Детективы извинились перед Эмили Денайер, пообещав вернуться, как только смогут, и вышли из кабинета, стараясь не показать, насколько они рады такой своевременной отлучке, пусть даже и по столь мрачному поводу.
32
2 октября, вторник
«Грезить о смерти хорошо тому, кто боится, ибо мертвым страхи неведомы».
Джонни Фордуотер снова и снова возвращался к этой фразе, услышанной много лет назад, но никак не мог вспомнить, откуда она.
После случившегося на прошлой неделе смерть казалась ему лучшим выходом. Самоубийство.
Любое другое решение означало бы окончательную потерю лица.
Перед ним на столе лежала написанная четким и аккуратным почерком записка, адресованная троим его детям и восьмерым внукам. В ней Джонни извинялся, что не может оставить им то наследство, какое планировал. Он также объяснял причины, возможно излишне подробно, но что с того? Может быть, его рассказ послужит для них предостережением никогда не поступать так, как он. Какой бы безысходной ни стала их жизнь.
Фордуостер подошел к домашнему сейфу, ввел шестизначный код и открыл тяжелую дверцу. Внутри хранился служебный револьвер, который он обязан был сдать еще много лет назад, когда увольнялся из армии. Но никто тогда особенно не настаивал, так что он подумал: «Какого черта?» — и оставил оружие себе. Рядом лежала горстка патронов. Твердой рукой Джонни наполнил все шесть камор револьвера боевыми патронами. Один старый армейский приятель, страдавший депрессией, рассказывал, что временами боролся с искушением застрелиться, но каждый раз в последнюю секунду передумывал, и его отпускало.
Джонни казалось, что это единственный честный выход из постигшего его финансового краха. Когда нажимаешь на спусковой крючок, нет разницы, какая именно камора окажется напротив бойка. Смерть принесет облегчение. Он приготовился, засунул в рот ствол револьвера, направил его в нёбо, нащупал указательным пальцем правой руки спусковую скобу, а потом и сам крючок.
Взглянув в окно на вечернее солнце, низко повисшее над спокойными водами Ла-Манша, он увидел далеко на горизонте контейнеровоз, а чуть ближе к берегу — доску серфера. Джонни нажал на крючок, поначалу мягко, но постепенно усиливая давление.
33
2 октября, вторник
— Не самое приятное зрелище, сэр, — сказал старший эксперт-криминалист Алекс Колл.
Прежде чем войти в стоящий на отшибе солидный дом в викторианском стиле, Рой Грейс вместе с инспектором Гленном Брэнсоном надели защитные костюмы, бахилы и перчатки и расписались в специальном журнале, где фиксировались все посещения места происшествия.
Вдоль тихой улочки были припаркованы полицейские машины, включая фургон криминалистов.
— Что тут у нас, Алекс?
Старший эксперт-криминалист, худощавый и чрезвычайно серьезный мужчина, отличался цепким взглядом, подмечавшим каждую деталь, что и позволило ему быстро продвигаться по службе.
— Хозяйка дома — она же, по нашему убеждению, и стала жертвой — Сьюзан Адель Драйвер овдовела четыре года назад, — начал Колл. — Ее покойный муж был торговцем антиквариатом, а после краха рынка старинной мебели занялся драгоценностями. Вроде бы все указывает на то, что женщина покончила с собой, повесившись, но коронер согласилась с инспектором Уорнером, заподозрившим инсценировку.
— А кто коронер?
— Мишель Уэбсдейл. Она уже уехала на ДТП со смертельным исходом, но скоро вернется.
Мишель Уэбсдейл была из тех людей, кому Грейс доверял. Как и инспектору Уорнеру.
— А где сейчас Билл?
— Он только что отправился на вызов — женщина с ребенком на руках грозится спрыгнуть с балкона четвертого этажа.
— Ну и какие у вас первые выводы?
— Есть кое-что, что меня смущает: высота петли. Ноги жертвы находятся на добрых шесть футов выше стула, на котором она стояла. На шее с задней стороны виден синяк. Мои эксперты уже нашли волосы на полу, недалеко от стула, и это может свидетельствовать о том, что она упала перед тем, как повесилась, либо ее повалили на спину.
— Как вы полагаете, из дома ничего не пропало? Нет ли каких-нибудь признаков ограбления или обыска?
— Нет, сэр, все вроде бы стоит на своих местах. На первый взгляд, ничего не исчезло. На стенах дорогие картины, и вообще в доме много антиквариата: статуэтки и другие ценные вещи. На данный момент трудно определить, не украли ли что-нибудь, но мне представляется, что это не ограбление.
— Жертва все еще in situ?
— Да. Я поговорил с патологоанатомом из Министерства внутренних дел, и он обещал приехать примерно через час.
— Кто именно?
— Ваш добрый приятель, доктор Фрейзер Теобальд.
— Превосходно, теперь вечер у меня точно пропал, — закатил глаза Грейс.
Он поблагодарил Колла, а затем оба детектива поднырнули под ленту ограждения.
Они вошли в просторный, красиво обставленный холл, сморщив носы от запаха разлагающейся человеческой плоти. Потом поднялись по лестнице. Там вонь ощущалась сильнее, и стало очень жарко: центральное отопление работало на полную мощность. На лестничной площадке перед закрытой дверью стояла эксперт-криминалист в защитном костюме. Она узнала Грейса и предупредила его:
— Это тяжелая противопожарная дверь, сэр. Толкайте сильнее.
