– Не хочу, Ната, мне и тут хорошо, – пробурчала Кирстен и легла на спину, закрыв глаза. Так лучше. Хоть бы не видеть, как они зажимаются там, совсем как взрослые.
Наташа – ее лучшая подруга – всегда гораздо больше нравилась мальчикам, чем рыжая, вся усыпанная конопушками, да еще и тощая, как жердь, Кирстен. Если первая уже в тринадцать лет стала носить лифчик и притворно жаловалась на то, как трудно носить джинсы, когда их нужно стягивать на талии ремнем, то вторая могла спокойно купаться и загорать без купальника, в одних трусах – настолько была плоская. Совсем как ребенок или какой-то пацан. Да и фигура у нее была мужская: узкие бедра, широкие плечи.
– Ты что, обиделась, Кики? – Наташа опустилась рядом с ней на покрывало.
– На что? – недовольно пробурчала девочка и открыла глаза.
– Ты же бесишься, что я с Джейми, а у тебя никого нет.
– Что? Да больно надо… – получилось неестественно, и подруга засмеялась.
– Бесишься, бесишься! Но я разве виновата? – Надутые пухлые губы – еще один повод старшим мальчикам обращать на нее внимание – могли обмануть кого угодно, но не ту, кто знал ее несколько лет.
– Иди отсюда, Ната. Я же сказала, все нормально. Я просто хочу позагорать.
– Как знаешь.
Наташа убежала, и Кирстен осталась опять одна. Не придумав ничего лучше, она накинула на лицо чью-то широкополую шляпу, лежащую рядом и, разморенная солнцем, уснула. А проснулась от того, что стало холодно, и кто-то требовательно гладил ее там, где еще не гладил никто.
Открыв глаза, девочка пыталась понять, что происходит, но спросонья плохо соображала. Шляпа сползла на бок, но опустившиеся сумерки вдали от города, на берегу озера, казались особенно густыми и не давали рассмотреть того, кто был рядом. Кирстен попыталась стряхнуть с себя настырные лапающие ее тело руки, которые залазили под футболку и в шорты, шарили в трусах, но сделала только хуже. Прикосновения стали настойчивее и грубее.
Кажется, она закричала. Да, точно закричала, потому что внезапно все прекратилось. Сев на покрывале и обхватив себя руками, Кирстен хватала ртом воздух, пытаясь прийти в себя. Рядом с ней сидел Джейми и как ни в чем не бывало ухмылялся, нагло разглядывая девочку. Его зрачки и зубы блестели, делая его похожим на какого-то искусственного монстра.
– Что ты… Зачем… – бормотала Кирстен.
– Можно подумать, ты этого не хотела, – заржал мальчик и сплюнул в траву. – Не строй из себя недотрогу, Кики.
Ее прозвище он произнес с издевкой, словно передразнивая тоненький голосок Наташи.
– А где Наташа? – вдруг вспомнила про подругу девочка и испугалась еще сильнее. Не хватало, чтобы та все узнала, и тогда…
– Ушла. Так как? Я второй раз предлагать не буду.
Кирстен потом не сможет объяснить, как все произошло и почему допустила это. Наверное, она что-то ответила, или он прочитал немое желание в ее глазах и потянулся снова своими горячими руками, так бесстыдно лапающими ее спящую. А она не сопротивлялась. Он помог ей раздеться, не переставая ухмыляться, приспустил свои джинсы и навалился всей тяжестью тела.
В спину кололась трава и нелепая соломенная шляпа, неизвестно откуда появившаяся на ее покрывале. Должно быть, забыл кто-то из девчонок из их компании. Она даже не поняла, хорошо ей было или плохо. Немного больно, немного приятно. И совершенно по-новому.
– Что это такое? – визг пронзил барабанные перепонки и впечатался в мозг. – Вы… Вы…
– Не голоси, – Джейми застегнул джинсы, достал из кармана пачку сигарет и закурил.
Это была Наташа. Она ходила за кофтами – для себя и Кирстен – и никак не ожидала, что ее подруга предаст ее.
Разговора не получилось. Да и как можно объяснить другому человеку поступок, когда сама не знаешь, почему сделала это.
Кирстен Д’Арси была лучшей подругой Бетани Диллон. Когда она узнала, что произошло, то сразу приехала за несколько километров в незнакомый город, чтобы забрать тело подруги и по возможности узнать, что произошло.
– Привет, я Кирстен. А ты…
– Габриэль…
Они сидели в полицейском участке – она по своей воле, а он опять был привлечен как свидетель. И на этот раз следователь был настроен решительно.
– Габриэль! Она про тебя рассказывала, – девушка теперь смотрела с любопытством. – Ты же серфер, да?
– Неужели хоть в разговоре с кем-то она это признавала, – усмехнулся молодой человек, вспоминая постоянные подколки подруги о том, что он не умеет стоять на доске, а потому не имеет права называться серфером.
– Ты… был с ней, когда…
– Нет. Если бы был, этого бы не произошло.
Он сам не верил в то, что говорил. Третья девушка, третья жертва, третье сердце на его подушке. Ему повезло, что об этом не знал следователь, но срастить два плюс два, поняв, что всех их связывает только знакомство с ним, он мог.
– Ясно. – На глаза навернулись слезы, и Кирстен заплакала.
