Когда я в десятый раз попытался очнуться, моему удивлению не было предела. Меня не ударили по голове, которая и без того страшно болела. Разлепив глаза, понял, что ещё не всё закончено. Был я в какой-то клетке, руки и ноги прикованы к полу четырьмя цепями. На каждую конечность по цепи. На шее – ошейник, от которого в пол тоже уходила массивная цепь. Замечательно! Меня боятся.
Оглядевшись, понял, что нахожусь в селении недавних противников. Очень интересно! Меня не добили, а зачем-то привезли к себе. Зачем? Хороший вопрос, я бы сказал, риторический. Решив, что всё равно рано или поздно узнаю на него ответ, я закрыл глаза и, расслабившись, уснул…
Разбудил меня шум открывающейся двери в клетку. Подняв голову, увидел перед собой рослого орка, который без замаха зарядил своей лапищей мне по лицу. Сплюнув кровь, я встал и уставился ему в глаза. Повторный удар не застал меня врасплох, чего-то подобного я и ожидал – будут «ломать». Ну что ж, тогда надо показать ошибочность их суждений.
Нет, ни в коей мере я не мню себя супергероем, сломать можно любого, вопрос лишь времени. Мне же в принципе терять нечего, а время у меня ещё в запасе есть. Вот и пусть думают, что я крайне несговорчивый и со мной надо обращаться вежливо, как с гориллой в зоопарке. Не провоцировать и всегда быть начеку, так как животное дикое и неразумное.
Удар головой в пах был для орка большим сюрпризом. Рывок рукой, насколько хватает цепи, хватаю его за воротник и притягиваю к себе. Зубами разрываю горло своему «гостю». Руки при этом держат орка, чтоб не убежал.
Занавес! Стоит гробовая тишина, все смотрят на меня. Я же, оттолкнув от себя мёртвое тело, показываю руками, что будет с теми, кто непочтительно отнесётся ко мне. Потом взял миску с едой и с надменным видом начал медленно есть.
Надо отдать должное, орки очнулись быстро. Десяток воинов окружили клетку и наставили на меня копья. Два копья я сломал, уж очень мне не понравилось, как ими в меня тыкали. Воины опешили, видно, такой «зверюшки» им ещё не попадалось. Но копьями тыкать перестали.
Перестать-то перестали, да только ещё один подошедший что-то сказал на их языке, и тут же цепи стали тянуть меня книзу. Проследив взглядом, я увидел, что они не просто вмурованы в пол, а уходят куда-то в проделанные отверстия. Зашибись! Оказывается, если им надо будет, я даже не смогу пошевелиться. Ну, хрен вам! Изо всех сил я старался стоять, не опускаться на пол. Воины ждали.
Продержался я минут пять, мог бы и больше, но чётко ощущал, что груз на других концах цепей с каждой минутой увеличивался. Уже лёжа на полу, я увидел, как вошёл одиннадцатый воин, постоял, посмотрел на меня, даже пощупал и после этого ударил меня по голове.
– Зачем ты его привёз в селение? – спросил пожилой орк.
– Он убил шестерых! Он должен за это понести наказание!
Второй говоривший был молод и горяч, но у обоих говоривших прослеживались очень схожие черты как характера, так и внешности.
– Он дикий! И гордый. Тебе не сладить с ним. Сломать не получится, – устало произнёс пожилой орк.
– Он должен понести наказание! Он будет гнить в этой клетке!
– Ты вспыльчив. И не понимаешь, что он, скорее, убьёт себя, чем будет так жить. Сегодня он ясно дал понять, что терять ему нечего, он сломал два копья, когда был закован в цепи. То, что ты его поймал, – проведение богов. Хватит об этом.
– Но, отец. Мы тогда потеряем лицо перед остальными кланами. Что будут они говорить на большом совете? Что наш клан потерял шестерых воинов в схватке с одним чужаком? Это при том, что одного, когда вообще был в клетке и закован в цепи!
– Да, в этом ты, конечно, прав. Но и нам есть что ответить старейшинам кланов, а заодно и получить выгоду. Мы не будем убивать чужака, но и отпускать не будем. Раз он такой хороший воин, то пусть послужит развлечением.
– Я понял тебя, отец. – Молодой орк поклонился и вышел из шатра.
– Что же несёт нам ветер степи? Приход чужака – это предзнаменование. Но чего?
Старый орк, он же глава клана, встал с ковра и стал ходить из стороны в сторону, обдумывая, к чему может привести его решение.
Опять пришёл этот парнишка. Странный он, почти не боится меня, все боятся, а он нет, и всё делает с каким-то отрешённым видом. И не только когда мне пищу приносит, но и когда выполняет другие поручения. А может, мне с ним пообщаться? Хорошая идея, надо её обдумать со всех сторон.
Вот уже месяц я сижу в клетке, а её куда-то везут. Теория относительности, блин. В отношении меня клетка никуда не двигается, а значит, и я в ней, а в отношении других она движется… Эх, Эйнштейн. Опять гадость всякая в голову лезет. Когда я очнулся после удара одиннадцатого, ко мне подвели парнишку, который сейчас меня кормит, и что-то сказали на своём языке. Тогда я ничего не понял, да и не хотел понимать – не убили и то хлеб.
Где-то неделю мне дали на отдых: кормили, как на убой, особо не мучили, копьями не тыкали, но и следили очень хорошо, выставили караул. В клетку ко мне теперь не заходили, за исключением парнишки.
