Вы можете решить, что это просто извращенное хобби пресыщенного человека — нечто вроде нынешних ледяных ванн или кемпинга без удобств. Однако у Сенеки это было нечто иное. Прежде всего он прилагал все усилия, чтобы его трудности были нешуточными. «Пусть у тебя на самом деле будут и жесткая кровать, и войлочный плащ, и жесткий грубый хлеб, — писал он другу, советуя испытать то же самое. — Терпи все это по два-три дня, иногда и дольше, но не для забавы, а чтобы набраться опыта»[81].
Дело не в праве на бахвальство или в моральной безупречности. Сенека знал, что подавляющее большинство его сограждан вынужденно жили именно в тех условиях, в которые он ставил себя добровольно. И люди не роптали. Собственно, в этом и заключался смысл: убедиться, что это возможно выдержать. Соприкоснувшись с тем, чего так боялись многие его богатые друзья, что заставляло их тревожиться и избегать риска, Сенека мог сказать: «Это то, чего вы боялись?»
Приобретенная практика не раз пригодилась Сенеке. Более того, однажды она спасла ему жизнь. Когда Нерон сошел с ума, Сенека решил уйти, буднично предложив за свободу все свое состояние. Нерон был потрясен: кто мог бы отказаться от всего этого? Кто может дорожить честью больше денег? Разгневанный император позже попытался отравить Сенеку в его загородном поместье, но, как сообщается, безуспешно, потому что скудный рацион из плодов и воды сделал это невозможным.
Большинство из нас тратят жизнь на возведение стен между собой и чем-то неприятным, не осознавая, в какую зависимость мы в результате попадаем. Мы считаем, что смысл успеха в том, чтобы никогда не приходилось бороться, иметь не только то, что нужно, но и все, что пожелается. Горячая вода. Красивая одежда. При малейших признаках голода — еда из великолепнейших продуктов, приготовленная в лучших ресторанах и в считаные минуты доставленная к дверям.
Наслаждение в умеренных количествах — совершенно нормально. Почему бы жизни вообще не быть в целом комфортной? Но мы должны понимать, что современный мир к нам недружелюбен, он стремится понизить нашу способность переносить даже малейшие трудности. Он портит нас и настраивает на неудачу или порабощение.
Мы выбираем легкий путь, потому что он существует. Кто добровольно может предпочесть холод? Какой смысл мучиться от жары, если можно включить кондиционер? Зачем самому таскать тяжелые вещи, если кто-то может это сделать за вас? Кто пойдет пешком, если можно сесть за руль?
Человек, который понимает ценность дисциплины. Человек, которому комфортно от отсутствия комфорта.
Пробегите марафон.
Поспите на полу.
Поднимите что-нибудь тяжелое.
Сделайте ручную работу сами.
Прыгните в холодное озеро.
Успех порождает мягкость. Он также порождает страх: мы начинаем зависеть от наших удобств. А затем начинаем бояться их лишиться. Сенека не был Катоном каждый день, но точно знал, что при необходимости сумеет им стать.
Стремясь к дискомфорту, мы закаляем себя. Даже если мы не собираемся постоянно вести совершенно спартанское существование, нам лучше хотя бы регулярно практиковать лишения, чтобы не бояться их.
Те дни, когда Ганди был всего лишь студентом юридического факультета, подготовили его к последующим испытаниям. Он привык обходиться малым. Жить в голоде и холоде. И когда его позже бросили в тюрьму, как Рубина Картера, он был к этому готов. У него не могли отнять ничего, без чего он не умел обходиться.
Любая самодисциплина начинается с тела, но это не происходит по волшебству. Этот навык Сократ культивировал в себе, как если бы наращивал мышцу, при помощи испытаний, к которым стремился, и так же, как Будда, проводил бесчисленные ночи под открытым небом, облаченный в грубую одежду. Подобным образом закаляют меч, попеременно кратко подвергая его воздействию жара и холода, — это изменяет сталь. Так и лучшие из нас становятся наилучшими, проходя через подобные испытания, заставляя свой организм меняться и приспосабливаться.
Однажды жизнь вновь преподнесет нам серьезный дискомфорт.
Будем ли мы бояться этого? Или просто окажемся готовы?
Мы приучаем себя к самоотречению как к форме самосохранения. «Смело принимай холодную ванну, — писал Уильям Дюбуа[82] своей дочери. — Заставляй себя делать неприятные вещи, чтобы взять верх над своей душой».
Человек, который одержал верх над своей душой, который может обойтись без всего, который не боится перемен, дискомфорта или перелома судьбы? Такого труднее убить и труднее победить. Такие люди также более счастливы, уравновешенны и пребывают в лучшем состоянии.
Мы должны практиковать умеренность сейчас, во времена изобилия, потому что никто не знает, что ждет нас в будущем, но можно быть уверенными, что изобилие никогда не длится долго.
