– Догадываетесь, Молли, почему звоню? – спросила она. – Одна биологическая мамочка заинтересовалась вами с Эйденом!
– Уже? – поразилась я. – Ведь прошла всего пара месяцев.
Она немного помолчала, и я сразу поняла, что выдала неверную реакцию.
Видимо, потрясение воспринималось как огорчение столь быстрым выбором.
– Ну, она рассматривает еще варианты двух других семей, – продолжила Зоуи, – но очень хочет поговорить с вами и Эйденом. Она сказала, что влюбилась в вас, прочитав ваш краткий биографический очерк.
«Она влюбилась в нас»… Мгновенно я тоже полюбила ее, какой бы она ни оказалась.
– Эйден в командировке до конца недели, – сообщила я дрогнувшим голосом. Казалось, что я чиню препятствия процессу. – Но я могу поговорить с ней, – тут же добавила я. – Мне не терпится поговорить с ней. Когда она ожидает…
– Три месяца, – коротко ответила Зоуи.
– Вы имеете в виду, у нее сейчас первый триместр или…
– Нет, она ждет через три месяца.
О, мой боже. Все нормально. Дыши глубже.
– Что еще вы могли бы сообщить мне о ней? – спросила я.
– В общем, она… ее зовут Сиенна, ей семнадцать лет. Биологический отец, его зовут Диллон, того же возраста, но они прекратили отношения, и он хотел бы отказаться от своих прав. Сиенна проходит в своей школе специальные курсы для беременных. Она сейчас в выпускном классе и очень хочет окончить школу. Живет она с матерью и младшим братом. – Зоуи помедлила. – Я предпочла бы, чтобы остальное о себе она рассказала вам сама. Вы могли бы поговорить с ней сегодня вечером?
Сегодня вечером мой черед дежурить в Женском приюте, но я не решилась заявить об очередном препятствии, из-за которого Зоуи могла подумать, что я не испытываю ни радости, ни благодарности.
– Да, – оживленно ответила я. – Безусловно. Не могу дождаться!
– Ты шутишь! – воскликнул Эйден, когда я дозвонилась ему. – Уже? – По его тону я поняла, что он улыбается. – Да, похоже, наше письмо «Дорогой будущей матери» произвело фурор. Вот какие мы с тобой потрясающие!
Я рассмеялась, буквально чувствуя, как исчезает та злосчастная трещинка. У нас все будет нормально. Должно быть, в такой ситуации моменты умопомрачения вполне естественны.
– Ты хочешь, чтобы я узнала, не сможет ли она подождать твоего возвращения, чтобы поговорить по телефону с нами обоими? – спросила я.
– Нет, нет. Давай не дадим ей шанса «влюбиться» в другую пару. Ты сама побеседуй с ней. В любом случае тебе лучше удаются такого рода разговоры. Две женщины. Им обычно проще понять друг друга.
– Не занижай себе цену, – откликнулась я.
Эйден с легкостью находил общий язык практически с любым человеком.
– Как ее зовут?
– Сиенна.
– О, отличное имя, – оценил он. – Мне нравится. – От волнения он начал тараторить. – Давно ли она в тягости?
– Ждет через три месяца, – сообщила я.
– Обалдеть!
– Да, я тоже обалдела.
– Только… – Он запнулся. – Не устраивай ей допроса с пристрастием, ладно?
– Разумеется, я не собираюсь терзать ее!
– Ну, порой твоя юридическая ипостась прорывается в жизненных ситуациях и…
– Неужели?
– Изредка, – уступил он, – ты бываешь устрашающе умной. А ты ведь не хочешь спугнуть ее. Так что будь тактичной.
– Разумеется. – Я начала раздражаться.
– Она обеспечена медицинским обслуживанием для беременных?
– Я не… в общем, раз она в курсе своего срока, то, наверное, обеспечена.
– Мне кажется, что тебе не стоит сразу делиться с ней своими жизненными принципами, – заметил он. – Я имею в виду, как в сфере отношений… так и просто в мелочах, типа какие фильмы ты предпочитаешь и…
– Эйден, – прервала я его, – о чем ты толкуешь?
– Вдруг, к примеру, ты скажешь ей, что обожаешь смотреть «Безумцев» [20], а она, допустим, терпеть не может этот сериал? Лучше не рисковать потерей ее симпатии из-за таких глупых мелочей.
– Успокойся, любимый, – с улыбкой сказала я.
Он разволновался, и я осознала, что не одна нервничаю из-за всей этой истории. Мне нравилось думать, что сейчас для разнообразия я спокойна.
– Все будет в порядке, – добавила я. – И я сразу позвоню тебе, как только закончу разговор с ней, договорились?
Она должна была позвонить мне в половине восьмого. Добравшись до дома, я залила себе чашку кукурузных хлопьев на ужин, но от волнения не смогла есть. Выйдя в коридор, я прошла к детской и открыла дверь. Я не заходила сюда с тех пор, как мы показывали ее Перки Пэтти во время домашнего обследования. Тоска по ребенку вдруг охватила меня так всеобъемлюще, как я давно не позволяла себе. Переполняемая этим чувством, я едва стояла на ногах, и мне пришлось прислониться к дверному косяку, чтобы не упасть. О боже, как же я хочу ребенка! Это осознание стало огромным облегчением. Действительно, в полном смысле слова. Однако когда я опустила взгляд на пол, то обнаружила, что стою одной ногой в детской, а вторая точно приросла к полу за порогом, в коридоре.
