— Он переживал, пока сам под обвинением ходил, — живо возразил Гоша. — А как дело закрыли, чего ему переживать? Нет, нам, конечно, тянуть тоже смысла нет, а то расслабится, успокоится…
— С деньгами расставаться не захочет, — продолжила Нина.
— Примерно так. Рестаев, конечно, человек порядочный, но зачем рисковать. Так что ты, Ритка, завтра с утра садишься за отчет…
Зазвонил телефон, и Ниночка метнулась в приемную.
— Детективное агентство «Шиповник», чем мы можем вам помочь? — пропела она. — Да, конечно, Андрей Борисович. Вы прямо сейчас хотите подъехать?
Баринов кивнул, и Нина затараторила:
— Да, пожалуйста, и Феликс Семенович тоже. Да, Александр Сергеевич будет вас ждать. Хорошо, до встречи.
Она положила трубку и пожала плечами:
— Рита была права, переживает человек. Ладно, минут двадцать у нас есть, я пока хоть первые прикидки по счету набросаю.
— А мы отчетом займемся. — Гоша поднялся со стула. — Ритка, кому сидим? Пошли твои заметки в приличный черновик сводить!
Все-таки Ниночка — волшебница! Пусть у нее к приходу клиента еще не был готов полновесный финансовый документ, но Феликсу Семеновичу (Рестаев от всех бумаг с цифрами вполне ожидаемо отмахнулся) предоставленной схемы расходов вполне хватило. Изучал он ее с большим интересом, краем уха слушая, как Александр Сергеевич излагал содержание признаний, написанных Сормовой, Шурочкой и Олегом. Короткое вступление — как Раиса Михайловна довольно долго накручивала родственницу: дескать, к вам в театр всякие фифы в злате-серебре ходят, а ты всем стиль «веселый нищий» демонстрируешь, а также фантазии троицы на тему, как до этого чужого злата-серебра можно добраться, Феликса Семеновича не особенно заинтересовали. Когда речь зашла о том, как преступные фантазии постепенно превратились во вполне реальные планы, он поднял голову от Ниночкиных расчетов, а когда речь зашла об использовании его собственного кабинета для получения ключей от квартир обеспеченных любителей театра, и вовсе отложил их в сторону.
Рестаев же с самого начала слушал Баринова, затаив дыхание и не сводя с шефа округлившихся глаз.
— Я не понял, — произнес Феликс Семенович неуверенно. — А от моего кабинета ключи у них откуда?
— Шурочка взяла потихоньку на вахте, сделала копии, потом незаметно вернула, — коротко объяснил шеф. — Точно так же они потом поступали с ключами, которые доставали из карманов ваших гостей. Но поскольку Шурочка и Олег, как правило, были заняты в спектакле, им нужна была помощь Сормовой. Она подъезжала к театру, забирала ключи, делала копии и до конца спектакля возвращала. А Олег или Шурочка подбрасывали ключи на место.
— Какая гадость! — с чувством выдохнул Феликс.
— Этичным их поведение не назовешь, — согласился шеф. — И даже просто порядочным. Они ведь были знакомы с этими людьми, у некоторых даже дома бывали. При этом они не хотели, чтобы квартирные кражи были как-то связаны с театром, поэтому не торопились, приходили месяца через два-три. И были уверены, что поймать их невозможно. Но после кражи у Завойтовой Уварова проявила небрежность, оставила в сумочке особенно ей понравившееся колье. Серьги и кольцо она отдала сестре, а с колье не смогла расстаться. Она понимала, что не может носить его, но даже просто держать в сумочке было для нее удовольствием. Уварова не подумала, что ее соседка по гримерной не отличается особенной щепетильностью…
Лицо Рестаева исказила болезненная гримаса, и Александр Сергеевич сделал паузу, вопросительно глядя на него.
— Нет, ничего, продолжайте.
— У вашей супруги закончились бумажные салфетки, и она без особых церемоний полезла в сумочку Уваровой прямо на глазах у хозяйки. И естественно, зацепила колье. Достала его, рассмотрела… думаю, Галине Костровой не составило труда определить, кому принадлежало это украшение. А поскольку о краже из квартиры Завойтовой ей тоже было известно, нетрудно было понять, что Кострова обо всем догадалась. Если бы она сделала вид, что не узнала краденую вещь, а сама сразу же обратилась бы в полицию или хотя бы посоветовалась с кем-нибудь из вас, наверное, дальнейшей трагедии удалось бы избежать.
— Так вот что она имела в виду, когда спрашивала меня про шантаж, — медленно покивал Феликс. — Господи, вот ведь женщина! Просто фантастическая… — Он с заметным усилием сдержался и не договорил. Все-таки не принято о покойниках плохо выражаться, тем более — безутешный вдовец рядом сидит.
— Да, к сожалению, Галина Кострова… обладала несколько излишней живостью характера, — шеф тоже деликатно смягчил просившееся на язык «была полной дурой» — и восприняла это скорее как веселое приключение. Уварова довольно подробно описала — как Кострова забрала колье, заявив, что это будет плата за молчание. Мало того, Кострова заинтересовалась самим, так сказать, процессом изъятия ценностей.
— Галя хотела принять участие в квартирных кражах? — не скрывая ужаса, уточнил Рестаев. — Не может быть! Я в это никогда не поверю!
