— Вы думаете, что это Наталья?
— Я уже не знаю, о чем мне думать. Но это мои проблемы. Вам спасибо за помощь, Ника. И поверьте — я огорчен, что все закончилось вот так… Я не хотел, чтобы у вас были неприятности, и втемную использовать вас тоже было некрасиво, но у меня не было выхода. Услышав о том, что я заказал журналистке статью, Луцкий испугался. Он ведь наверняка не хуже моего знал, что и как вы можете написать, — «Изумрудный город» до сих пор у всех на слуху.
Ника поморщилась: ей были неприятны воспоминания о тех статьях, о том времени — обо всем, что было связано с этим названием — «Изумрудный город». Даже то, что ее сын стал наследником состояния Гавриленко, не могло примирить Нику с прошлым — она с удовольствием отдала бы все эти деньги, чтобы только вернуть Максима.
Она молча взяла протянутую ей Бальзановым флешку и перебросила на нее все папки с материалами и заметками о чете Луцких. Потом стерла их с планшета, показав Бальзанову, что файлов в корзине больше нет. Он только усмехнулся, пряча флешку в карман пиджака:
— Это лишнее, Вероника. Я знаю, что вы честный человек и не станете пытаться заработать на этом еще раз.
— Это не приходило мне в голову, — улыбнулась она, — но спасибо за идею.
Бальзанов расхохотался, поняв, что она шутит:
— Если бы вы хотели, то вам уже не понадобилась бы охрана — вы бы продали все Сергею и жили спокойно.
— Как недорого стоит спокойная жизнь, знала бы — сразу бы так сделала, — пробормотала Ника, вставая. — Спасибо вам за Вадима, Алексей Сергеевич.
— Он пробудет с вами ровно столько, сколько потребуется. У вас, Федор, тоже ко мне какое-то дело? Мне казалось, мы все обсудили с вами часом ранее, — обратился он к Филонову, но тот отрицательно покачал головой:
— Нет. Я хотел поддержать Нику и попросить не отзывать охрану.
— Понятно. Жаль, что наши дороги разошлись, с вами было приятно работать.
Филонов ничего не ответил, повернулся и пошел из кабинета. Ника, попрощавшись, последовала за ним. Бальзанов еще долго смотрел на закрывшуюся за ними дверь, понимая, что сейчас от него ушли, возможно, лучшие журналисты, каких он смог бы когда-то найти. Но идея с сайтом уже перестала его занимать — просто закрывать жалко, деньги вложены, пусть что-то транслирует. И — побольше рекламы, поменьше «умных» статей. Русскому человеку думать не нужно, у него от мыслей идеи заводятся, это Бальзанов понимал хорошо. А от этих брожений в умах русские мужики всегда хватаются за вилы и топоры, что, конечно, нежелательно. Так что — инопланетяне, Святая Русь, свое, родное, исконное-посконное. И — никакого больше либерализма. Наверное, Серега Луцкий был прав, когда возражал против этой идеи с собственным СМИ — «карманного» не получилось, а финансировать «подрывников» совсем уж глупо. Как против ветра плевать.
Глава 36Ожидание тяжелее наказания
Не бойся немного согнуться, прямее выпрямишься.
После ухода из редакции Ника обнаружила, что теперь ей совершенно нечем занять свободное время. Кроме поездок в больницу к Дмитрию, которого перевели в обычную палату и разрешили понемногу ходить, и к его матери, других дел не находилось, и она часами висела в скайпе с Ириной и сыном. Максим уже довольно понятно разговаривал, хотя смешно мешал чешские и русские слова, что придавало беседам с ним особое очарование. Ирину больше интересовало другое — личная жизнь подруги, и Ника как умела уворачивалась от вопросов о Дмитрии.
— Скрытная ты стала, — вздыхала Ирина.
— Не скрытная, просто боюсь спугнуть, — призналась однажды Ника, — я до сих пор не могу поверить, что он появился.
— А предложение он тебе сделал? Или не боится, что такую женщину из-под носа уведут?
— Кому я нужна…
— В этом, Стахова, твоя главная проблема — ты в себя не веришь, — авторитетно заявила Ирина.
— Ой, перестань! Я с его мамой познакомилась, бываю у нее через день.
— И как старушка?
— Она не старушка, вполне еще молодая женщина, только болеет. Но мы с ней нашли общий язык, как ни странно, — сказала Ника, и подруга рассмеялась:
— Стахова, да как ты могла не найти с кем-то общего языка? Ты же самый большой дипломат из всех, кого я знаю! Ты даже моего Иржи ухитряешься склонить в ту сторону, в какую тебе надо, даже если он категорически против!
— Ну, Иржи — это другое…
Она на самом деле вполне освоилась в доме матери Дмитрия, приезжала через день, привозила продукты, готовила и убирала в квартире. К собственному удивлению, это давалось легко и так непринужденно, словно Ника занималась этим всю жизнь. Вера Павловна неизменно была приветлива, искренне радовалась ее визитам и благодарила за любую мелочь.
— Мне так неудобно, что тебе приходится разрываться между мной, Димой и домом, — говорила она, наблюдая за тем, как Ника бережно вытаскивает с полок книги, вытирает их и ставит обратно.
— А мне чем заниматься-то еще? Работы нет, времени свободного хоть отбавляй, дома скучно, а у вас хотя бы разговоры, — весело отзывалась Ника, которой на самом деле было приятно приезжать сюда.