Управляйте нагрузкой
Затея стоила тренеру Греггу Поповичу[83] 250 тысяч долларов, но принесла ему еще два выигрыша своего дивизиона и пятое чемпионство в NBA. А заодно изменила лигу и весь спорт.
Команда San Antonio Spurs в 2012 году завершала шестиматчевый выезд. Оставалась еще четвертая игра за пять вечеров — всего через 24 часа после победы над Orlando Magic и через 72 часа после победы во втором овертайме над Raptors в Торонто, до которого — 2700 километров. В плотном расписании из 66 игр на ближайшие дни приходилось больше матчей, чем на все прочие.
В предыдущем сезоне две звезды команды Поповича — Ману Джинобили и Тони Паркер — прямо после плей-офф отправились на Олимпиаду, где выступили за национальные сборные. Тим Данкан — возможно, лучший тяжелый форвард в истории — играл в лиге уже 16-й год. На троих они провели более 3 тысяч матчей и постоянно выходили в плей-офф, став частью династии «Шпор»[84], построенной на действиях «рабочих лошадок»[85] и на мастерстве лучших игроков.
Попович решил дать отдохнуть четырем лучшим игрокам во время трансляции игры по национальному телевидению. Это решение шокировало всех и вызвало колоссальные споры. Команда хотела, чтобы они играли. Взбешенные болельщики требовали возврата денег. Злились и телекомментаторы, и телеканалы, купившие права на трансляцию. Недовольство выражали и тренеры других команд, и игроки. Лига немедленно отреагировала огромным штрафом.
Но Попович стратегически сыграл вдолгую: дал отдохнуть своим звездам, чтобы у них осталось достаточно горючего для попадания в плей-офф и они могли продлить карьеру и дольше выступать на элитном уровне.
Это называется просто: управление нагрузкой.
«Мы делали это раньше, предпочитая более мудрое решение более популярному, — ответил он репортеру на вопрос о том, станет ли это повсеместной тренерской практикой. — Это довольно логично».
Логично, да. Выгорание и травмы игроков стоят гораздо дороже, чем пропуски ими матчей.
Являлось ли решение популярным? Нет. И определенно не было легким.
Когда есть целеустремленность, когда нами что-то движет, когда мы хотим победить, самодисциплина чаще всего принимает форму раннего подъема и большего объема работы. Но иногда более трудным выбором, более серьезным упражнением по ограничению становится отдых.
Нагрузкой нужно управлять, а не бездумно взваливать ее на плечи (или колени). Хотя желание пропустить тренировку и стимул тренироваться имеют совершенно разные источники, слишком часто они заканчиваются в одном месте. Это краткосрочная сделка с долгосрочными последствиями — точно так же, как цену удовольствия от шоколадки или наркотика приходится выплачивать потом, причем с процентами.
И если такого не могут себе позволить спортсмены во время относительно короткой карьеры, то подумайте, насколько это ощутимее для остальных людей. Наша работа длится десятилетиями. Мы здесь пожизненно.
Вам кажется, что вы продвигаетесь вперед, если берете на себя немного больше и толкаете себя чуть-чуть дальше. Вам кажется, что это круто — протискиваться сквозь маленькие предупреждающие сигналы боли. Но нет, вы упускаете суть.
Джон Стейнбек называл это недисциплинированностью переработки, напоминая себе о «самой ложной из экономий». Доказательство? Команды, которые слишком рано достигли своего пика. Травмы, разрушившие карьеру. Книги, с которыми явно поторопились. Плохие решения, принятые под давлением. Дни, пропущенные из-за болезни, которую можно было предотвратить. Выгорание.
Или еще хуже.
Никто не трудился для Америки усерднее, чем Джеймс Форрестол. Он дважды прерывал карьеру на Уолл-стрит. Во время Первой мировой войны стал морским летчиком, в 1940 году — заместителем министра Военно-морского флота. Это стоило ему буквально сотен тысяч долларов, но он сделал это и совершил революцию в Военно-морском флоте, что фактически привело к победе союзников во Второй мировой войне. Ни Эйзенхауэр, ни Макартур не добились бы успеха, если бы не неустанные усилия Джеймса Форрестола.
После войны он стал первым министром обороны США, и перед ним поставили задачу объединить вооруженные силы в едином департаменте. Это была работа с бесконечными обязанностями и колоссальными эго, она затронула миллионы солдат, гражданских лиц и квадратные километры океана. Кто наблюдал за ним, видел: работа отнимает силы, разрушает брак, забирает все, что составляет жизнь вне офиса. «Почему бы вам не пойти домой?» — Помощник обнаружил, что Форрестол снова засиделся допоздна. «Домой? — переспросил он. — Куда домой?»
И Форрестол продолжал работать, работать, работать; он худел, а его кожа обвисла и приобрела землистый оттенок. Он был явно подавлен, явно неудовлетворен, явно сталкивался с трудностями, но продолжал трудиться. Страдало принятие решений. Он стал редко улыбаться. Ощущал, что его недооценивают. Даже когда пребывание в должности закончилось (так всегда бывает в политике), он не смог остановиться.