– Отходим, – шепчет он. – Исао мы уже ничем не сможем помочь.
– Вы думаете, леопард убил его?
– Я это знаю. – Он еле заметно приподнимает голову. – Верхняя ветка. Слева.
Оно висело там все время, но я не замечала его. Рука свободно свешивается, словно странный фрукт колбасного дерева, пальцы обгрызены. Остального тела Исао не видно за листвой, но угадывается его торс, вклиненный в развилку веток, словно он прилетел с небес и приземлился на дерево, повис, как сломанная игрушка.
– Боже мой, – шепчу я. – Как же мы его оттуда…
– Не двигайтесь.
Леопардиха присела, готовясь к прыжку, задние ноги напряглись, как пружины. Она смотрит на меня, ее глаза впились в мои. Джонни мгновенно вскидывает ружье, но на спусковой крючок не нажимает.
– Чего вы ждете? – шепчу я.
– Отходим. Вместе.
Мы делаем шаг назад. Потом еще один. Леопардиха укладывается на ветку, размахивает хвостом.
– Она всего лишь защищает свою добычу, – говорит Джонни. – Все леопарды так делают: затаскивают жертву на дерево, где она не доступна для других хищников. Посмотрите на мышцы у нее на плечах. И на шее. Вот где настоящая мощь. Эта мощь позволяет леопарду затаскивать на дерево добычу, которая превосходит его по весу.
– Бога ради, Джонни, мы должны спустить его на землю.
– Он уже мертв.
– Мы не можем оставить его там.
– Если мы подойдем ближе, она нападет. А я не хочу убивать леопарда ради того, чтобы достать мертвое тело.
Я помню: как-то он говорил нам, что никогда не убьет крупную кошку. Что он считает их священными животными, слишком редкими, чтобы убивать их по какой бы то ни было причине. Даже если речь идет о спасении собственной жизни. Теперь он подтверждает собственные слова на практике, в то время как тело Исао болтается на дереве и леопардиха охраняет свою еду. Джонни внезапно представляется таким же странным животным, как и те, с которыми я уже встречалась в этих диких местах, человеком, чье уважение к этой земле уходит глубоко, как корни этих деревьев. Я думаю о Ричарде с его «БМВ» цвета синий металлик, кожаной курткой и пилотскими очками – всем тем, что в начале нашего знакомства казалось мне в нем таким мужественным. Но это были лишь побрякушки для украшения манекена. Так это, кажется, называется? Модель человеческого тела, нечто ненастоящее. Кажется, до сегодняшнего дня я знала только манекенов, внешне похожих на мужчин, притворяющихся мужчинами, а на самом деле это просто пластиковые куклы. Я больше нигде не встречу такого мужчину, как Джонни, не встречу в Лондоне и нигде в другом месте, и мое сердце разрывается, когда я думаю об этом. О том, что буду всю жизнь искать и всегда буду возвращаться к этому мгновению, когда я точно знала, какой мужчина мне нужен.
Как знала и то, что он никогда не будет моим.
Я протягиваю к нему руку и шепчу:
– Джонни.
Ружейный выстрел звучит так громко, что я отпрыгиваю назад, словно меня ударили. Джонни стоит недвижимо, как статуя, и его ружье все еще направлено на цель. Наконец, тяжело вздохнув, он опускает оружие. Склоняет голову, словно молит о прощении здесь, в храме буша, где жизнь и смерть – две половинки одного существа.
– Боже мой, – бормочу я и смотрю на леопардиху, которая лежит убитая всего в двух шагах от меня, явно сраженная в прыжке.
Доля секунды – и когти ее передних лап впились бы в мое тело. Я не вижу пулевого отверстия. Вижу только, как кровь стекает на траву, напитывает горячую землю. Ее шкура отливает матовым блеском – мечта шикарных блудниц, подружек найтсбриджских[12] магнатов, и мне хочется погладить ее, но я понимаю, что это было бы неправильно, смерть все равно не превратила ее в безобидного домашнего котенка. Мгновение назад она могла убить меня и потому заслуживает моего уважения.
– Мы оставим ее здесь, – тихо говорит Джонни.
– Ее сожрут гиены.
– Они все всегда пожирают. – Он делает глубокий вдох и смотрит на фиговое дерево, но взгляд его устремлен куда-то вдаль, словно он видит то, что дальше этого дерева, даже дальше этого дня. – Теперь я смогу спустить его.
– Вы говорили, что никогда не убьете леопарда. Даже ради спасения собственной жизни.
– И не убью.
– Однако этого вы убили.
– Но не ради спасения моей жизни. – Он смотрит на меня. – Ради вашей.
Этой ночью я сплю в палатке миссис Мацунаги, чтобы ей не оставаться одной. Весь день она была почти в ступоре, сидела, обхватив себя руками, бормотала что-то по-японски. Блондинки пытались уговорить ее поесть, но Кейко ничего не ела, только выпила несколько чашек чая. Она удалилась вглубь себя, в какую-то недоступную для других пещеру, и пока это для нас облегчение: она тиха и управляема. Мы не дали ей посмотреть на тело Исао – Джонни снял его с дерева и быстро похоронил.
Но я его видела. Я знаю, как он умер.
– Большие кошки убивают, вцепившись вам в горло, – сказал мне Джонни, роя могилу. Он копал размеренно, лопата врезалась в разогретую солнцем землю. Хотя насекомые досаждали нам, он не отмахивался от них – так был сосредоточен на цели: создании места упокоения для Исао. – Кошка бросается прямо на шею. Она сжимает челюсти на трахее, разрывает артерии и вены. А это ведет к смерти от удушья. Человек захлебывается собственной кровью.
