Ел он механически, не отрывая взгляда от книги. Через какоето время робот удалился. Он так и не запомнил, что именно ел.
Продолжил читать.
Обед прошёл точно так же. Настал вечер, и вокруг него зажглись огни, разгораясь по мере углубления темноты.
Где-то среди ночи он перевернул последнюю страницу и закрыл книгу. Потянулся, зевнул, встал с кресла и чуть не упал отсидел правую ногу. Сел и подождал, пока покалывание прекратится. Дождавшись этого, взобрался на лестницу и поставил книгу на прежнее место. Отнёс лестницу в угол. Уж кто-кто, а он мог позволить себе роботов и гравилифт, но устройство библиотеки предпочитал старомодное.
Добравшись до бара на западной террасе, он уселся перед ним. Зажёгся свет.
— Бурбон с водой. Двойная порция.
Десятисекундная пауза, во время которой он мог чувствовать кончиками пальцев едва заметную вибрацию в глубине бара. Потом открылось квадратное отверстие шесть на шесть, и бокал с напитком медленно всплыл вровень со столом. Он поднял его и сделал глоток.
— И пачку сигарет, — добавил он, вспомнив, что не курил уже несколько часов.
Прибыли сигареты. Он распечатал пачку и зажёг одну из них последней, вероятно, газовой зажигалкой, избежавшей музейного стенда, и наверняка последней, от которой ещё можно было прикуривать. Правда, каждая её деталька множество раз заменялась дубликатами, сделанными исключительно для того, чтобы починить именно эту зажигалку — так что её вряд ли можно было причислить к предметам старины; титул прямого потомка подходил ей больше. Подарил её брат… когда? Он сделал ещё глоток. В каком-то из многочисленных ящиков валялся и оригинал — все сломанные детальки, собранные в исцарапанном корпусе. Наверное, в нижнем ящике вон того шкафа…
Он глубоко затянулся и почувствовал, как алкоголь, огнём вспыхнув в желудке, распространяет тепло на другие части организма. Оранжевая луна висела низко над горизонтом, а быстро летящая белая как раз пересекала зенит. Он улыбнулся, прислушиваясь к переливам скрипок. Что-то из Вивальди… «Лето»? Да. Именно так. Он сделал ещё глоток и раскрутил оставшуюся в бокале жидкость по стенкам.
Всё-таки это — моя работа, решил он. Только я ещё хоть чтото в этом понимаю. Вполне естественно, что жрец послал запрос чужому, а не кому-нибудь из своих. Меныше шансов на выговор, а если обнаружится ещё и опасность… Такой ход мыслей циничен, решил он, а ведь ты всегда презирал циников… Нет, такой ход мыслей практичен. Чем бы ни было вызвано ЭТО, оно теперь твоё; а ты знаешь, что случилось в прошлый раз, когда произошло нечто подобное. Но бороться с ЭТИМ нужно. То обстоятельство, что контролировать ЭТО никто не в силах, означает, что направлено ЭТО против всех и каждого.
Он допил бокал, придавил в пепельнице сигарету. Бокал тут же исчез, панель закрылась.
— Ещё то же самое, — сказал он и быстро добавил, вспомнив, как запрограммирован новый серво-мех: — Кроме сигарет.
Появился новый бокал, и он захватил его с собой в кабинет. Здесь он рухнул в своё любимое наклонное кресло, притушил огни, опустил температуру до 62 градусов по Фаренгейту, нажатием кнопки зажёг настоящие поленья в камине, разместил за единственным окном кабинета трёхмерную голограмму ночного зимнего пейзажа; потом, дождавшись, пока огонь в камине разгорится, погасил все другие источники света, и с наслаждением окунулся в среду, наиболее способствующую, по его мнению, мыслительным процессам.
Утром он первым делом включил Секретаря-Информатора:
— Первое: мне нужно поговорить с доктором Мэтьюзом и тремя моими лучшими программистами, сразу же после завтрака, здесь в кабинете. Кстати, завтрак мне нужен через двадцать минут. Прошу оценить время, которое займёт еда.
— Вы желаете поговорить с ними вместе или по отдельности? — донёсся голос из скрытого громкоговорителя.
— Вместе. Теперь…
— Что вы желаете съесть на завтрак? — перебил его СИ.
— Что угодно. Теперь…
— Уточните, пожалуйста. Вчера вы тоже сказали «Что угодно»…
— Ладно, ладно… ветчина-яйца-тосты-масло-мармелад-кофе. Теперь, второе, что мне нужно, это чтобы кто-нибудь, занимающий высокое место среди персонала, связался с Главным Хирургом, или Директором Департамента Здравоохранения, или как его там, комплекса СЭЛ. Мне нужен доступ к компьютеру Панопат не позднее завтрашнего полдня местного времени, через локальный терминал, расположенный здесь, на Хоумфри. Третье, пусть техники в порту начнут готовить «Т» к полёту… Пока всё.
Примерно через час с четвертью все собрались в его кабинете, и он рассадил гостей по креслам.
