В семье Портер было четверо детей. Оливия, самая младшая, и трое мальчиков, шестнадцати, тринадцати и двенадцати лет. Несмотря на это, девочка относилась ко всем членам семьи с невероятной заботой и безусловной любовью, стараясь делиться всем, что имела, и даже отдавать свое в угоду радости другому. Братья отвечали девочке взаимностью, хоть и относились с пренебрежением и неким высокомерием – они были старше, да и кто будет считаться с девчонкой.
– Мамочка! – Оливия забежала домой, держа обеими руками полный переспелой малины огромный лист лопуха. Ее глаза светили счастьем, а тело уже тянулось в любящие объятия матери.
Обычно наполненный разговорами, запахами еды и цоканьем собачьих лап дом был погружен в тишину, и девочке показалось, что она оглохла. Выбежав снова на улицу, Оливия вращала головой, пытаясь понять, куда делась вся ее семья, обычно в это время готовящаяся к обеду. Участок земли, который они заняли, скорее всего, незаконно, находился вдалеке от других домов поселения, и нужно было пройти добрых пару миль, чтобы встретить хоть одну живую душу. Обойдя весь дом, девочка заметила кровавые следы от тянущегося по полу тела, от отпечатков рук, хватавшихся за двери и углы в попытке остановить агонию, и впервые в жизни почувствовала дикий страх, окутавший ее сознание и мешающий думать. Надо было осмотреть небольшой гараж, где отец держал совсем ржавый пикап и мастерил свою мебель. Надо было сходить на задний двор, где содержались несколько кур, пара коров и три гнедые лошади. Надо было… Но одна мысли о том, что она может там найти, лишала рассудка.
Дорога была разбита. Несмотря на шпарящее солнце, недавние дожди образовали целые потоки рек, размывших глиняную почву. Оливия бежала, спотыкаясь и падая, обдирая колени и ладошки, но снова поднималась и продолжала бежать. Слезы застилали ей глаза, щипали обожженную солнцем кожу, но так было даже лучше – в полуразмытых очертаниях все казалось не таким страшным, а за каждым деревом не прятались черные фигуры, грозящие напасть.
Первым, кого увидела Оливия, был сын главы общины. Ему скоро исполнялось восемнадцать, и он не мог дождаться дня своего совершеннолетия, чтобы уехать навсегда из этого Богом забытого места.
– Эй, эй, – парень поймал рыдающую девчонку в объятия и прижал к себе, пытаясь успокоить. – Что случилось?
– Я… не знаю, – захлебывалась в слезах Оливия. – Никого… Никого нет… Я не знаю… Где они… Там… Кровь… И…
Трудно было что-то разобрать в этих обрывистых словах, и молодой человек разозлился – не хватало ему только этой маленькой плаксы. Но бросить ее он тоже не мог, поэтому повел, все еще рыдающую, домой к отцу.
Что происходило потом, лучше было забыть. Несколько мужчин из поселения, вызвавшиеся помочь, обнаружили тела семьи Портер, растерзанные и выпотрошенные. То, что с ними сделали, могло сотворить только чудовище, но спустя несколько дней полиция из ближайшего села задержала троих сбежавших из психиатрической лечебницы преступников, на одежде которых были найдены следы крови убитых. Было непонятно, как им удалось уйти так далеко, – их содержали в лечебнице в нескольких сотнях миль от места происшествия, и что сделала им безобидная семья отшельников.
Оливию отдали в приют, где она росла до восемнадцати лет. Вопреки ожиданиям, и дети, и воспитатели относились к ней хорошо, а она отвечала им взаимностью, как обычно, отдавая все, что у нее было, лишь бы увидеть улыбку на лицах.
После наступления совершеннолетия и окончания школы, девушка поступила в институт, получила место в общежитии и ушла учиться на врача. Ее жизнь была простой и незамысловатой. Разве что жить среди людей было сложно – сложно найти того, кого захочется любить беззаветно. И не вспоминать о том дне в зарослях спелой малины тоже.
– Давай сходим куда-нибудь? – пробормотал Габриэль, развалившись в кровати любовницы и разглядывая потолок, давно нуждающийся в ремонте.
– Куда-нибудь? – удивилась Оливия. Сердце заколотилось. «Неужели?..»
Они встречались вот так урывками, среди ночи, больше двух лет, и это был первый раз, когда молодой человек предложил куда-то вместе сходить. До этого все время они проводили у нее в квартире, предаваясь любви, когда он этого хотел. Девушку это не просто устраивало – она чувствовала себя по-настоящему счастливой от одной мысли о том, что он живет в одном с ней городе и дышит с ней одним воздухом. И счастье это множилось и разрасталось от того, что у нее еще и была возможность проводить с ним время.
Это было ее решение – отдать свою душу, свои мысли, свою заботу и обожание этому мужчине. Они могли не видеться месяцами, но ее любовь к нему была такой же сильной, как в первый день знакомства. И никакие предрассудки общества не могли разрушить это сильное и безусловное чувство.