Именно это я и видела, глядя на Исао. Хотя леопард уже начал пиршество, разодрал брюшину и грудь, о последних секундах Исао мне сказала его искалеченная шея. В его легких, когда он пытался вдохнуть воздух, явно булькала кровь.
Кейко эти подробности неизвестны. Она знает только, что ее муж мертв и мы его похоронили.
Я слышу, как она дышит во сне, издает стон отчаяния и снова замолкает. Она почти не двигается – лежит на спине, словно мумия, завернутая в белые пелены. Запах в палатке Мацунага не похож на тот, что в моей. Здесь приятный экзотический аромат, словно одежды пропитаны азиатскими травами; все здесь аккуратно и хорошо организовано. Рубашки Исао, которых он больше никогда не наденет, бережно сложены и убраны в чемодан вместе с золотыми часами, которые мы сняли с руки мертвеца. Все на своем месте, все в гармонии. Так непохоже на нашу с Ричардом палатку, являющую собой образец полной дисгармонии.
Это такое облегчение – быть подальше от него, потому-то я так быстро и вызвалась составить Кейко компанию. Меньше всего я хотела бы спать сегодня рядом с Ричардом. За весь день он едва сказал мне десяток слов. Предпочел проводить время с Эллиотом и блондинками. Эти четверо теперь как будто одна команда, словно мы – участники игры «Выжить в Ботсване» и мое племя противостоит их племени.
Вот только в моем племени больше никого нет, если не считать сломленной бедняжки Кейко… и Джонни. Но Джонни сам по себе, сам себе хозяин, а после убийства леопарда он сам не свой. Он с тех пор почти не говорил со мной.
И вот я, женщина, с которой никто не говорит, лежу в палатке рядом с женщиной, которая сама не говорит ни с кем. И хотя здесь, в палатке, тихо, за ее стенами уже началась ночная симфония с ее малыми флейтами-насекомыми и фаготами-гиппопотамами. Мне стали нравиться эти звуки, и дома они наверняка будут мне сниться.
Утром я просыпаюсь под птичий щебет. Слава богу, сегодня нет ни воплей, ни криков тревоги, только приятные мелодии рассвета. Снаружи четыре члена команды Ричарда сидят рядышком у костра и попивают кофе. Джонни расположился под деревом в одиночестве. Похоже, усталость одолела его, и, хотя он пытается бороться со сном, его голова время от времени падает на грудь. Я хочу подойти к нему, помассировать плечи, чтобы прогнать усталость, но остальные наблюдают за мной, и я присоединяюсь к их кружку.
– Как там Кейко? – спрашивает меня Эллиот.
– Еще спит. Всю ночь ни звука. – Я наливаю себе кофе. – Слава богу, сегодня утром мы все живы.
Я тут же начинаю жалеть, что сморозила эту глупость.
– Занятно, он тоже этому рад или нет? – бормочет Ричард, глядя на Джонни.
– В каком смысле?
– Просто мне кажется странным, что вдруг все пошло наперекосяк. Сначала погибает Кларенс. Потом Исао. А машина? С чего это вдруг она перестала заводиться?
– Ты обвиняешь в этом Джонни?
Ричард поглядывает на троих остальных, и я вдруг понимаю, что он не одинок – другие тоже считают Джонни виноватым. Не поэтому ли они держатся вместе? Обмениваются теориями, подкармливают свою паранойю?
Я мотаю головой:
– Это смешно.
– Конечно, что еще она может сказать, – бормочет Вивиан. – Я ведь сразу об этом сказала.
– Сказала о чем?
– Всем очевидно, что вы любимица Джонни. Я знала, что вы встанете на его защиту.
– Он прекрасно обойдется и без нее. Это он нас защищает.
– Ой ли? – Вивиан опасливо смотрит в сторону Джонни. Он сидит слишком далеко и не может нас слышать, но она все равно переходит на шепот. – Вы в этом уверены?
Ну что за нелепица! Я перевожу взгляд с одного на другого, пытаясь понять, кто зачинатель этой кампании клеветы.
– Вы намекаете, что Джонни убил Исао и затащил на дерево? Или доставил его этому леопарду и позволил загрызть на месте?
– Что мы о нем знаем, Милли, скажите? – спрашивает Эллиот.
– Боже мой. И вы туда же.
– Должен вам сказать, то, что они говорят… – Эллиот кидает взгляд через плечо, и хотя он тоже говорит шепотом, я слышу ужас в его голосе. – У меня от этого волосы дыбом.
– Ты сама подумай, – говорит Ричард. – Как мы все оказались на этом сафари?
Я меряю его сердитым взглядом:
– Единственная причина, по которой я оказалась здесь, это ты. Ты хотел африканского приключения, ты его получил. Что тебя не устраивает? Или приключение зашло слишком далеко даже для тебя?
– Мы нашли его в Интернете, – говорит Сильвия, которая молчала до этого момента. Ее рука с кружкой дрожит. Дрожит так сильно, что ей приходится поставить кружку, чтобы не расплескать кофе. – Мы с Вивиан хотели попутешествовать по бушу, но не могли себе позволить потратить много. Мы нашли его веб-сайт – «Потеряться в Ботсване». – Она издает полуистерический смешок. – Вот мы и потерялись.