— Джентльмены, — сказал он, — мне требуется ваша помощь для получения важной информации. Я не вполне представляю себе природу этой информации, или вопросы, которые я должен задать, чтобы получить её, хотя у меня и есть кое-какие догадки. Информация будет касаться людей, мест, случаев, вероятностей, и болезней. Кое-что произошло лет пятнадцать-двадцать назад, кое-что — совсем недавно. На первый взгляд задача может показаться невыполнимой, но помните, информация нужна мне через два, максимум, три дня. Сначала работа ваша будет заключаться в том, чтобы помочь мне сформулировать необходимые вопросы, а потом — задать эти вопросы источнику информации, который, как я полагаю, способен дать на них ответы. Такова ситуация в целом. Перейдём к деталям.
Ближе к вечеру, когда посетители ушли, он понял, что ничего больше сделать не может, и потому следует обратить внимание на другие дела.
Зайдя перед сном в арсенал, он сказал охраннику, что это всего лишь обычная проверка безопасности. Но время шло, и он поймал себя на том, что проверяет оружие только небольших размеров, как можно более смертоносное, которое можно спрятать, которое может нести один человек, и которое может поражать на расстоянии. Осознав, чем занимается, он, однако, не остановился. Как единственный человек в Галактике, среди многого прочего, поразивший насмерть бога, он считал, что долг его — быть готовым ко всему. На всякий случай.
Так Фрэнсис Сэндо провёл дни перед отлётом на Дейбу.
Горя нетерпением испытать свои силы в центрах урбанизации Вершины — планеты, населённой куда более густо, чем Клич, Гейдель фон Хаймак долго крутился над ней по высокой орбите, изучая карты и статистику этого творения рук человеческих, а точнее — рук Фрэнсиса Сэндо. Потом осторожно, чтобы не попасть на радары больших космопортов, он посадил корабль в почти безлюдной области второго по величине континента планеты, Сориса. Здесь он спрятал корабль в каньоне под нависающей скалой, замкнул панель управления и вход, нарезал лазером веток и замаскировал его.
Шагая прочь от корабля, с посохом в изъеденной язвами руке, он запел. Случись это раньше, он несказанно удивился бы, потому что слова песни были непонятны, а мелодия её родилась из снов.
Через некоторое время он увидел домик, прилепившийся к склону холма…
Окружённый пульсирующей музыкой, доктор Пелс приводил свою лабораторию в порядок. Он протирал, переставлял, убирал в шкафы, запирал то, что не понадобится в ближайшее время.
Я становлюсь похожим на старую деву, укорял он себя, мысленно улыбаясь. У меня есть всё, что нужно, и место, куда это поставить. Интересно, как я поведу себя, если получу возможность вернуться к людям? Конечно, я идеально приспособился к глубокому космосу… Это будет существенная перемена. Кроме таинственного Х никто не в силах сделать для меня больше, чем уже сделано… Много лет должно ещё пройти… Или даже несколько столетий, если только не случится какого-нибудь невероятного прорыва в науке. Столетий? Кем я тогда стану? Призраком призрака? Человеком, полностью чуждым своей расе? Что скажут потомки?
Будь внутри его действующие лёгкие, он расхохотался бы. Вместо этого он уселся в кресло перед обзорным экраном и принялся смотреть, как звёзды вращаются вокруг него в космической центрифуге. Он висел, а они вращались, и православная молитва снабжала его звуками, вполне подходящими для путешествия на планету Клич, последнее известное местопребывание Гейделя фон Хаймака.
Глава 3
Был дождливый вечер, когда ОНА впервые увидела во плоти ЕГО. Клиентов не было и, спустившись в холл, она подошла к столику с прессой… По внезапному сквозняку и усилению уличного шума она поняла, что парадная дверь заведения открылась.
Выбрав, что почитать и опустив в прорезь столика нужное количество монет, она взяла газеты, повернулась и увидела его. Газеты упали на пол. Потеряв самообладание, она отступила на шаг. Невозможно, чтобы они оказались так близко друг к другу. Лицо её горело.
Он был огромен, больше, чем она его себе представляла. Волосы чёрные — всего несколько седых прядей на висках; но конечно, он мог позволить себе пройти соответствующий курс лечения и стареть медленнее, чем все. Это понравилось Джакаре — ей совсем не хотелось видеть его стариком. А этот орлиный нос и горящие глаза! Живым он производил впечатление куда большее, чем на фотографии. Одет он был в чёрный плащ. В одной руке огромный чемодан, в другой — такой же большой ящик с ручкой и просверленными в стенках дырочками. Капли дождя висели на его волосах и бровях, сверкали на лбу и щеках. Джакаре внезапно захотелось вытереть ему лицо своей блузкой.
Она нагнулась, подобрала газеты, потом уселась в кресло и сделала вид, что читает.
— Комнату и девушку, сэр? — услышала она вопрос Горация.
— Именно так, — - ответил он, ставя багаж на пол.
— Погода неважная, — сказал Гораций, — и у нас много вакансий. — Он пододвинул альбом поближе к клиенту. — Скажите, кто вам понравится.
Она услышала, как он переворачивает страницы большой книги и считала, потому что знала их наизусть: четыре, пять… пауза… шесть… Остановка.
О нет! — думала она. Это или Жанна или Синта. Только не они! Для него… Мег, может быть, или Кайпа… Но только не Жанна сее коровьими глазищами, и не Синта, которая весит на двадцать фунтов больше, чем кажется по её фотографии.