— Ты смотри, журналистку-то арестовали, — раздалось из толпы.
— Спокойно, граждане! — объявил старший полицейский. — Никто никого не арестовывал, гражданка Стахова едет с нами для дачи показаний, скоро вернется домой. И вы расходитесь, нечего тут сплетничать. Спокойной всем ночи.
Толпа что-то забурчала, но Ника уже не слушала, забираясь в полицейский «уазик».
— В Новые Черемушки, Василий Иванович, — распорядился старший, усаживаясь на переднее сиденье, и водитель завел двигатель.
Глава 31Страх
Только слепая змея ничего не боится.
Пустая квартира Рощина оказалась еще более ужасным местом, чем собственная, в которую кто-то заходил. Ника бродила по комнатам и никак не могла найти себе места, где бы затихнуть. Ни о каком сне, разумеется, речи вообще не шло — она просто не могла закрыть глаза, боялась, что снова увидит лежащего на полу Дмитрия и лужу крови. В ванной висел махровый халат, и Ника, взяв его в большую комнату, устроилась на диване, завернувшись в мягкую ткань, хранившую запах туалетной воды Рощина.
«Только бы с ним все обошлось, — думала она, обнимая себя за плечи. — Только бы все было хорошо, пусть операция пройдет нормально». Она решила, что, едва рассветет, поедет в больницу и постарается попасть к Дмитрию — ей нужно было увидеть его и убедиться, что все в порядке. Уснуть все равно не удастся, это Ника уже поняла. Поэтому, решительно вернув халат на крючок в ванную, она обследовала холодильник и нашла упаковку куриного филе.
— Очень кстати, — обрадовалась Ника, — сварю бульон, все равно ему ничего другого, наверное, нельзя после операции.
Ровно в семь утра Ника вышла из дома и пошла к метро. Девять станций в пустом вагоне показались вечностью, да и жутковато было — одной. «Никогда не думала, что ранним утром в выходной в метро так страшно. Апокалипсис. Никого нет, я осталась одна на всей планете. Я — и банка куриного бульона».
Оказавшись на улице, Ника вздохнула полной грудью — тут хотя бы машины ездили и собаководы с питомцами прогуливались.
«Я стала ужасной трусихой. Как пуганая ворона, точно. Всего боюсь. Может, ну ее на фиг, эту Луцкую вместе с ее мужем, а? Ведь это явно оттуда ноги-то растут. И кстати — а почему я думаю все время на Бальзанова? Ведь и Луцкий может на меня охотиться, если знает о том, чем я занимаюсь. Почему такая мысль не приходила мне в голову? Потому что я назначила Луцкого потерпевшим, а Бальзанова сволочью? А наоборот не может быть?»
От этих мыслей Нике стало нехорошо, она остановилась посреди улицы и поискала глазами, на что можно опереться — ноги идти отказывались. Рядом оказался невысокий металлический заборчик, огораживавший газон, и Ника села прямо на него, скорчившись, как от боли в животе.
«Как же так? Ну, как же так, почему я так легкомысленно сбросила со счетов Луцкого? Ведь ему-то в первую очередь мое расследование опасно, ему — а не Бальзанову вовсе! Бальзанов просто хотел узнать правду, не привлекая внимания. А вот Луцкий… Ох, я дура…»
Что теперь делать, она решительно не понимала, зато понимала, откуда точно не стоит ждать опасности — из главного офиса «Нортона». Но то, что местонахождение Луцкого никому не известно, делало ее положение крайне опасным — когда противника не видишь, ни за что не предугадаешь его шагов. И еще — теперь она знала, где будет просить помощи. У Бальзанова. Если ему важно найти Луцкого и разобраться в том, что происходит в «Нортоне», пусть обеспечит ей безопасность, и тогда Ника поможет ему чем сможет.
От принятого решения стало заметно легче, Ника разогнулась и встала с забора.
В приемном покое ей никакой информации не дали, вручили телефон хирургического отделения и отправили восвояси. Ника с трудом дозвонилась в ординаторскую и уговорила дежурного врача выписать ей пропуск. Получив белый халат, она поднялась в хирургическое отделение и на посту спросила у молоденькой медсестры, где лежит Рощин.
— Это доктор с ножевым ранением? А вот напротив как раз послеоперационная палата. Вы только потихоньку, ладно? А то там еще трое после операции отходят.
— Да, я постараюсь, — пообещала Ника и на цыпочках вошла в палату.
Дмитрий лежал на средней кровати справа. Ника подумала, что он спит, однако, едва она закрыла дверь, Дмитрий открыл глаза и удивленно вздернул брови:
— Никуша! Ты откуда здесь?
— Тсс, не разговаривай, пожалуйста, — попросила она, подвигая стул и садясь рядом с кроватью. — Как ты?
— Лучше, чем вчера, — он дотянулся до ее руки и сжал пальцы: — Я так рад, что ты пришла.
— Как же я могла не прийти, о чем ты говоришь? — Ника осторожно обняла его за шею и прижалась к его уже покрывшейся легкой щетиной щеке. — Дознаватель не приходил еще?
— Нет. А ты как переночевала? Не боялась?
— Дим, не знаю, как ты отнесешься к этому, но… я у тебя ночевала, — виноватым тоном призналась Стахова. — Ключи в сумке нашла… Я просто не могла остаться там одна…
— И как же я должен отнестись к этому? — погладив ее по спине, спросил Рощин. — Если ты считаешь, что тебе безопаснее у меня в квартире, так и живи там.
— А если твоя мама вдруг приедет? Что я ей скажу?
