Стейси подалась ко мне и прошептала на ухо:
– Никто не заметит нашего отсутствия, если мы удалимся в лесок и выкурим «К». – Она кивнула в сторону деревьев, темневших сбоку от павильона. Я все никак не могла решить, стоит ли нам пытаться тайно удалиться. Но тут увидела, что к нам направляется бабуля, и поняла, что пока по-тихому ускользнуть нам никуда не удастся.
– Привет, бабуля! – воскликнула я, перекрикивая музыку.
– Привет, милая! – крикнула она в ответ.
Она принарядилась в длинную белую юбку и свободную красную блузку, добавив к ней множество золотых украшений, а волосы уложила в высокую прическу. Я не привыкла видеть ее такой нарядной.
– Разве не прекрасный вечерок мы выбрали для празднования? – спросила она.
– Прекрасный, – согласилась я, хотя не понимала, какая наша заслуга в выборе погоды.
Склонившись, бабуля пригляделась к Стейси.
– Подружка на велосипеде, верно? – спросила она.
– Верно. – Стейси одарила ее улыбкой королевы красоты. – Меня зовут Стейси.
– Рада видеть тебя, милочка, – сказала бабуля, но вдруг нахмурилась, услышав новую песню, раздавшуюся из динамика, и спросила: – Что это за страшная музыка?
– Бабуля, это поет Майкл Джексон, – рассмеявшись, пояснила я. – Этот альбом называется «Триллер».
Как раз в этот момент мимо нас протанцевали Дженет и ее похожий на викинга приятель, причем Викинг вполне прилично изобразил «лунный шаг». Мы со Стейси одобрительно рассмеялись, но бабуля покачала головой с явным неодобрением.
– Этот танцевальный шаг, бабуля, называется «лунная походка», – пояснила я, хотя не знала толком, что именно вызвало ее неодобрение – сам танец или сочетание белого мужчины и чернокожей женщины в одной танцевальной паре. По-моему, Расселл стал первым чернокожим человеком, с которым бабуле удалось близко познакомиться.
Тогда я увидела и Расселла, он катил папу в нашу сторону.
– Привет, девочки. Привет, мам, – сказал папа, когда Расселл припарковал его коляску между нами и бабулей. Глянув на танцплощадку, он заметил: – Грандиозная вечеринка, не правда ли?
Не знаю, к кому он обращался, к бабуле или к нам со Стейси.
– Чудесная, – произнесла бабуля внезапно севшим голосом. Наклонившись, она обхватила ладонями руку отца и подняла ее. Бабуля с нежностью принялась массировать его безжизненные пальцы, и глаза мои вдруг наполнились жгучими слезами. Каково это – видеть, как такая жестокая болезнь мало-помалу отнимает силы у твоего выросшего ребенка? И я пожалела, что Стейси сейчас отделяет меня от отца и бабули. В тот момент мне хотелось по-родственному объединиться с ними.
Расселл опустился рядом со мной на белый пластиковый стул.
– Хорошо иногда посидеть, – громко заявил он, перекрывая музыку. – Вам удалось, однако, собрать безумную смесь, – добавил он, и я рассмеялась.
Я услышала, как Стейси рядом со мной шумно вздохнула. Она склонила ко мне голову и прошептала на ухо:
– Та женщина не твоя ли… – Она кивнула в сторону танцующих, и тогда я заметила, на кого она смотрит: на Амалию. Теперь уже Эрик Клэптон пел свою «Лейлу», и Амалия выплыла на танцевальную площадку – где же еще она могла сейчас быть? – в газовой бирюзовой юбке и такого же цвета майке, с густыми, рассыпавшимися по плечам волосами.
– Да, – шепотом ответила я. – Амалия.
Амалия танцевала с пожилым, незнакомым мне мужчиной, и я подумала, что, возможно, это тот самый доктор, о котором упоминала сегодня на кухне моя мать. Но через мгновение Амалия сменила его на другого партнера и чуть позже уже танцевала с Викингом, а множество танцующих расступились, предоставляя им больше места. Может, поэтому бабуля и не хотела приглашать сюда Амалию. Она, подобно магниту, притягивала к себе всеобщее внимание. Для нее было бы просто невозможно затеряться в толпе. И где бы сейчас ни оказалась моя мать, вряд ли ей удастся не увидеть ее. Сделав с Викингом круг по площадке, Амалия бросила его и направилась к Питеру, который заранее поднял руки, предупреждая, что не танцует. Питер улыбался, но с места не двигался, и все рассмеялись, когда она отказалась от идеи вытащить его на танец и, кружась, двинулась дальше по кругу, выискивая следующего партнера. Я видела, что она нацелилась на Расселла и подумала, что его тоже не удастся поднять. Но она схватила Расселла за руку и, не дав ему опомниться, подняла со стула и вывела на площадку. Папа, сидевший рядом со Стейси, громко рассмеялся.
– Давай, парень! – крикнул ему папа. – Покажи ей свои коленца!
К моему полнейшему изумлению, Расселл вдруг превратился в своего рода танцевальный автомат, ритмично вращая бедрами, пронзая руками воздух и дергая головой. Не помню, когда в последний раз мой отец так хохотал, пока я, разинув рот, взирала на нового для меня Расселла.
– Класс! – восторженно крикнула Стейси, вскинув сжатые в кулаки руки.
– Батюшки-светы, – проворчала бабуля, отворачиваясь от них, словно ее оскорблял уже один вид танцующих вместе Амалии и Расселла, и, по-моему, именно оскорбленной она себя и чувствовала.
