Да, слишком на многое ее вынудили. Или она сама сделала все, чтобы оказаться в ловушке собственных чувств?
Молодой человек смотрел на нее с недоумением, вожделением и опаской. Оглядываясь назад, он искал глазами Меган, не решаясь сделать шаг.
Одного этого сомнения, промелькнувшего в глазах лишь на секунду желания было достаточно. Подхватив платье, Робин помахала рукой своим недавним знакомым и пошла в сторону видневшихся вдалеке хижин. По крикливому голоску Меган, доносившемуся до нее с усиливающимся ветром, стало понятно, что страсти накаляются. И тихая гладь моря отвечала, все больше вздыбливаясь волнами.
Робин не успела пройти и ста метров, как сзади на нее накинулась, словно дикая кошка, разъяренная Меган. Девушка визжала, царапала кожу обидчицы короткими острыми ногтями, пыталась укусить. Маленький дикий зверек. Она оставалась трогательной и милой даже в своем гневном порыве. Но с каждой секундой ее сила возрастала, в голове, как гирлянды, зажигались и горели воспоминания из того дня, когда кучка подонков напала на них с Саймоном.
Вопреки ожиданиям, Робин и не думала отбиваться. Она наслаждалась этой пыткой, прекрасно понимая, что именно это и делала с ней всепоглощающая зависть и ревность, когда она смотрела на чужие счастливые отношения, – она пожирала, глотала упругие кровавые куски плоти, которыми ее рвало, и из этого месива рождалась какая-то совсем другая Робин.
Вот и сейчас, став сильнее и безумнее, Меган впивалась зубами в плечи, шею, щеки Робин, вырывала куски кожи и бросала тут же в песок, в накатываемые на берег волны. Она была безумна. Точнее – она и была само безумие. Неистовая ревность.
Саймон стоял в стороне, не предпринимая попыток вмешаться. Он даже не смотрел на них, предпочитая пялиться в нарастающие волны и темные грозовые тучи, надвигающиеся с моря.
Агония продолжалась недолго. В какой-то момент, придя в себя, Меган уставилась на свою жертву безумными глазами, полными ужаса, сожаления и восторга. Отпрянув, девушка упала в песок и поползла к молодому человеку, тычась в его плечо, как слепой котенок в поисках утешения. Минута, две, и она успокоится. Распробует то сладостное ощущение свободы, какое бывает только тогда, когда даешь волю своим чувствам.
Робин пришла в себя, когда грянул ливень, и молнии сверкали ярко, выжигая глаза. Меган и Саймон сидели чуть в стороне, обнявшись и прижавшись друг к другу. Девушка что-то шептала ему на ухо, а он улыбался и изредка бросал на нее влюбленные взгляды. Все как обычно.
Хотелось опять закрыть глаза и уснуть, но дождь стучал по лицу, проникая в нос и рот, заливая их водой и мешая дышать. Вздохнув, Робин поднялась на ноги, чуть пошатываясь, подошла к молодой паре, устроилась рядом и уставилась вперед, в бушующее море. Впервые в жизни она кожей ощущала нежность, исходившую от других людей, и это было приятнее, чем прикосновение нежных рук любовника. Ревность и зависть ушли, словно рухнула плотина на реке, дав, наконец, накопленным эмоциям любви выходить наружу бурным потоком. Он захлестывал, перехватывая дыхание, но вместе с тем дарил настоящее блаженство.
Глава 8. Оливия, Кьяра, Бетани, Кирстен, Мелани, Сандра, Лиана
Ночь опустилась внезапно. Как бабочку накрывает ладошками ребенок, так темнота накрыла Робин, Меган и Саймона.
Решив, что не может дольше оставаться здесь, Робин поднялась, улыбнулась на прощание своим новым знакомым, даже не обратившим на нее внимания, и пошла вдоль берега, теребя в пальцах снимок с изображением молодого человека с глазами цвета оливок. Несуществующая луна стыдливо пряталась за тучи, все еще грозящие разразиться дождем, совсем не помогая случайному путнику найти дорогу туда, куда так тянулась душа.
Пустынный берег сменился обустроенной набережной с петляющими дорожками, роскошными клумбами и покрашенными в белый цвет скамейками. Начали попадаться редкие дома с темными окнами, и вскоре Робин стояла у ворот трехэтажного коттеджа, в котором горели огни.
– Вы к нам? – молодая девушка вышла из дверей, видимо, заметив случайную прохожую, разглядывающую дом и не двигающуюся с места.
– Не знаю, – неуверенно пробормотала Робин. Голос был знакомым, как и силуэт, казавшийся черным на светящемся фоне дверного проема.
– Заходите. Мы собираемся пить чай.
Легкий наклон головы и своеобразное произношение слова «чай» – она точно ее знает. Точнее, знала при жизни. Решившись, Робин поднялась по ступенькам и оказалась в залитой светом гостиной. Здесь стояли уютные диваны и кресла с низкими столиками, расставленные таким образом, чтобы несколько компаний могли объединиться за разговором под теплый сливовый пирог или бокал вина. На стенах висели профессиональные фотографии девушек, измененных фотошопом почти до неузнаваемости.
И все же Робин узнала каждую.
Оливия, Кьяра, Бетани, Кирстен, Мелани, Сандра, Лиана.
Они смотрели на нее с фотографий, пробуждая в памяти воспоминания.
