– Черт! – Джейн уставилась на правый рукав, продранный когтями. – Отныне я официально ненавижу котов. Куда засранец убежал?
– Под кровать.
Джейн двинулась к своему врагу из рода кошачьих.
– Все, доброй тетеньки из полиции больше нет. Кот, ты теперь мой.
– Джейн, у тебя кровь идет. У меня спиртовые тампоны в сумочке внизу.
– Сначала поймаем его. Становись по другую сторону кровати и гони его на меня.
Маура опустилась на колени и заглянула под кровать. На нее смотрела пара желтых кошачьих глаз, а рычание, исходившее из горла животного, было таким диким, что волоски на руках Мауры встали дыбом. Это был не какой-нибудь ласковый котенок. Это был демонический Флаффи.
– Я держу наготове полотенце, – сказала Джейн. – Гони его на меня.
Маура робко помахала рукой на животное:
– Пст.
Кот обнажил зубы и зашипел.
– Пст? – хохотнула Джейн. – Маура, это все, что ты можешь?
– Ну хорошо. Кот, кыш! – Маура опять помахала рукой, и кот попятился. Маура сняла туфлю и замахнулась на кота. – Брысь!
Кот бросился из своего укрытия под кроватью. Хотя Маура и не видела последовавшей за этим борьбы, но мяуканье и шипение слышала, как и приглушенные проклятия Джейн, боровшейся с котом. К тому времени, когда Маура поднялась на ноги, Джейн успела замотать демонического Флаффи в банное полотенце, засунула сопротивляющегося кота вместе с полотенцем в коробку и закрыла клапаны. Коробка сотрясалась и дребезжала пятнадцатью фунтами озлобленного животного.
– Мне не нужно делать уколы от бешенства? – спросила Джейн, глядя на царапину.
– Прежде всего тебе нужны мыло и антисептик. Помой руку. Я спущусь и принесу спиртовые тампоны.
Маура поддерживала старый бойскаутский лозунг «Будь готов», и в ее сумке всегда были резиновые перчатки, спиртовые тампоны, пинцеты, бахилы и пластиковые пакетики для вещдоков. Свою сумку она нашла на кофейном столике – там, где ее и оставила. Маура вытащила сверток с тампонами и уже хотела вернуться наверх, как вдруг заметила пустой гвоздь в стене. Вокруг пустого места висели рамочки с фотографиями Леона Готта в разных охотничьих экспедициях, он стоял со своим ружьем над поверженной добычей. Олень, буйвол, кабан, лев. Висела в рамочке и копия статьи о Готте из «Хаб мэгэзин»: «Мастер охотничьих трофеев: интервью с бостонским таксидермистом».
Джейн спустилась по лестнице в гостиную:
– Так мне стоит волноваться по поводу бешенства?
Маура показала на пустой гвоздь:
– Отсюда что-то снимали?
– Я тут беспокоюсь, как бы мне руку не отняли, а ты спрашиваешь о пустом месте на стене.
– Тут что-то пропало, Джейн. На прошлой неделе все так и было?
– Да, было. Я тогда обратила внимание на этот гвоздь. Могу проверить по видеосъемке, было ли здесь что-нибудь. – Джейн замолчала, внезапно уставившись на торчащий гвоздь. – Интересно…
– Что?
Джейн повернулась к ней:
– Готт звонил Джоди Андервуд, просил прислать африканские фотографии Эллиота. – Она показала на пустое пространство на стене. – Ты думаешь, это как-то связано с его звонком?
Маура взволнованно покачала головой:
– Отсутствующая фотография?
– В тот же день он звонил в отделение Интерпола в Южной Африке. И опять это было связано с Эллиотом.
– С чего это он вспомнил про сына? Эллиот исчез шесть лет назад.
– Шесть лет назад. – Джейн снова посмотрела на пустое место на стене, где раньше что-то висело. – В Ботсване.
18
Ботсвана
«Сколько может человек обходиться без сна?» – думаю я, глядя в свете костра на Джонни, который клюет носом. Глаза его полузакрыты, корпус наклоняется вперед, как дерево, готовое упасть. Но пальцы по-прежнему крепко держат ружье, лежащее у него на коленях, словно оружие – это часть его тела, продолжение конечностей. Весь вечер остальные поглядывали на него, и я знаю, что Ричард не прочь завладеть оружием, но даже полусонный Джонни слишком грозен, чтобы с ним связываться. После смерти Исао Джонни спал только урывками днем, и он полон решимости бодрствовать ночью. Если это продлится еще несколько дней, он либо впадет в ступор, либо сойдет с ума.
В любом случае ружье останется в его руках.
Я оглядываю лица у костра. Сильвия и Вивиан сидят друг подле друга, светлые волосы обеих одинаково встрепаны, на лицах печать тревоги. Странные вещи делает буш даже с красивыми женщинами. Лишает их наносного лоска, делает тусклыми волосы, смывает макияж, оставляет плоть и кости. Именно это я и вижу, глядя на них: две женщины, медленно деградирующие к первобытному состоянию. Это уже произошло с миссис Мацунагой, которая выглядит как собственный хрупкий надломленный костяк. Она по-прежнему не ест. Тарелка с мясом, которую я ей даю, остается нетронутой у ее ног. Чтобы немного поддержать ее физически, я добавила две ложки сахара в ее чай, но она тут же выплюнула его и теперь смотрит на меня недоверчивым взглядом, словно я пыталась ее отравить.