– Мать, – продолжая посмеиваться, сказал папа, – успокойся, держи себя в руках.
Амалия закончила танец с Расселлом и присела в реверансе перед тем, как позволила ему удалиться с танцплощадки. Он, ухмыляясь, вернулся к нам, а Амалия двинулась в другую сторону павильона, вероятно, в поисках нового партнера.
– Дай пять! – приветствовал папа Расселла, который поднял руку моего отца, чтобы они могли соединить ладони. Рассмеявшись, Расселл опять опустился на стул рядом со мной, и я заметила, что на его лбу выступили бисеринки пота.
– Это было потрясающе! – выглянув из-за меня, сказала Расселлу Стейси, и он улыбнулся.
У меня появилось ощущение, что этими тремя словами она, возможно, изменила негативное мнение Расселла о ней. Во всяком случае, я на это надеялась.
Через некоторое время бабуля исчезла в толпе гостей, а Расселл с папой направились оценить пивную дегустацию дяди Джима. Я взглянула на Стейси.
– Наконец-то путь свободен, – сказала я. – Пошли.
Обойдя за динамиком освещенный прожекторами круг гостей, мы быстро покинули павильон, спрыгнув на землю, и побежали в лесок. По мере того как мы углублялись в лес, музыка звучала все тише. Я показывала дорогу, хорошо заметную благодаря свету почти полной луны.
– По-моему, мы удалились уже достаточно, – уже через пару минут нервно произнесла Стейси.
Я вспомнила, как она боялась, когда мы проходили по тропе возле родниковой сторожки в ту ночь.
– Еще немного, – ответила я.
Хотя она, вероятно, не обрадуется, обнаружив, куда я приведу нас. Вскоре деревья расступились, и мы оказались перед небольшим прямоугольным участком.
– Вот мы и пришли! – провозгласила я. – Идеальное местечко.
– Где это мы? – спросила она. Потом, очевидно, заметив в лунном свете тени приземистых сооружений, воскликнула: – О нет! – Она сделала шаг назад. – Неужели это кладбище?
– Здесь можно отлично посидеть, – рассмеявшись, сказала я, перешагивая через низкую чугунную изгородь, почти незаметную в темноте. Я опустилась на землю, прислонившись к одному из трех больших сдвоенных надгробий. Под одним из них похоронили моего дедушку Арнетта. Его имя значилось на одной половине надгробия, а другая половина пока оставалась чистой, дожидаясь бабули. Видеть его было бы жутковато, и я надеялась, что прислонилась к другому надгробию. Я вела себя гораздо смелее, чем чувствовала на самом деле.
Стейси неохотно перелезла через изгородь и села рядом со мной.
– Знаешь, – сказала она, – мне реально нравится ваш дом и даже ваша лесная сторожка, и твоя семья, и Расселл, и все остальные, но все-таки в этом Моррисон-ридже есть нечто пугающее.
– Ну, давай выкурим твой косячок, и тогда, может, все страхи развеются, – ободряюще предположила я.
Она извлекла из-под майки сигаретку и спички. Раскурив косячок, Стейси сделала затяжку, и я последовала ее примеру. Чувствуя под головой прохладный камень надгробия, я закрыла глаза, ожидая начала кайфа. Музыка из павильона доносилась и сюда. Мне нравилось, как она звучит издалека, приглушенная лесным участком. Нравилось слышать музыкальные пассажи, к которым примешивался постоянный гул голосов, и как случайные всплески смеха отражаются от окружающих нас деревьев.
Стейси внезапно взвизгнула, я открыла глаза и увидела, что она вскочила с земли. Из-за одного из сдвоенных надгробий появились две темные фигуры и двинулись в нашу сторону. Я попыталась встать, но от потрясения не смогла сдвинуться с места. Потом лунный свет выхватил из темноты светлый ирокез, и я перевела дух. Дэни со своим дружком.
– Это всего лишь моя кузина, – пояснила я Стейси, дернув ее за подол юбки, когда из темноты выступило бледное лицо Дэни.
– Травка! – подвывая, произнес ее странный приятель, когда они приблизились к нам. Казалось, что они выплывали из мрака.
– Ну как, подруги, не поделитесь ли с нами косячком? – спросила Дэни.
– Вы напугали меня до чертиков! – ответила Стейси.
Она снова села рядом со мной, и я почувствовала, как она дрожит. Да я и сама дрожала. Неизвестно, могла ли Дэни наябедничать на нас, но меня успокоило ее желание покурить вместе с нами.
Я взяла косячок из руки Стейси и протянула его кузине. Дэни взяла у меня сигаретку, и они с панком устроились напротив нас, прислонившись к другому надгробию.
Дэни глубоко затянулась.
– Это моя кузина Молли и ее подруга, – удерживая в себе дым, сдавленным голосом сообщила она своему парню. Потом, взглянув на Стейси, призналась: – Я забыла твое имя.
– Стейси, – откликнулась Стейси.
– А это Ральф. – Дэни кивнула на парня, который тоже успел сделать затяжку.
Ральф? Так Майкл из «Навсегда» называл свой пенис? Я не смела взглянуть на Стейси. Но не сомневалась, что мы обе едва сдерживаем смех.
– Привет, – умудрилась выдавить я.
Ральф ничего не ответил, только наклонился вперед и вручил мне косячок, а я сделала вторую затяжку и передала его Стейси. Я начала чувствовать кайф. Когда Стейси взяла у меня сигаретку, моя рука показалась мне какой-то чужой.