Зато его молчание окупалось с лихвой: ему был предоставлен шикарный вид на ее комнату, о чем Никки даже не подозревала. Мало кто мог поверить, что нормальные родители запихнут ребенка под самую крышу, откуда выходило единственное окно, направленное в ее сторону. Но его родители нормальными не были.
Вот и сейчас Никки Копер, звезда школы, умница, красавица и, поговаривали, настоящая мастерица в постели, ходила прямо перед ним в кружевном белье, собираясь на очередное свидание с подающим надежды кадром. Когда она взяла в руки платье, Габриэль приуныл и хотел было вернуться на свой старый продавленный матрас, как дверь в ее комнату открылась, и вошел ее отец. Было видно, что он взбешен: что-то орал, хватал за руки, швырнул на кровать. Ничего особенного. Обычные семейные разборки, к которым все в их районе привыкли.
Но от того, что начало происходить потом, Габриэль окаменел. Уставившись во все глаза и боясь поверить тому, что видит, он смотрел, как отец снимает брюки и собирается…
Он сам не мог бы сказать, почему так поступил. Только в следующую секунду уже летел вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки и рискуя свернуть себе шею. Через двор, через заднюю дверь, которая у всех и всегда была открыта, на второй этаж, в ее комнату…
Габриэль схватил мужика на плечо и оттащил от дочери, когда тот уже устраивался у нее между ног. Никки кричала, затыкая рот кулаком, чтобы никто не услышал, боясь, что ей достанется еще больше. Увидев молодого человека, она вдруг замолчала и перестала дышать. В ее глазах застыл дикий ужас – для нее страшнее было, что кто-то, а то и вся школа, узнает про то, что творил с ней отец и, очевидно, не впервые, чем вновь и вновь подвергаться насилию с его стороны.
Мистер Копер испугался не меньше, чем его дочь. Он вращал глазами, пытаясь натянуть обратно спущенные брюки, но путался и нервничал еще больше.
Это начало надоедать. Решив, что ему тут больше делать нечего, Габриэль спокойно вышел тем же путем и вернулся к себе.
На следующий день Никки в школу не пришла. И через день – тоже. Габриэль не беспокоился за нее – знал, что девушка сидит у себя в комнате, и что отец ее не трогает. По крайней мере, тогда, когда он поднимался на цыпочки, чтобы заглянуть в маленькое окно.
А на третий день она его поймала у дома по дороге из школы.
– Если ты кому-то сказал… – процедила она сквозь зубы в своей привычной манере общаться с таким бесперспективным отребьем, каким был Габриэль Хартман, да и вся его семья.
– Тише будь, девочка. Я, кажется, тебе помог. Пожалуйста, – усмехнулся парень и пошел дальше, толкнув ее плечом с таким пренебрежением, на какое только мог быть способен.
– Погоди, – тон изменился. Она больше не угрожала – она просила. – Я знаю, что ты не сказал. И… Спасибо.
Никки Копер, звезда школы, любимица преподавателей и всех до одного мальчиков их школы, должно быть, впервые в жизни кого-то благодарила. Габриэль развернулся и с любопытством посмотрел на нее.
– Спасибо? Только и всего? – язвительно спросил он.
– А что ты хочешь? – растерялась девушка.
– Ну, ты разве не знаешь, что такая девчонка, как ты, может дать такому парню, как я?
– Такая, как я? Такому, как ты? – опять обрела свою резкую манеру Никки. – НИ-ЧЕ-ГО!
Развернувшись, она убежала в дом, а Габриэль пошел к себе. Жутко хотелось есть.
Она пришла к нему на следующий день. Сказала, что они собираются заниматься, поднялась по указке его отца наверх и, без лишних слов, начала раздеваться, как только он закрыл за собой дверь.
Это было как минимум забавно – смотреть, с каким отвращением она даже думает о том, что сейчас произойдет. Видимо, она воспринимала его, Габриэля Хартмана, не лучше, чем кого-то бездомного с улицы, чья кожа проедена лишаем и смердит немытым телом.
Он решил не отказываться. Кто же откажется от такого? Тем более что она действительно нравилась ему, пусть и была полной сукой.
Габриэль сам не мог поверить, но каждый день он ждал того, что проснется в луже крови и увидит рядом с собой еще теплое сердце Сандры Джонсон. Их связь его выматывала, выжимала все соки. Но ненавистное чувство того, что она нужна ему, терзало еще больше.
Подошло время суда. Эта великовозрастная стерва действительно знала свое дело, и Габриэля Хартмана оправдали, отпустив на все четыре стороны.
Он был свободен. Свободен от подозрений и унизительной необходимости постоянно трахать эту старуху, на которую и смотреть-то было противно. И теперь можно было все забыть, как страшный сон…
Но забыть не получилось. На следующий же день после суда Габриэль Хартман нашел сердце у себя на подушке. И в тот же день труп Сандры Джонсон был найден у нее в квартире. В той же самой позе, с точно такими же разрезами на руках и ногах. А вместо сердца в грудной клетке шуршала подарочная упаковка.
Ее посмертная фотография украсила стену следователя, который вел это дело. И каждый, кто знал ее, приходил к одной и той же мысли – в таком виде она им нравилась гораздо больше, чем при жизни.