Да что говорить, все смотрят на меня недоверчиво, потому что я не присоединилась к команде «Джонни виноват». Они считают, что я перешла на темную сторону, что я шпионка Джонни, хотя мне хочется лишь одного – найти самый вероятный путь к спасению. Я знаю, что турист из Ричарда никакой, хотя он со мной не согласен. Неловкий, перепуганный Эллиот вот уже несколько дней не бреется, глаза у него воспаленные, и я не удивлюсь, если он начнет бредить как сумасшедший. Блондинки разваливаются прямо у меня на глазах. Единственный человек, который остался самим собой, который знает, что делает, – это Джонни. Я ставлю на него.
И поэтому остальные больше не смотрят на меня. Они смотрят в сторону или мимо меня, бегло переглядываются некой безмолвной глазной азбукой Морзе. Мы в реальности переживаем телевизионную программу «Выживший», и мне ясно, что большинством голосов я изгнана с острова.
Блондинки отправляются спать первыми, они уходят от костра, прижавшись друг к другу и перешептываясь. Потом исчезают Эллиот и Кейко – расходятся по своим палаткам. На минуту перед костром остаемся только мы с Ричардом, но мы относимся друг к другу с таким подозрением, что и говорить-то нам не о чем. Мне с трудом верится, что когда-то я любила этого человека. Дни, проведенные в буше, добавили красивую грубоватую мужественность его лицу, но теперь я вижу за ней мелочное тщеславие. Истинная причина его нелюбви к Джонни в том, что Ричард рядом с ним – пустышка. Все сводится к тому, кто мужественнее. Ричард всегда должен быть героем собственной истории.
Он, кажется, собирается что-то сказать, но тут мы оба понимаем, что Джонни не спит, его глаза светятся в темноте. Ричард, не сказав ни слова, поднимается. Я вижу, как он уходит, ныряет в нашу палатку, и одновременно ловлю на себе взгляд Джонни, чувствую его жар на моих щеках.
– Где вы познакомились? – спрашивает Джонни.
Он сидит так недвижно, опираясь о дерево, что кажется частью ствола, все его тело – как одно длинное, изогнутое корневище.
– В книжном магазине, конечно. Он пришел подписывать экземпляры своей книги «Варианты убийства».
– О чем она?
– Обычный триллер Р. Ренуика. Герой оказывается на отдаленном острове с террористами. Он использует свои навыки жизни на природе и расправляется с ними по одному. Люди поедают такие книги, как конфетки, и набился полный магазин желающих получить автограф. А потом он с персоналом магазина отправился в паб выпить. Я была уверена, что он положил глаз на мою коллегу Сейди. Но нет, он пошел домой ко мне.
– Вы, кажется, удивлены.
– Вы не видели Сейди.
– И когда это было?
– Почти четыре года назад.
Достаточно давно, чтобы Ричарду наскучило. Достаточно давно, чтобы накопились обиды и болячки и мужчина начал сомневаться в правильности выбора.
– Значит, вы должны хорошо знать друг друга, – сказал Джонни.
– Должны.
– Вы не уверены?
– Разве можно в чем-то быть уверенным?
Он скашивает глаза на палатку Ричарда:
– В некоторых людях никогда нельзя быть уверенным. Так же, как нельзя быть уверенным в некоторых животных. Можно приручить льва или слона, можно даже доверять им. Но леопарду доверять нельзя никогда.
– И к какому роду животных вы относите Ричарда? – спрашиваю я полусерьезно.
Даже намека на улыбку не появляется на лице Джонни.
– Это уж вы мне скажите.
Его ответ, произнесенный таким спокойным голосом, заставляет меня задуматься о почти четырех годах, проведенных с Ричардом. Четыре года мы делили постель и стол, но между нами всегда сохранялась дистанция. Это он всегда тянул, презрительно усмехался, когда я заговаривала о браке, словно эти разговоры были ниже нашего достоинства, но думаю, что я все время знала, почему он никогда не женится на мне. Просто не хотела признаваться в этом самой себе. Он ждал свою единственную. А я ею не была.
– Вы ему доверяете? – шепчет Джонни.
– Почему вы спрашиваете?
– Хотя вы и прожили с ним четыре года, знаете ли вы, каков он на самом деле? На что он способен?
– Вы не думаете, что это Ричард…
– А вы?
– Все остальные именно это говорят про вас. Что мы не можем вам доверять. Что вы намеренно затащили нас сюда.
– И вы тоже так думаете?
– Я думаю, что если бы вы хотели нас убить, то уже давно сделали бы это.
Он смотрит на меня, и я остро ощущаю, что ружье – в его руках. Пока он контролирует ружье, он контролирует и нас. Теперь я спрашиваю себя, не совершила ли я роковую ошибку. Может быть, я доверилась не тому человеку?
– О чем еще они говорят? – спрашивает он. – Что планируют?
– Никто ничего не планирует. Просто они испуганы. Мы все испуганы.
– Причин пугаться нет, пока кто-нибудь не совершит что-то необдуманное. Пока вы доверяете мне. Не кому-то иному, а мне.
Даже не Ричарду – вот что он имеет в виду, хотя и не говорит. Не считает ли он, что Ричард виноват в том, что случилось? Или это часть игры «Разделяй и властвуй», которую ведет Джонни, сея семена подозрения?