— Очень даже может, — расстроенно возразил Феликс Семенович. — Как раз на Галочку это очень похоже. Как вы сказали — веселое приключение? Так и есть! Для нее это было только приключением, и она даже не представляла… Эх!
— Да. К сожалению, госпожа Кострова не только не отнеслась серьезно к ставшей ей известной информации, но и дала понять, что дело, грозящее уголовным преследованием и немалым сроком для Уваровой и Стрелкова, является для нее простой забавой. Она захотела принять в следующей краже самое активное участие и потребовала организовать это как можно быстрее. Представляете, какое впечатление это произвело на Уварову? Они старались действовать максимально осторожно, а тут — давайте, с налета, без подготовки, все равно кого! Не ради добычи, а просто для развлечения. Уварова и Стрелков были просто вынуждены принять меры. С их точки зрения, это была почти самооборона. И действовали они вместе, разделили, так сказать, ответственность. Сормова передала сестре дигитоксин, и та влила его в бутылочку с водой, ей это было несложно, упаковка стояла в гримерной…
— Но как же… — Рестаев снял очки и близоруко прищурился. — Они же молодые люди, талантливые артисты? Как они могли?
— Талант тут ни при чем, — чуть резче, чем следовало, сказал Гошка. — Людьми надо быть, и желательно порядочными.
— Да, конечно, вы правы, но… ладно, о порядочности здесь говорить не приходится, но убивать? Убить человека только за то, что он мог где-то кому-то что-то рассказать?
— Им грозила тюрьма, — напомнил шеф. — А люди, которые уже преступили закон, гораздо легче делают следующий шаг.
— Подождите, — встрепенулся вдруг Феликс Семенович. — Ладно, я понял, почему они отравили Галочку. Но при чем здесь Алеша? Его зачем было убивать? Или Галочка ему успела что-то рассказать? И он тоже решил заняться шантажом? Но на Алешу это совсем не похоже. Он бы скорее пришел посоветоваться ко мне или к Мариночке… да что там, пришел — прибежал бы!
— Не думаю, что Кострова с ним поделилась, это была ее личная игра, которой она предпочитала наслаждаться в одиночку, по крайней мере, пока. Нет, Каретникова убили исключительно для того, чтобы полиция побыстрее закрыла дело, квалифицировав его как убийство и самоубийство. Уварова и Стрелков сразу напоили Каретникова до почти бессознательного состояния — это было очень умно. Пьяный, он уже не мог предпринять каких-либо самостоятельных действий, а со стороны это выглядело как трогательная забота о товарище. Потом заботливые друзья уложили его спать в гримерке, что тоже было совершенно естественно.
— Если смотреть со стороны, то все было выстроено очень логично и непротиворечиво, — признал Феликс Семенович. — Даже не ожидал такого от Шурочки, она несколько безалаберна, и так точно все просчитать… не ожидал. Или это Олег? Да нет, он и на два шага вперед ничего рассчитать не способен, он в лучшем случае исполнитель.
— Планированием у них занималась сестра Уваровой, — объяснил шеф. — Она же, как врач, выписывала необходимые препараты.
— А предсмертная записка Алексея? Как они смогли ее получить? Или это подделка?
— Нет, записку действительно писал Каретников. Когда он ночью проснулся, рядом был верный друг Стрелков. Он в своих показаниях очень подробно все описал. Как начал разговор о похоронах, как сказал, что они с Шурочкой хотят заказать отдельный венок, напишут на ленте: «От друзей». Естественно, Каретников тоже задумался о венке, начал придумывать варианты надписей… Стрелкову осталось только подсунуть ему бумагу и ручку и предложить записать их, чтобы не забыть до завтра. Слова: «Прости меня, Галя» тоже подсказал он. Ну, а потом осталось только влить дигитоксин в водку и предложить Каретникову допить. Когда тот умер, Стрелков придал телу естественное положение, оторвал от листка из блокнота нужную фразу и сунул ее в карман покойнику, забрал страницы с остальными вариантами, разложил на столе пустые ампулы… Надо признать, их план удался — дело было закрыто. Если бы не ваша, Андрей Борисович, настойчивость, они вполне могли выйти без потерь.
Рестаев вяло отмахнулся:
— Да что уж теперь. Но все это означает… вы передали все это в полицию? Их арестовали?
— Да. Всех троих. Теперь их ждет суд. — Шеф сделал короткую паузу и, нахмурившись, продолжил: — Я должен доложить о результатах расследования по делу о телефонных звонках, оно тоже закончено.
— Да? — Андрей Борисович без особого интереса посмотрел на Баринова. — И кто это был? Я, кажется, уже ничему не удивлюсь.
Феликс Семенович хотел что-то сказать, но неловко закашлялся, шеф тоже отвел глаза в сторону.
— Дело в том, что это были проделки… шутки… скверные шутки вашей супруги.
Губы Рестаева почти беззвучно шевельнулись.
— Галя?
— Да. Это она вам звонила.
Андрей Борисович помолчал, потом покачал головой:
— Ну что ж. Достойное завершение всей этой истории… финальный аккорд.
— Андрей, не надо сейчас об этом думать, — жалобно попросил Феликс Семенович. — Это действительно была просто дурная шутка. Ты же знаешь Галю.