электрическая стимуляция островка вызывает подобные ощущения, удивителен и неопровержим», – говорит он. Свидетельством в пользу этого открытия также является тот факт, что островок неактивен у людей с деперсонализацией, которые «описывают мир, лишенный чувственной и познавательной реальности». Гиперактивный островок во время экстатических припадков вызывает обратный эффект.
«Однажды ясным майским утром я проглотил четыре десятых грамма мескалина, растворенных в половине стакана воды, и сел ожидать результатов». Так начинается необычайное приключение Олдоса Хаксли весной 1953 года, описанное им в книге «Двери восприятия». Хаксли принимал мескалин под присмотром психиатра Хамфри Осмонда (который «не исключал возможности, пусть и отдаленной, что войдет в историю литературы как человек, который свел с ума Олдоса Хаксли»). Впрочем, Хаксли с ума не сошел.
Букет цветов в вазе, которые Хаксли еще за пару часов до принятия препарата находил безвкусным, трансформировался в его восприятии. «В то утро за завтраком меня поразил живой диссонанс его красок. Но это больше не имело значения. Сейчас я смотрел не на причудливое сочетание цветов. Я видел то, что видел Адам в утро творения, – миг за мигом, чудо обнаженного существования». Когда же его спросили, нравится ли ему этот букет, он ответил: «Это просто есть».
Он понял, что его представление о времени и пространстве изменилось. «Пространство оставалось тем же, но оно лишилось господства. Ум был в первую очередь занят не мерами и местоположениями, а бытием и значением. И вместе с безразличием к пространству пришло еще более совершенное безразличие ко времени. «Мне кажется, его очень много» – вот все, что я мог ответить, когда исследователь спросил меня, как я ощущаю время. Много, но сколько именно – совершенно не важно… В действительности и до того, и в тот момент я воспринимал или неопределенную длительность, или нескончаемое настоящее, сделанные из одного непрерывно меняющегося апокалипсиса».
Осмонд ввел термин «психоделический» для описания эффекта от таких препаратов, как мескалин, псилоцибин и ЛСД («Увидеть рай, проникнуть в ад поможет этот препарат», – писал он Хаксли в ответ на его двустишие, сочиненное в попытке описать эффект от психоактивных препаратов).
Неудивительно, что эссе Хаксли так похоже на описания людей, испытавших экстатические припадки. Нейровизуализация у людей, принимающих психоделические препараты, такие как псилоцибин, также показала гиперактивность островковой коры и переднего островка. В двойном слепом обследовании пятнадцати пациентов обнаружилось, что прием аяуаски – психоактивного настоя, используемого в шаманских ритуалах на Амазонке, – вызывает приток крови к переднему островку, помимо других областей мозга.
Как при экстатических припадках, так и при приеме психоактивных веществ, одним из интересных эффектов является изменение восприятия времени. Вспомним, что князь Мышкин говорил о том, что «времени больше не будет», или как Закари Эрнст и Альберик ощущали, что время замедляется во время припадков. Бад Крейг может это объяснить.
В его модели передний островок объединяет интероцептивные и экстероцептивные сигналы с сигналами о состояниях тела для создания «глобального эмоционального момента» один раз в 125 миллисекунд. Именно глобальные эмоциональные моменты дают нам целостное чувство личности, даже несмотря на то, что эти моменты существуют разрозненно. Как в кино: хотя на экране мелькают двадцать четыре отдельных кадра в секунду, мы воспринимаем их как единый континуум. Гиперактивный передний островок потенциально способен вырабатывать глобальные эмоциональные моменты все быстрее и быстрее, что приводит к субъективному ощущению растяжения времени. Как если бы высокочувствительная камера снимала сотни тысяч кадров в секунду, а мы бы потом проигрывали все в замедленном режиме, как будто время замедлилось. Крейг также утверждает, что передний островок, возможно, имеет буфер, удерживающий некоторые глобальные эмоциональные моменты: те, которые только что произошли; те, которые происходят прямо сейчас, и те, которые произойдут вот-вот. Если представить человека как серию глобальных эмоциональных моментов, то этот буфер подобен маленькому окошку, открывающемуся на несколько мгновений. Это все, конечно, недоказанная гипотеза, но идея близка к вопросу, обсуждаемому философами: существует ли личность или нет? Например, предположение философа Дана Захави о существовании минимальной личности предполагает наличие ментальной структуры, которая может удержать несколько моментов субъективного опыта – прошедших, настоящих и будущих, составляющих субъект опыта. Может ли эта ментальная структура располагаться в переднем островке? На этот счет есть любопытные наблюдения.