Габриэль сам не понимал, почему вдруг предложил это. То ли захотелось разнообразия, то ли вдруг возникло желание показать всему миру, что и его, Габриэля Хартмана, можно вот так беззаветно любить. Виной тому была недавняя стычка с отцом, который как всегда начал разговор с того, чтобы высказать, должно быть, в тысячный раз свое мнение об абсолютной непригодности сына к взрослой жизни. Конечно, это больше относилось к его занятию серфингом и абсолютному равнодушию к «нормальной человеческой» работе и абсолютно не трогало, но неприятный осадок остался.
– Бар, ресторан, пляж. Я же ничего о тебе не знаю. Например, почему ты не любишь малину, – голос был сонный и в нем было сложно расслышать намерение вообще куда-либо идти или слушать бесконечные рассказы о чьей-то жизни. Особенно, если она его не так уж и заботит.
– Почему ты так решил? – процедила сквозь зубы Оливия и тут же осеклась. Вдох, выдох. Он не виноват в том, что произошло. И не виноват в том, что она не решается открыться хоть кому-то и рассказать о том дне.
– Ты как-то сказала об этом, между делом. Меня это удивило, и я запомнил.
– И в какой бар ты хочешь сходить? – поспешила сменить тему девушка, перевернулась на бок и прижалась к его бедру голым животом, положив голову на мерно вздымающуюся грудь.
– Есть один. Я живу неподалеку. Там продают неплохое пиво, а еще один парень вполне сносно поет и играет на гитаре. – Габриэль уже почти спал. Он редко оставался тут на ночь, но сегодня был слишком вымотан и пьян.
– Ладно, – прошептала Оливия и погладила его по животу.
Спать не хотелось. Подождав, пока молодой человек уснет, она поднялась с кровати, накинула на плечи теплый плед и села в кресло напротив. Блики луны пробивались через незашторенные окна, оставляя полоски тени на спящей фигуре. Такой знакомой и любимой. И казалось неважным, почему он здесь, когда уйдет и вернется ли снова. Только этот момент по-настоящему важен.
Оливия Портер и Габриэль Хартман познакомились пару лет назад после несчастного случая.
Было прохладно, но гидрокостюм делал свое дело, и Габриэль Хартман совсем не ощущал ни пронизывающего ветра, ни мелких капель дождя. Он приехал в пять утра на берег у самых рифов, потому что ему сказали, что тут ожидается большая волна. Горячий крепкий кофе из термоса будоражил нервы и заставлял сердце биться сильнее – самое то, чтобы решиться впервые в такую погоду поплыть навстречу неизвестности.
– Не дрейфь, – Лонни, его самый близкий друг с детства и соратник по безумным «геройствам» – так называла их проделки мать, – сидел рядом, кутаясь в теплый плед и глоток за глотком опустошая фляжку с чистой водкой. Он не любил море, боялся плавать и пляж, пожалуй, был единственным местом, где они с Габриэлем никогда не бывали вдвоем, но сегодня как раз в это время он возвращался с ночного клуба, когда увидел у дома знакомый силуэт с непременно желтой доской.
– Отстань, – буркнул Габриэль, усмехнувшись. – Сам боишься и по колено зайти.
– Да ладно! – засмеялся Лонни и ткнул друга в плечо.
Вода была прохладная и приятно бодрила. Уверенными гребками подплывая к волне, Габриэль знакомым движением забирался на доску и забывал про все на свете. Один заход, второй, третий. На четвертый, распалившись и почувствовав, как адреналин зажигает кровь в венах, он уже оседлал высокую волну, когда заметил, что она несет его прямо на рифы. Думать времени не было, да и шанса тоже. Не успев ничего понять, Габриэль оказался под водой. Острые, как бритва, кораллы и камни рассекли спину и плечо, хлынула багровая кровь.
Боли не было. Соленая вода, забиваясь в раны и кусая оголенную плоть, неприятно пощипывала, но Габриэль даже не подумал бы обращаться к врачу, если бы не подоспевший к другу Лонни.
– Гэйб, ты как? Тебе надо к врачу, брат, – своей суетой молодой человек только раздражал и мешал думать.
– Все нормально. Я не сильно…
– Не сильно? Ты себе всю спину на лоскуты разорвал, придурок. Пошли!
Лонни попытался сесть за руль, но Габриэль оттолкнул его, пошутив про то, что лучше умрет в море, чем в машине с пьяным водителем. Возле травмпункта никого не было – ночные искатели приключений давно уснули, а остальные спешили на работу.
– Как вас так угораздило? – Молодая девушка-врач обрабатывала раны и с любопытством посматривала на молодого человека. Он был не то чтобы красив, скорее его внешность можно было назвать интересной и, безусловно, мужественной. Но самыми красивыми были оливкового цвета глаза.
– Слишком страстная у меня подружка, – пошутил Габриэль и ухмыльнулся.
– Как интересно, – засмеялась девушка, покачала головой и со вздохом добавила: – Буду зашивать.
Через два часа все процедуры закончились, как и действие обезболивающего. Надевая неизвестно откуда взятую Лонни кофту, Габриэль морщился и старался не стонать, как баба, хотя боль казалась нестерпимой.
– Доктор, а можно мне таблетку?
– Болит? – сочувственно спросила девушка-врач и протянула ему упаковку. – Возьмите. Только не злоупотребляйте.
– Хорошо, – через силу улыбнулся молодой человек. – Когда у нас с вами свидание?