— Мама все о тебе знает, так что можешь не переживать, она все правильно поймет. Но она сейчас не совсем здорова, так что ей вряд ли до визитов.
— Так, может, ей что-то нужно купить, привезти? — с готовностью предложила Стахова, выпрямляясь и не выпуская руку Дмитрия из своей руки.
Рощин удивленно посмотрел на нее:
— А тебе не будет трудно? Она не выходит из дома, не знаю, помогает ли сейчас соседка, все-таки лето, она на дачу могла уехать… По квартире она ходит, но вот на улицу…
— Так, все, я поняла, — перебила Ника, — я поеду сегодня же и узнаю, что ей нужно. Только ты бы позвонил ей, предупредил, а то мало ли…
— Мой мобильный остался у тебя.
— Так я свой дам, — улыбнулась она, — ох, Дима, я так испугалась, — призналась она шепотом, — когда вошла и увидела, как ты лежишь… Хорошо, что Дуся с мужем пришла, я бы даже не сразу сообразила «Скорую» вызвать…
Он похлопал ее по колену и проговорил, улыбаясь:
— Ну, что ты… все уже хорошо, операцию сделали, кровотечения большого не было. Пара недель — и я свободен. Ты только маме не говори, как было, скажем, что на меня хулиган наскочил в подворотне — так будет лучше. И вообще — ты ей там бодрых сказок расскажи, ладно? Что я почти здоров, краснощек и вполне упитан, сможешь? Ей не нужно волноваться лишний раз, все равно помочь не сможет, так зачем расстраивать…
— Конечно, я постараюсь…
Она вынула мобильный и протянула Дмитрию. Он набрал номер и через минуту заговорил:
— Мама, здравствуй. Как ты себя чувствуешь? Да… понятно. Врач была? Что сказала? Новое? Рецепт есть? Да… Дело в том, что я пока не смогу к тебе приехать, ты только не волнуйся, ладно? Нет, я понимаю, но ты все-таки постарайся. Мама-мама, послушай меня. Сегодня к тебе приедет моя девушка, Ника, помнишь, я говорил? Да, она. Так вот, ты отдай ей рецепт и список продуктов, она все тебе купит и принесет. Нет, ключи у нее есть. Ты не против, если она сама откроет, не разволнуешься? Ну, хорошо. Конечно, мамочка, ты ее узнаешь — она высокая, красивая, рыжеволосая женщина, на таких на улице все оглядываются. Да… заодно и познакомитесь. Нет, со мной все в порядке, Ника тебе расскажет. Хорошо. Держись, мамочка, все будет хорошо.
Когда Дмитрий вернул ей трубку, Ника покачала головой:
— Ну, ты здоров врать, Рощин. Мама будет ждать фотомодель — а явлюсь я.
— И в чем разница? Вообще не вижу противоречий, — улыбнулся он.
— Ой, хватит! Как зовут маму?
— Вера Павловна.
— Отлично, а то некрасиво получится.
— Ты не волнуйся, она хорошая у меня, и ты ей понравишься, — успокаивающе проговорил Дмитрий, — да и как ты можешь не понравиться? Мама всегда принимает мой выбор.
— Ну, будем надеяться. Димка… — внезапно сказала Ника, сжав его руку, — ты только выкарабкивайся, ладно? Я не хочу тебя потерять.
— Я тебя не подведу, — серьезно пообещал Рощин, — но и ты будь осторожнее — видишь, что творится вокруг? Хорошо все-таки, что Максима нет с тобой, сейчас бы вообще места себе не находили, еще и за ребенка бы волновались.
Ника почувствовала, как у нее щиплет в носу от подкатившихся слез — Рощин говорил о них во множественном числе и уже считал их своими, родными, теми, за кого нужно переживать и волноваться. За нее и ее сына.
— Ну, что ты так смотришь, как будто сейчас разрыдаешься? — ласково спросил Дмитрий, видя, что Ника часто заморгала ресницами. — Все будет хорошо. Особенно если ты хоть чуть-чуть себя побережешь.
Эта фраза напомнила Нике о том, что она хотела попросить помощи у Бальзанова. Вот только как это удобнее сделать? Показывать ему пока нечего — и нет смысла, а другого повода попасть на прием нет. Оставалась только Людмила, но она в больнице. Хотя… ей же можно позвонить.
Ника пробыла у Дмитрия еще полчаса, до тех пор пока не пришла медсестра с остро пахнущим медикаментами лотком и не сообщила, что сейчас будут делаться перевязки, а потому посторонним нужно выйти.
— Ты поезжай, не жди, ладно? — попросил Дмитрий.
— Ой, адрес-то! — спохватилась Ника и вынула блокнот.
Записав адрес матери Рощина, она еще раз поцеловала его и вышла из палаты. «Сперва позвоню Людмиле, а потом выйду отсюда и поеду», — решила она, набирая телефон Бальзановой.
И тут ей повезло так, как не везло уже многие годы. Людмила все еще лежала в больнице, и это был «Склиф». Ника едва не взвизгнула — такая удача!
— Можно я вас навещу прямо сейчас? Я как раз тут, в хирургии.
— У вас что-то случилось, Ника?
— Нет, просто… словом, это длинная история. Так можно мне к вам зайти?
— Конечно, заходите, сорок восьмая палата.
Людмила лежала в отдельной палате отделения неотложной кардиохирургии, но выглядела неплохо. Постель с поднятым изголовьем была не больничной, а явно домашней, как и шелковый халатик и рубашка Бальзановой. Она восседала в постели как кор