17
– Молли! – воскликнула бабуля, когда я вошла в ее гостиную, и обняла меня так крепко, словно мы не виделись целый год, а не пару дней.
Казалось, она никак не могла выпустить меня из своих объятий, но в итоге все-таки выпустила.
– Я так рада, что ты проведешь этот вечер со мной! – Она еще цепко удерживала меня за левое предплечье. – Пойдем-ка со мной, я хочу показать тебе кое-что. – Она взяла меня за руку, и я почувствовала, как холодны ее мягкие пальцы. – Надеюсь, ты успела прийти до того, как они разбежались, – добавила она.
– Кто разбежался? – удивилась я и, проходя мимо журнального столика, поставила на него пакет с помадкой и печеньем.
– Сама увидишь.
Мы подошли к задней двери, и она, отпустив мою руку, приложила палец к губам и тихо открыла дверь. Пройдя по крытому крыльцу, мы спустились во двор. Задний двор бабули покрывала густая трава, и эту шикарную лужайку окружали большие и пышные кусты рододендронов. В вечернем освещении трава приобрела насыщенный темно-зеленый оттенок, а вдалеке я увидела очертания того самого большого павильона, где через две недели произойдет грандиозная летняя вечеринка. Фейерверк будет виден даже отсюда.
Бабуля положила руку мне на плечо, останавливая меня, и показала в сторону цветущих справа от нас рододендронов.
– Смотри, – прошептала она.
Между двух раскидистых кустов паслись самка с тремя юными самцами пятнистых оленей. Я затаила дыхание.
– Их трое? – удивилась я.
– Тройня, – подтвердила бабуля. – Никогда прежде не видела такого приплода. Мне говорили, что это знак здорового стада, – с гордостью произнесла она, точно лично обеспечила здоровье множества оленей, бродящих по лесам Моррисон-риджа.
– Какие же они симпатичные, – пролепетала я.
– Я подсыпала им соли, пусть лижут. Только не говори дяде Тревору, а то он еще притащится со своим луком.
– Не скажу.
– Я могу наблюдать за этими оленями целыми днями, – призналась она и вдруг вздохнула.
Мне показалось, что сегодня она выглядит усталой.
Я вновь глянула в сторону павильона, представив толпу радостных гостей, столы, ломящиеся от угощений, и музыку, включенную на полную громкость и не способную никому помешать по причине удаленности от других домов. Я так живо представляла себе картины всеобщего веселья. Просто безумие, что Амалии не разрешат участвовать в нем.
– Бабуля, – сказала я, – мне очень хочется, чтобы Амалия тоже пришла на праздник.
Бабушка не сводила взгляда с оленей, но ее брови поднялись, что я восприняла как удивление.
– Это решенный вопрос, Молли, – тихо произнесла она, и я поняла, что ей не хочется тревожить оленей. – Амалия все понимает.
– Зато я не понимаю. – Мне с трудом удалось ответить, не повышая голоса. – Я понимаю, ты думаешь, что маме будет неловко и все такое прочее, но я уверена на сто процентов, что она совершенно не будет возражать. Сейчас, кстати, Амалия у нас в доме, – добавила я, – и они прекрасно общаются. Они всегда прекрасно ладили.
– Как же ты еще юна, Молли, – с улыбкой произнесла бабуля и мягко отвела с моего лица упавшую прядь волос. – Я понимаю, как тебе трудно понять, каковы на самом деле желания твоей матери.
– Папа говорил, что у нее всегда были совершенно нормальные отношения с Амалией. – Я понимала, что слегка исказила его слова, но уверенно продолжила: – Мама сама хотела, чтобы Амалия жила здесь и я могла общаться с ними обеими. И люблю их обеих.
Бабуля задумчиво молчала, глядя на меня, и я, воспользовавшись ее заминкой, добавила:
– По-моему, я тоже имею право голоса в вопросе приглашения гостей.
Бабуля опять вздохнула и закусила губу.
– Да, полагаю, имеешь, – в итоге признала она.
– Правда? – Мне не удалось скрыть удивления. Я вдруг почувствовала свою значительность. – Так она может прийти?
– Я напишу ей записку, объяснив, что передумала, – кивнув, сказала она. – Если она захочет, то сможет прийти.
Повернувшись, я обняла бабушку.
– Спасибо, бабуля! – воскликнула я, увы, слишком громко. Олениха с оленятами вскинули головы, взмахнули хвостиками и ускакали в сторону леса.
Дом бабули представлял собой нечто загадочное. Снаружи он с его белыми колоннами, красно-кирпичными стенами и ухоженными газонами выглядел как особняк богатой пожилой дамы. Внутри, однако, скорее напоминал жилище охотника. Каминную полку сделали из толстенной доски, а над ней на стене висела голова оленя с ветвистыми рогами, подстреленного моим дедушкой. Обивка мягкой мебели напоминала шотландские пледы в коричнево-зеленую клетку, и толстые подлокотники массивных кресел выглядели по-мужски широкими. Бабуля, однако, отлично вписывалась в такую домашнюю обстановку. Сегодня вечером она добавила к джинсам рубашку с длинными рукавами и воротником с острыми, застегивающимися на пуговички концами, а ее седые коротко стриженные волосы, как обычно, пребывали в живеньком беспорядке. Она была совершенно не похожа на других, знакомых мне бабушек. На кухне, пока я наливала нам по стакану «Пепси», бабуля достала из пакета помадку и печенье и аккуратно выложила их на тяжелое керамическое блюдо.