Через неделю меня (точнее, клетку со мной) погрузили на телегу и повезли в неизвестном мне направлении. Ну как неизвестном? Везли-то на восток, но куда именно, я не знал. Из одежды на мне были только мои вещи, изрядно, надо сказать, потрёпанные. Меч, как всегда, хрен знает где, но если надо (ему надо), появится.
Орки, что интересно, шли всем селением. Старики часто менялись с женщинами местами на повозках, чтоб размять ноги или, наоборот, дать им отдохнуть. Женщины орков – это вообще отдельная песня. Нет, они были очень даже ничего, но импульсивные до жути. А так вполне симпатичные, правда, зеленоватые. Наверное, американский выдуманный герой по имени Халк радовался бы такой находке. Ещё бы, найти кучу зелёных баб.
Так, что-то я задумался, а орчонок-то еду принёс. Дверь отворилась, и воины, нёсшие караул, напряглись, один в стороне даже лук натянул. Парень поставил на пол миску, тыкву-бутылку с водой и хотел уже выйти…
– Постой. – Я постарался сделать голос помягче.
– ЫР? – повернулся ко мне орчонок.
Краем глаза смотрю на охранников, но те вроде ничего не предпринимают, только внимательно смотрят.
– Сядь, – похлопал я по полу рукой, но орчонок отрицательно замотал головой.
Киваю на охранников, и мой собеседник меня понимает, слегка наклоняет голову. Ну что ж, уже что-то. Делаю рукой жест, который означает – можешь идти, он нехитрый, просто делаю движение кистью от себя. Парнишка уходит.
Так продолжалось довольно долгое время, мы уже были второй месяц в пути, когда в один из дней на моё предложение сесть орчонок согласился. Моему изумлению не было предела. О чём я тогда его спрашивал, не помню, я тыкал во всё подряд и пытался хоть как-то понять или воспроизвести, что он говорит.
Ещё месяц ушёл на то, чтоб хоть как-то понимать своего собеседника. Язык орков, как и язык гоблинов, в основном состоял из рычащих звуков, в сочетании, я бы сказал, с германским наречием. Так, моего «кормильца» звали Угрук, мне же стоило большого труда научить его хоть как-то произносить моё имя, но всё равно орчонок не выговаривал его правильно. В его исполнении оно звучало как Урга-эг или Ургар. А может, он это специально?
Моё путешествие подошло к концу так же неожиданно, как и началось. С одним отличием: меня никто не бил по голове, и мне удалось довольно основательно всё рассмотреть. А посмотреть было на что. Мы въезжали в большое селение, сплошь состоящее из шатров и палаток. Ни одного каменного или деревянного строения я не видел, или они просто не попадались мне на глаза среди этого моря шатров.
Наш караван вышел на большую поляну, не занятую шатрами, и стал забирать чуть в сторону, первый ряд палаток остался по правую руку. Пройдя так с полчаса, караван повернул налево и, чуть углубившись в поселение, через двадцать минут вышел ещё на одну поляну.
– Ургар! – окликнул меня Угрук.
Я повернул голову.
– Да?
– Ургар, прошу, когда мы будем на арене, убей меня быстро! – выпалил скороговоркой орчонок и убежал.
Я сидел с ошарашенным лицом. Наверное, сейчас я был похож на неведомых зверей пучеглазов. О чём вообще говорит этот пацан? Судя по тому, что меня везли куда-то и очень хорошо кормили, ясно, что для чего-то я нужен. А из слов Угрука следует – быть мне на арене, на которой убивают. Вывод? А вывод таков: быть мне гладиатором на потеху публике.
Когда стало ясно, для чего меня везли в клетке, я как-то успокоился. Всё равно уже ничего не изменить. Но никогда нельзя опускать руки, вот я и решил, что если уж умирать, то с гордо поднятой головой. Не для того я терпел все эти «командировки».
Решётка поползла вверх, уже не вызывая никаких чувств, кроме отвращения. За шесть лет решётка поднималась и опускалась множество раз, так что я уже привык. За ней шёл длинный коридор, выводящий на арену. Как только я выйду на песок, за спиной опустится каменная плита. Тот, кто строил арену, хорошо подготовился к возможному бунту или мятежу. С арены не сбежать, слишком высокие стены. Из темницы тоже, только если кто-то поможет извне, так как каждая камера выглядела как колодец с дырой в потолке на высоте десяти метров, через которую спускали пищу.
За всё то время, что я нахожусь в этом «Колизее», мне приходилось сражаться множество раз. После второго года я стал, можно сказать, знаменит, так как пока мне не нашли достойного соперника. Но это не говорит о том, что все мои бои были лёгкими, просто я из кожи вон лез, чтобы не проиграть, иногда просто вырывая себе победу зубами в прямом смысле этого слова.
Первый мой бой состоялся как раз с Угруком. Нет, я не ханжа и убивал детей, когда брал штурмом города. Но там, скорее, это была дань милосердия. Например, зайдёшь в дом, а там солдатня уже прирезала мать и отца и глумится то ли над старшей сестрой, то ли ещё над кем, а в кроватке надрывно орёт младенец. И что, скажете взять его? А куда я его дену? Оставить? А кто за ним будет ухаживать, кто его будет кормить? Некому уже. Соседи? Так после того, как город захватывают, соседям не до всяких чужих детей. Вот и получается, что ждёт этого ребёнка долгая мучительная смерть. Проще добить.