ЧАСТЬ 2. Габриэль
Глава 9. Заросли переспелой малины
– Либби, я ушел, – Габриэль поцеловал девушку в уголок губ, погладил по обнаженному горячему плечу, торчащему из-под одеяла, и, не обернувшись, вышел из комнаты.
Он приходил сюда раз или два в неделю, всегда в чуть подвыпившем состоянии, часто из-за очередной неудачи на доске. Его тянуло к этой всепрощающей и готовой отдать ему всю себя девушке только в такие моменты, и он ничего не мог с этим поделать, хоть и понимал, что из Оливии Портер выйдет отличная жена и мать.
Как только за Габриэлем захлопнулась дверь, Оливия подскочила с кровати и понеслась к окну, чтобы посмотреть, как он идет неторопливо вдоль улицы, поворачивает направо и пропадает из виду. Она любила эти ранние утра, когда он уходил от нее думая, что девушка еще спит. Не нужно было лишних разговоров и оправданий – ни ему, ни ей. Об их отношениях никто не знал, и девушке не нужно было больше, чем он мог ей дать. Ее любовь была настолько чистой и светлой, что хватало с лихвой на обоих.
Закинув пару яблок в соковыжималку, Оливия Портер унеслась в ванную принять душ и почистить зубы. Глядя в зеркало на свои карие глаза и едва завивающиеся волосы чуть ниже плеч, она провела пальцами по красным обветренным губам – след от их ночной страсти, – захихикала, прикрывая рот ладонью, и шагнула под холодные струи. Ее смех потонул в шуме воды и собственном визге.
Рабочий день в отделении травматологии тек неторопливо. К вечеру ожидался наплыв пациентов, а пока персонал все больше заглядывал в комнату отдыха, чтобы выпить чашку чая с чем-нибудь вкусненьким, обычно купленным в магазине, расположенном прямо напротив.
К двум часам дня, закончив перебирать личные дела, Оливия Портер посмотрела на экран телефона: сообщения от Габриэля не было. Их никогда не было, но это не значило, что она не ждала.
Почувствовав, что проголодалась, девушка зашла в неприметную, похожую на все остальные, дверь с надписью «Только для персонала» и, шумно вздохнув, опустилась в любимое продавленное кресло в углу. Сидя в нем, можно было видеть всех присутствующих и незаметно для них переводить взгляд на улицу, чтобы понаблюдать за прохожими.
– Олли, будешь пирог? Я сама пекла, – девушка с пышной фигурой и вечно красными щеками пододвинула круглый поднос.
Оливия еще не обедала и потому была совсем не против перекусить и немного поболтать.
– Ууу! А с чем он? – Пирог выглядел шикарно – песочная основа и гора взбитых сливок сверху.
– С малиной.
Рука с занесенным над выпечкой ножом замерла в воздухе, а потом медленно опустилась обратно. Лезвие звякнуло о деревянную поверхность стола, скрипнуло продавленное кресло – Оливия Портер вышла из комнаты, не заботясь о том, что на нее опять будут смотреть как на сумасшедшую.
Пирог с малиной. От одной мысли о ней память сделала крутой вираж и перенесла девушку на несколько лет назад.
Солнце жарило нестерпимо. Собирая крупную, вот-вот грозящую лопнуть от одного прикосновения переспелую малину в огромный, сорванный тут же поблизости лист лопуха, Оливия Портер ойкала, если вдруг в кожу впивались колючки, и тихо хихикала, смеясь над своими же возгласами.
Ей было десять, и она была в лесу совсем одна, но нисколечко не боялась ни темных теней, прыгающих среди влажных после дождя почерневших стволов деревьев, ни подозрительных тресков и шорохов, доносившихся со всем сторон. Полянка, на которой она нашла заросли переспелой малины, хорошо освещалась, а что там дальше, в чаще леса, ее мало волновало.
Она привыкла бывать здесь совершенно одна. Ее родители, одни из тех, кто решил оградить себя от цивилизации больших городов, еще в молодости примкнули к небольшому поселению на окраине леса, километрах в двухстах от ближайшей деревни, приучили девочку к тому, как ориентироваться в природе, и совершенно не беспокоились, отпуская ее гулять одну.
Иногда Оливия возвращалась с охапкой полевых цветов и с радостными воплями неслась на кухню, чтобы вручить их матери, непременно бросавшей все свои дела, чтобы заключить девочку в объятья, вдыхая запах ее волос, испачканных травой рук и позолоченной солнцем кожи. В другой день, такой, как сегодня, ей удавалось найти и собрать несколько горстей ягод, которые шли в пушистый, какой умела готовить только ее мать, пирог. Про отца девочка тоже не забывала и таскала стебли бамбука, срезая их маленьким перочинным ножиком, всегда лежащим в маленькой сумочке, перекинутой через плечо, для его маленького хобби, – он делал плетеную мебель, которую потом продавал на ярмарках в ближайшем городе. Получив от дочки подарок, отец поднимал ее вверх на вытянутых крепких руках и кружил под ее заливистый смех.
Малины было много, и еще больше был соблазн запихнуть горсть переспелых ягод в рот. Но Оливия с самого детства росла такой доброй и заботливой, что истинное удовольствие ей доставляло сделать приятное другим. Да и что может быть лучше, чем увидеть гордый взгляд матери или братьев, довольно уплетающих малиновый пирог с горой домашних свежих взбитых сливок.