— Заткнись, дебил! — рявкнула Сормова. И, обернувшись к шефу, торопливо добавила: — Идиот, что вы хотите? У артистов же мозгов нет, одни эмоции. Сам придумал невесть что, сам себя напугал, теперь кричит ерунду какую-то… Молчи, говорю, придурок, без тебя разберемся!
— Я придурок?! — возмутился Олег, безуспешно пытаясь вырваться из Гошкиных рук. — Я идиот?! На себя посмотри, курица старая! Я, что ли, в ворованных сережках в детективное агентство приперся?! Сама дура! Твои сказки для соседок хороши и для ваших медсестричек в поликлинике, а здесь на слово не верят! Ты дел наворотила, ты язык распустила, а я теперь должен молчать?
— Олег, прекрати, ты ничего не понимаешь! — Шурочка попробовала схватить его за руку, но он только отмахнулся.
— Конечно, не понимаю! Не понимаю, как я мог с вами, двумя стервами, связаться! Легкие деньги, да? Точно, дебил! Да если бы я тогда уши не развесил, Лешка жив был бы, вот что я понимаю! Но я за вас отдуваться не буду, даже не рассчитывайте! — Он повертел головой, оглядываясь, и безошибочно выбрал шефа: — Вы здесь главный? Я хочу сделать заявление! Как это у вас называется, явка с повинной? Вот я и хочу…
— Ах ты бедненький, запутали тебя, обманули мальчика злые тетеньки, — очнулась наконец Шурочка. Когда свою долю забирал, ты так не возмущался! Лешку тебе жалко? Так ты сам ему отраву в водку наливал, своими руками! Заставили тебя, как же!
— Так ты ведь сказала, что это идеальный способ заставить ментов закрыть дело!
— Минуточку! — крикнула вдруг Сормова и подняла вверх руку. — Минуточку!
Она повернулась к Баринову и продолжила, громко и четко:
— Прошу зафиксировать мое заявление: никакого отношения к преступным деяниям этой парочки я не имею! Да, время от времени они просили меня сделать дубликаты ключей, но это было просто родственной помощью. Шурочка всегда была очень рассеянной, и я верила, что она потеряла ключи от квартиры, от гримерной, от квартиры любовника… к ключам я не присматривалась, сестра попросила, я сделала. И я понятия не имела…
— Ты понятия не имела?! — ахнула Шурочка. — А чей план был с самого начала? Кто все придумал?
Олег поддержал ее, разразившись длинной и абсолютно непечатной тирадой.
— Тихо! — Александр Сергеевич стукнул ладонью по столу. — Прекратить свару! Теперь уже нет смысла орать друг на друга. Сейчас вы все пройдете в соседнюю комнату и напишете все, с самого начала. Когда я говорю «все», я имею в виду именно все. Когда и как появился преступный замысел, кто, когда и как выполнял преступные действия, все четко и подробно, по пунктам! Гоша, Рита, подготовьте место, где они могут устроиться, Нина, ты обеспечь бумагой и ручками! Все ясно? Выполняйте!
На удивление тихо и послушно все трое последовали за Гошкой. Я замыкала шествие. Так же тихо и послушно заняли свои места: Сормова уселась за Гошиным столом, Шурочка за моим, а Олега устроили за небольшим боковым столиком.
Напарник удовлетворенно полюбовался, как старательно все трое начали строчить на предоставленных Ниночкой листках, и подмигнул мне:
— Что, даже не спросишь, почему мы еще не звоним Сухареву?
Я только улыбнулась. Да, пару лет назад я бы непременно задала такой вопрос, а то и сама схватилась бы за телефон. Но тогда я только начинала карьеру частного детектива, а с тех пор поднабралась опыта и поумнела. Если Сухарев сейчас приедет, то приедет для того, чтобы забрать подозреваемых. А на каком основании? Признательные показания еще не написаны и не подписаны. Допустим, есть видеозапись, но там больше крика и эмоций, чем подробностей. Нет уж, если взялись люди явку с повинной оформлять, не надо их отвлекать, пока делом заняты. А вот когда они закончат, когда мы их показания скопируем и подошьем, тогда можно и Сухарева звать.
Как я и думала, первой закончила описание своей преступной деятельности Раиса Михайловна. Она протянула мне исписанные листки и спросила — почему-то уже не у меня, а у Гоши:
— Я могу идти?
— Ни в коем случае! — живо откликнулся он. — Мы, конечно, не имеем права вас задерживать, но если вы уйдете до приезда полиции, то это будут рассматривать как попытку скрыться, что является отягчающим обстоятельством. Зачем же вам усугублять свое положение?
— А-а… а вы уже их вызвали? Полицию? — отвлекся на мгновение от работы Олег.
— Сначала вы все изложите и подпишете свои показания. Чтобы им не ждать, пока вы все закончите.
— Извините. — Раиса Михайловна нахмурилась и потянула из моих рук свои показания. — Отдайте, пожалуйста! Я подумала и кое-что еще хочу добавить.
— Сан Сергеич, готово. — Я положила на стол перед шефом довольно толстую пачку исписанных листков.
— Угу. Садись пока.
Я послушно присела в кресло. Баринов надел очки и начал читать показания. Когда он перевернул последний листок, то спросил:
— Копии сделали?
— А как же. Это они и есть. Оригиналы Ниночка уже в папку сложила и кое-какие данные по квартирным кражам. Колье тоже приготовила.