Глава 15. Небо окрасилось в черный
Прохладный утренний воздух будоражил и окончательно прогонял остатки сна. Мышцы забились слишком сильно – долгий был перерыв, и тело быстро отвыкло от ежедневных пробежек – и теперь казались каменными. Растирая бедра прямо на бегу, чем сбивала ритм дыхания, Лиана Лэнг продолжала бежать. Она знала, что надо было остановить, сократить привычные пять километров до более щадящей дистанции, но с самого детства ее можно было описать лишь тремя словами: дисциплина, правила, вызов.
Ближе к морю ветер усилился. Тонкая кофта, обычно хорошо держащая тепло тела, намокла от пота и уже не справлялась. От этого бежать стало легче – жар постепенно уходил, и кровь уже не пульсировала в висках. Выбежав на узкую, выстеленную мягким покрытием дорожку, девушка чуть ускорила темп в надежде быстрее закончить эту пытку, и вскоре была вознаграждена.
Заветные пять километров.
Останавливаться нельзя. Перейдя на быстрый шаг, Лиана какое-то время еще активно помогала себе руками, размахивая ими взад и вперед, а потом замедлилась и, застонав, разрешила себе присесть на корточки, чтобы немного отдышаться.
Полегчало. Оглядевшись по сторонам, она увидела знакомую фигуру и не спеша пошла к кромке воды. Теперь торопиться было некуда, и хотелось, чтобы время также замедлилось и остановилось.
– Эй, – весело закричала она, когда ее и молодого человека, сидящего прямо на песке рядом с желтой доской для серфинга, разделяли всего пара шагов.
Он оглянулся, улыбнулся и помахал рукой. Его оливкового цвета глаза казались темно-зелеными в лучах рассветного солнца.
– Встречаешь рассвет? – Лиана опустилась рядом, посмотрела на едва показавшееся над уровнем горизонта солнце, а потом, развернувшись к парню всем телом, взяла его лицо в ладони и начала целовать.
Он смеялся и пытался увернуться, убрать ее руки. Но она не воспринимала это всерьез – если бы действительно хотел, он бы точно смог с ней справиться.
– Прекрати, ненормальная, – смеялся Габриэль. Ему было щекотно и не очень приятно от ощущения влажных губ по всему лицу, просоленному морской водой и обветренному.
– Да, ненормальная. Ну и что ж? – улыбнулась девушка и, наконец, отпустила его. – Я искала тебя.
– Искала? Мы видимся тут каждый день.
– Не каждый. Тебя не было пару недель. – Лиана вытянула ноги и закрыла глаза. Ей было хорошо.
– Да… Были проблемы, – отмахнулся Габриэль. – Ты, наверное, слышала…
– Про суд? Слышала. И считаю, что ты должен подать на них иск – за моральный ущерб. – Она приоткрыла один глаз и ухмыльнулась.
– Да ну их. Отпустили, и хорошо.
– Я слышала, у тебя был хороший адвокат. Сама Сандра Джонсон, – не унималась девушка.
– Хороший, – буркнул молодой человек.
Ему было неприятно вспоминать ни то время, что он провел вместе с женщиной, годящейся ему в матери, ни то, что он нашел на своей подушке пару недель назад. После этого он решил уехать. Без цели, без конечной точки. Просто в то же самое утро прыгнул в машину и уже к обеду был далеко от ставшего уже ненавистным города. Он убегал. Но в глубине души понимал, что от себя не убежишь.
Он подхватил свою доску и пошел вдоль берега к парковке. Лиана брела следом, отставая на пару шагов, но даже спиной можно было почувствовать, что она не сводит с него глаз. Любопытные, но пугливые чайки разбегались в разные стороны от их приближения, смешно семеня ножками, а потом взлетали бело-черным облаком в небо, окрашенное розовым в лучах восходящего солнца.
– Ненавижу чаек, – буркнул Габриэль себе под нос, но девушка его не слышала. Как завороженная она смотрела на пестрящих в воздухе птиц.
Есть в жизни такие дни, которые кажутся самыми обычными. Начинаются с семейного завтрака, стакана свежевыжатого апельсинового сока, утащенной из коробки конфеты с ликером и маленькой сморщенной вишенкой внутри, пока мама отвернулась и не видит, шелеста газет, с которыми отец идет в туалет, лишь бы отдохнуть ненадолго – уже устал от возни детей и ворчания жены, хотя на часах только одиннадцать. Завтрак плавно перетекает в обед, потому что больше нечем занять себя в дождливое воскресенье – слишком дождливое, чтобы ехать в парк или хотя бы в торговый центр. Да и покупать там особо нечего. Вроде, все есть. После обеда можно отдохнуть друг от друга, разбрестись по своим комнатам и почитать, засыпая уже на второй странице, и проснуться от умопомрачительного запаха запекаемой в духовке курицы на подушке из соли – мама уже опять у плиты. И как она не устает? Ужин проходит за разговорами ни о чем и заканчивается еще теплой яблочной шарлоткой. Нежной, воздушной, с хрустящей корочкой сверху, а снизу – целая гора запеченных яблок вперемешку с кислыми ягодами брусники. Хочется съесть еще кусочек, но уже не лезет, и ты – также украдкой, как утром утащила конфету – отламываешь еще чуть-чуть хрустящей корочки и бежишь поскорее наверх. Пока мама не увидела и не отругала.