Габриэль не придумал ничего лучше, как приобнять ее. Он был не способен на проявление сочувствия, не знал, как утешать другого человека в его беде. Да и слишком разносторонние мысли трепали, как свора собак, его мозг, чтобы он вообще что-то соображал и мог думать о ком-то другом. Но эта девушка была тоненькой ниточкой к Бетани. А значит – чем-то знакомым и родным. А это все, что было ему нужно.
В тот день следователь ничего не добился. Никто не видел на берегу у бунгало Габриэля Хартмана, ни накануне, ни ночью. А утром он сам заявил в полицию, рассказав о том, что приехал навестить давнюю подругу. Разве убийца способен на такое?
Его отпустили. Дав Кирстен свой телефон, молодой человек сразу поехал в уже ставший привычным бар и просидел там следующие несколько дней, лишь ненадолго поднимаясь к себе, чтобы умыться, поспать и просто переждать время, когда заведение закрывалось: с пяти утра до обеда.
Жизнь возвращалась в прежнее русло. Уже через месяц Габриэль поехал на соревнования, на которых занял первое место, – теперь у него стало на одного хорошего соперника меньше.
А через год раздался звонок: Кирстен Д’Арси, словно призрак с того света, звала его приехать на годовщину смерти Бетани Диллон. И он не смог ей отказать.
Звонок прорезал воздух, как горячий нож подтаявшее масло. От резкого звука некуда было скрыться и приходилось только ждать, что он прекратиться, потому что вставать и идти искать телефон было выше его сил.
– Ты ответишь или нет? – отец тоже его слышал. Не мог не слышать.
– Щас! – крикнул Габриэль, пытаясь перекричать ненавистную мелодию.
Телефон нашелся под грудой одежды в самом углу. Была бы мать дома, уже оттащила бы это безобразие вниз в стиральную машинку. Но она уехала хоронить свою мать неделю назад, и дома царил полный бедлам.
– Алло, – можно было бы сбросить, но палец сам потянулся к зеленой кнопке.
– Габби, ты можешь приехать?
– Что? Кто это? – спросонья соображалось не очень.
– Это мама. – Сигнал был с помехами, и было сложно расслышать что-то достаточно четко.
– Мам? Ты чего звонишь? – скривился Габриэль. Только этого ему не хватало.
В то время он еще был жутко зол на нее. Накладывались и обиды детства, и то, что она уехала, оставив их с братьями с этим монстром, их папашей. Да и в принципе никогда не вставала на их защиту.
– Мне… Мы вчера похоронили бабушку. И ты нужен мне, сыночек, – шуршал еле слышно в трубке голос. – От нас ходит автобус и…
– Я не поеду, – прервал ее сын и завершил звонок.
Пройдет еще неделя, мать вернется домой, соберет свои вещи и навсегда уедет, даже никого не предупредив. Просто однажды не был приготовлен завтрак… А Габриэль будет думать о том, смог бы он что-нибудь изменить, если бы поехал тогда к ней. Показал бы, что хоть кто-то любит ее и готов поддержать в трудный момент.
Примерно через полгода раздался второй звонок. На этот раз Габриэль ответил сразу – никогда не выпускал телефон из виду.
– Алло, – голос чуть дрожал, как и всякий раз, когда звонил незнакомый номер.
– Габби, – это была мать.
– Мама, – не сумев скрыть вздох облегчения, простонал Габриэль. – Ты где?
Он не хотел этого, изо всех сил старался сдержаться, но слезы катились из глаз, а он вытирал их рукавом клетчатой теплой рубашки, в которую кутался каждую ночь, несмотря на приближающееся лето.
– Привет, родной, – она улыбалась. Да! Точно! Это было слышно по голосу!
– Ты где? – как попугай твердил мальчик. – Как… Я хочу приехать, мам. Куда…
– Погоди, ненормальный, – она закашлялась или засмеялась. Было плохо слышно. – Как твои дела?
– Нормально. Я хожу на плавание.
– На плавание! Какой молодец! А у нас в городе есть школа серфинга. И они, кажется, принимают в лагерь на лето…
– Круто, – буркнул Габриэль.
– Может, ты приедешь?
– Почему не сейчас? – слишком грубо спросил мальчик, чувствуя, как закипает обида, перекрывая сыновнюю любовь. – Ты сбежала от нас, а сейчас притворяешься хорошей? Ты же даже не знаешь, как нам тут живется с этим… Полгода! Полгода, мам!
– Но я… – голос был слишком тихим, чтобы суметь перекричать разгоряченного Габриэля.
– Что ты?! Всегда ты! Ты только о себе и думала! Жила с этим… Подонком! А мы…
– Габби, это же твой отец. – Помехи в трубке перекрывали слова.
– Отец?! Вот это – отец?! Что делает его отцом, а? То, что он когда-то сунул в тебя свой член? Да ему же срать на всех нас! И на тебя! Ты в курсе, что он тебя даже не искал?
Молчание. Но даже если их разъединили, Габриэль продолжил бы кричать в трубку, пытаясь высказать все, что накопилось.
Слова закончились минут через десять. Посмотрев на экран телефона, Габриэль увидел, как таймер отсчитывает пятнадцатую минуту звонка.
– Мам? Ты еще здесь?
Молчание. Наверное, и правда, разъединили.
С размаху бросив телефон в угол, Габриэль завалился на старый матрас, пропахший затхлым влажным запахом давно непроветриваемого помещения. Он бил в него кулаками, пытаясь выместить гнев, кричал, срывая голос. Если бы кому-то было до него дело, то на лестнице давно бы раздались шаги. Но никого не волновало, что происходит наверху, потому что слишком большой кавардак творился и в их жизнях тоже.