— Хорошо. — Он достал телефон и набрал номер. — Женя? Добрый вечер. Извини, что так поздно, но я по делу Костровой. Приезжай сейчас к нам или ребят своих подошли. У нас тут сразу трое отравление Костровой и Каретникова друг на друга валят. Да, в подробностях разбираться еще, но признательные показания написаны подробно, там данных хватит. Хорошо, ждем.
Баринов убрал телефон и улыбнулся:
— Хорошо поработали. Молодцы. Спроси у Гоши — он подождет или у него какие дела срочные?
У Гоши не было ничего срочного. Кто бы сомневался! Одно дело — притворяться, что они с Евгением Васильевичем незнакомы и вообще друг друга не замечают, и другое — полюбоваться, как Сухарев будет благодарить шефа за работу, которую мы сделали вместо него. Отказываться от такого удовольствия Гошка не собирался.
Евгений Васильевич, как я и думала, приехал вместе с Пашей и Костей, бросил неопределенно в пространство: «Добрый день» и сразу прошел в кабинет Баринова. За ним скользнула Ниночка, держа в руках подготовленный пакет с документами.
Паша с Костей были настроены гораздо более дружелюбно, хотя некоторое неудовольствие высказали.
— Опять вы из нас идиотов сделали! — привычно хлопнув меня по спине, пожаловался Костя. — Мы дело закрыли, а теперь его из архива возвращать! Да еще кражи эти квартирные — это же вообще не нам в плюс пойдет, а соседям. Чего это мы за них должны работать?
— Побойся Бога! — возмутилась я. — Работали за вас за всех мы, а вы готовый результат получили, да еще недовольны!
— И это вместо благодарности! — поддержал меня Гошка. — Забирайте уже своих признавшихся, освобождайте нашу комнату от посторонних!
— Да заберем, вам не оставим, — прогудел Паша. — И спасибо вам, а как же.
— Ага, спасибо, — поддержал его Костя, но особой благодарности в его голосе не чувствовалось.
— Не обижайся, Рита, — ухмыльнулся Паша — он просто завидует. Костя Васильичу пытался доказать, что нечисто там, с самоубийством Каретникова, они поругались даже. Вот ему теперь и обидно.
— Извините, я должна уточнить, — Сормова нелепо, словно школьница, подняла руку, — прошу вас сразу учесть: ни к каким отравлениям я отношения не имею. Во всю эту уголовщину меня втянули обманом, ничего противозаконного я не делала, а просто выполняла мелкие просьбы своей родственницы…
— Втянули! — взвизгнул было Олег, но Шурочка заглушила его неожиданно мощным меццо:
— Не имеешь понятия! Так я тебе напомню, сестричка, кто всю эту уголовщину придумал! Я тебе как волосенки-то повыдергаю, сразу вспомнишь, кто был головой, а кто руками! Так ведь ты говорила, когда дело до дележки доходило? Что руки без головы и вовсе ничего бы не имели?
— Спокойно, спокойно, гражданочка. — Костя, который был ближе, ловко перехватил всерьез двинувшуюся на разборки Шурочку, в то время как Паша на всякий случай придержал Олега. — Не сомневайтесь, мы во всем разберемся, все выясним, невиновные будут оправданы, а преступники понесут заслуженное наказание.
— Главное, я им говорила, что с директором филармонии связываться смысла нет, — невпопад пожаловалась Шурочка. — Я же видела, что у его жены нет ничего интересного — на что только люди деньги тратят! И была права! Двери на пять замков заперты, а из украшений — даже взять нечего! Копейки какие-то забрали и все!
— Ну что скажете, молодежь? — спросил шеф, когда все посторонние наконец удалились и мы привычно собрались в его кабинете.
— А что тут скажешь? — Гоша пожал плечами. — Я всегда говорил — обожаю работать с творческой интеллигенцией. Мы ведь их даже припугнуть не успели, одного намека хватило. Плывут моментально, сдают всех вокруг и себя в том числе.
— Шурочка с Олегом на интеллигенцию никак не тянут, — возразила я. — Творческие работники, возможно, но никак не интеллигенция. Скорее гопники какие-то. Шпана подзаборная.
— Зато Сормова врач, — хихикнула Нина. — Интеллигенция, хотя и не творческая.
— Хорошо, она как нетворческая интеллигенция сдает подельников, а себя очень даже творчески выгораживает. А творческая шпана просто топит всех вокруг, не обращая внимания, что и сама на дно идет.
— Вообще-то я имел в виду наши дальнейшие действия, — мягко прервал наши изыскания Баринов. — Не пора ли встретиться с клиентом и сообщить ему о результатах нашей деятельности? Или лучше отложить это на завтра? Ниночка?
— Если с отчетом по расходам и обоснованием счета, то лучше завтра, — правильно поняла его вопрос Нина.
— Если с отчетом по оперативной работе, то лучше послезавтра, — ухмыльнулся Гоша.
— Если по-человечески, то сегодня, — упрямо заявила я. Упрямо — потому что это больная тема. Мое стремление вести себя «по-человечески» вызывает постоянные насмешки напарника и столь же постоянно удивленно поднятые брови Ниночки. Шеф неудовольствия тем, что Гоша называет родимыми пятнами тяжелого педагогического прошлого, так откровенно не демонстрирует, но бросает на меня печальные взгляды, а на Гошу — укоризненные. Дескать, плохо воспитываешь молодое поколение. — Прямо сейчас и позвонить! Переживает же человек.