Беспокоило другое. Нике казалось, что ей еще предстоит встреча с Луцким, что он не мог просто так отступиться, не убедившись, что материалов о нем и его жене больше нет. Бальзанов не собирался обращаться в полицию, он хотел решить дело иначе, без привлечения органов правопорядка, но Нику, разумеется, в известность об этом не поставил. Оказываясь дома, она, даже несмотря на присутствие Вадима, все равно не могла расслабиться, и в каждом шорохе ей мерещились чьи-то шаги. «Скорее бы выписали Диму — и я уеду, — думала она, совершенно не представляя, как будет складываться ее жизнь дальше. — Уеду отсюда, забуду все, перестану вздрагивать по ночам. Но — что потом? Как мы будем жить? На две страны? Я поняла, что больше не вернусь сюда, хватит, попробовала, повторять не стану. А он? Сможет ли он уехать ко мне? И — Вера Павловна, как с ней быть? Черт, ну, почему опять все так сложно?»
Она попробовала поговорить на эту тему с Дмитрием, но он попросил не торопить события и дождаться его выписки, чтобы решить все спокойно и без суеты. А Ника даже не могла ему объяснить, чего боится, — Рощин считал, что наличие телохранителя гарантирует защиту от любых неприятностей. Но Ника думала иначе, хотя и не могла логически объяснить причину.
Накануне выписки Рощина она приготовила обед на завтра, чтобы не занимать время днем, убрала квартиру и накормила ужином Вадима. Тот выглядел обеспокоенным, хотя обычно никаких эмоций не выражал.
— Что-то случилось? — заметила Ника, убирая посуду.
— Да. Получил сообщение — брат будет проездом в Домодедово всего три часа, мы не виделись с ним пять лет, он служит на Севере, а сейчас едет с семьей в отпуск. В Москве у них стыковочный рейс, он написал, что хотел бы меня видеть, — удрученно сказал телохранитель.
— Не вижу проблемы, — пожала плечами Ника, — тут на аэроэкспрессе сорок пять минут плюс десять минут пешком до вокзала. Всего час — и ты в Домодедово.
— Проблема в другом — рейс ночной, я потом оттуда не выберусь до шести утра.
— И что? — не поняла Ника. — Посидишь в аэропорту, оттуда же не выгоняют, а первым экспрессом вернешься.
— Я не могу оставить вас одну на всю ночь, — категорично заявил Вадим, — мы так не договаривались.
— Слушай, Вадик — я тут сидела и буду сидеть, а брат раз в пять лет на три часа заехал. Со мной ничего не случится, я запрусь изнутри, утром разбудишь. Я себе потом всю жизнь не прощу, что ты из-за меня не увидел брата.
Вадим заметно колебался. Брата он действительно видел крайне редко, а ночью — что могло случиться? Особенно если запереть дверь и никому не открывать. Ника настаивала, чувствуя, что он вот-вот согласится, и Вадим сломался:
— Ладно, хорошо. Сделаем так. Я уеду последним экспрессом, это в половине первого, а вернусь первым же. В семь утра буду уже на месте. Только пообещайте, что к двери подходить не будете.
— Да зачем мне к ней подходить-то? На улицу мне не нужно, продуктов мы с тобой купили — на дивизию, сигареты тоже есть — живи и радуйся! — Ника взглянула на часы — время близилось к одиннадцати, опять за стол они сели поздно.
— Тогда так и сделаем.
Вадим ушел в начале первого, Ника заперла дверь и улеглась в постель, включив телевизор и найдя там канал со старыми советскими фильмами. Показывали «За двумя зайцами», Ника любила этот фильм и Олега Борисова в главной роли, а потому приготовилась приятно провести время до сна. Когда позвонили в дверь, у нее даже не возникло вопросов — бросив взгляд на часы, она решила, что это вернулся Вадим, забывший какую-то мелочь, а потому смело открыла и тут же оказалась прижатой к стене мощной рукой, перехватившей ее горло.
Глава 37Ночной разговор
Великая корысть всегда кажется себе бескорыстием.
— Если ты не будешь орать, я отпущу, — проговорил мужской голос.
Дверь в квартиру захлопнулась, щелкнул замок — все, не выйти. А дышать становилось все тяжелее, Ника почувствовала, как делаются ватными и подгибаются ноги, а тело потихоньку опускается по стене вниз.
— Кивни, если поняла.
Она с трудом кивнула, и тут же рухнула на пол — нападавший отпустил ее. Зажав руками горло, Ника закашлялась. Ее подняли за шиворот, встряхнули и втолкнули в комнату, где Стахова больно ударилась коленом о кованую спинку кровати. Мужчина, одетый в черную кофту с капюшоном, натянутым на глаза, выключил горевшее бра и сел на край кровати так, чтобы блокировать Нике выход. Указав ей на небольшой диван, велел:
— Туда сядь. И не вздумай дергаться, у меня в кармане пистолет, ты охнуть не успеешь. Но если не будешь глупить, я уйду и ничего тебе не сделаю.
Ника, сжавшись, села на диван и лихорадочно соображала, что делать. Балкон, как назло, она закрыла как раз перед тем, как лечь в постель, а о том, чтобы проскочить мимо усевшегося на кровать мужика, с ее габаритами вообще можно было даже не мечтать.