Грейс так и сделал. Войдя в душную, жарко натопленную комнату, он сразу увидел двух криминалистов в латексных перчатках, осматривающих пол в поисках отпечатков пальцев. Одного из них, Криса Джи, он знал. Фотограф Джеймс Картрелл снимал место происшествия на видеокамеру. Над ними, в петле из пояса банного халата, закрепленной на массивной позолоченной люстре, висела темноволосая женщина лет пятидесяти пяти в свободном свитере и джинсах. Потолок вокруг крепления потрескался, куски штукатурки отвалились. Среди мусора на полу лежала черная бархатная тапочка с вышитым золотым гербом. Вторая по-прежнему держалась на ноге женщины.
Шея погибшей казалась вытянутой. Темно-синий с розовым язык высовывался изо рта. Неподвижные глаза налились кровью. Лицо покрылось зелеными пятнами, вокруг глаз скопились мясные мухи. Руки побагровели, на губах выступила засохшая пена.
Грейс придержал закрывающуюся дверь, впуская коллегу.
Гленн Брэнсон посмотрел вверх и в ужасе отшатнулся от увиденного. Но сердце его болезненно сжалось. То же самое он ощущал всегда, когда по долгу службы выезжал на случаи суицида. Всякий раз думал о том, как жила жертва, что толкнуло ее на этот ужасный шаг… И не мог ли кто-нибудь отговорить самоубийцу, убедить его, что есть и другой выход.
Грейс испытывал во многом схожие эмоции. Он взглянул в глаза женщины, широко открытые, как у большинства повешенных. Уставившиеся в одну точку. «Глаза — окна души», — вспомнилось ему.
Но только не тогда, когда, повиснув в петле, ломаешь себе шею. Повешенный умирает не в одно мгновение. Грейс знал об этом по множеству отчетов патологоанатомов. Какое-то количество воздуха все-таки проходит в легкие, и можно еще долго висеть, отчаянно пытаясь вдохнуть.
И думать о том, что ты сделал? Может быть, сожалеть об этом?
«Ох, Сьюзи Драйвер, где теперь ваша душа?» — грустно размышлял Грейс.
Он посмотрел на зазор между ступнями женщины и стулом внизу. Потом снова взглянул на нее. Задумался. Картина происшествия говорила ему одно, а мысленно он видел что-то другое. Нечто неправильное. Как будто в жалкой попытке загладить вину, Рой вытащил телефон и сделал несколько фотографий. Он понимал, что Картрелл заснимет все в мельчайших подробностях, но все же предпочитал изучить собственные снимки, прежде чем получит материалы от криминалистов.
Еще раз взглянув на женщину, он подумал: «Это ведь было не ваше решение, правда? Мне очень жаль, Сьюзан. Понимаю, что это слабое утешение, но обещаю: я сделаю все возможное, чтобы найти того, кто так поступил с вами, и прослежу, чтобы этот человек никогда больше не смог проделать это с кем-то другим. Скорее всего, вам хотелось бы услышать что-то другое, но увы».
Грейс пожал плечами и виновато посмотрел покойнице в глаза. Та глядела на него с осуждением, словно бы говоря: «Сделай хоть что-нибудь!»
34
2 октября, вторник
Джонни Фордуотер по-прежнему стоял с прижатым к нёбу дулом пистолета, обхватив пальцем спусковой крючок и надавливая на него. Рука тряслась. Покончить с собой оказалось не так-то просто. Он надавил еще немного. Взгляд задержался на контейнеровозе у горизонта, а затем на серфере, скользящем по почти неправдоподобно спокойному морю. Чайка спикировала к набережной и подхватила что-то клювом с мостовой.
Револьвер в любое мгновение мог выстрелить. В любое мгновение.
Это и впрямь оказалось не настолько просто, как Джонни думал. Может быть, его парализовало и поэтому он не может приложить последнее усилие? Может быть, теперь, когда вся шелуха отброшена, он оказался в душе трусом? Испугался того, что лежит за чертой? Или того, что не сможет выполнить все должным образом и очнется на больничной койке со снесенными выстрелом глазами и половиной черепа, как это случилось когда-то в Ираке с одним из его солдат, страдавшим посттравматическим расстройством? Бедняга до сих пор жив, лежит неподалеку, в Доме слепых ветеранов.
Рука устала и затряслась еще сильнее. Держать пистолет поднятым он долго не сможет.
«Ну же, не тяни, сделай это, будь мужчиной!»
Фордуотер зажмурил глаза и попытался представить лицо Элейн, унести воспоминания о ней с собой, но изображение никак не проявлялось. Мозг отказывался распечатать его. Ничего, только пустой лист.
Совсем плохо. Он резко, решительно дернул пальцем, до самой скобы. ЩЕЛК.
Резкий металлический звук. И тишина.
Где-то внизу гневно проревел клаксон автомобиля. Джонни открыл глаза. Серфер все так же безмятежно плыл по спокойному морю. Контейнеровоз по-прежнему виднелся на горизонте. Сам он все еще был жив.
Или это ему только показалось?
Он опустил руку и с недоверием посмотрел на револьвер.