«Скорая» приехала, когда все было кончено. Отец молча вышел и курил, стоя на крыльце, и только кивнул в сторону гостиной, пропуская врачей внутрь. Габриэль поднялся к себе. Ему не хотелось этого видеть. Ему до смерти было страшно смотреть, как выносят бездыханное тело. Такое же, как его. И до тошноты омерзительно видеть, как бьется в истерике, выставляя себя полным придурком и сосунком, твоя точная копия.
– Габс. – Брат стоял на лестнице, не решаясь поднять глаза.
– Чего тебе? – буркнул успевший завалиться на продавленный матрас Габриэль.
– Можно я останусь с тобой?
На него было противно смотреть. Привыкший к постоянному присутствию более решительного и грубого брата, с которым они делили одну комнату, парень теперь явно чувствовал себя не в своей тарелке. Но было в его бегающем взгляде что-то еще…
– Что там случилось? – вместо ответа задал вопрос Габриэль.
Брат уселся на край матраса, поджав под себя ноги. Его лицо освещала луна, просачиваясь сквозь маленькое окошко. Мертвенно бледная кожа, сумасшедший взгляд, чуть дрожащие губы.
– Это я его… Габс…
– Что? – Габриэль подскочил на месте и отшатнулся подальше, оглядываясь, чтобы в случае чего успеть сбежать. «Какого?!…» – Какого черта?!
– Я… не специально… Он… Он хотел сбежать – встретил какую-то шалаву и… Я пытался его отговорить, а он не слушал. Он сам бросился на меня, а я… Рядом лежал нож – не знаю, зачем я его схватил.
– Что ты несешь, мать твою?! – процедил сквозь зубы Габриэль.
– Он… он хотел уехать. Понимаешь? Бросить меня здесь. Одного, – голос перешел в шепот.
– Одного? Отец и я не в счет, что ли?! – Злость кипела в нем как никогда раньше. Он всегда им тайно завидовал. Тому, насколько они дружны. Как настоящие близнецы. И ему было ужасно обидно не какие-то пару минут, а все пятнадцать лет.
– Ты не понимаешь! – завизжал брат и вылетел с его комнаты, чуть не свалившись с лестницы.
И в ту же ночь он повесился в комнате, которую почти шестнадцать лет делил со своим братом. Он не смог его отпустить. И жить без него тоже не смог.
– Отвезешь меня? – спросила Лиана, когда они вышли на парковку и Габриэль начал устраивать на крыше машины свою потертую желтую доску для серфинга.
– А ты мне что? – ухмыльнулся молодой человек.
– А я… угощу тебя кофе, – она улыбнулась и вызывающе на него посмотрела. Чертовка.
– Мы это уже проходили.
– И что? Это ты тогда ушел. Не я. – Лиана пожала плечами и чуть расстегнула замок на обтягивающей ее идеальную фигуру кофте, лишь слегка обнажая грудь.
– Ты знаешь, почему, – отрезал он. – Отвезу. Садись. А кофе можем выпить как-нибудь потом.
Она недовольно надула губы и забралась на водительское сидение, высунув руку в окно, ожидая, что он отдаст ей ключи.
– Не дури, – засмеялся он.
– А что такого? Как будто в первый раз. – Девушка перебирала пальчиками, прося его поторопиться. – И вообще, ты стал какой-то слишком серьезный. Тебе надо расслабиться.
Он ничего не ответил, отдал ей ключи и сел рядом на переднее сидение. По дороге Лиана щебетала об общих знакомых, своей работе, планах на отпуск и казалась вполне нормальной. Габриэль сидел, смотрел в окно и лишь изредка поворачивал на нее голову и задавался вопросом: может, зря он отказался? Уж слишком хороша была чертовка.
Остановившись у своего подъезда, девушка одним взглядом еще раз спросила, не хочет ли он подняться к ней, а он рассмеялся и только помотал головой.
– Ладно, – скривила губы в ухмылке Лиана. – Я приду сегодня в бар. И буду ждать тебя.
– А если я не приду? – спросил, перепрыгивая на водительское сидение, Габриэль.
– Ты же знаешь, я готова ждать тебя вечно.
Он долго смотрел на нее, пытаясь увидеть в ней ту, на кого Лиана была так похожа. И с кем он по-настоящему всегда хотел быть, но…
Уже отъезжая, он опустил стекло и, пытаясь докричаться до входящей в подъезд девушки, крикнул:
– Я буду в десять!
Еще один труп. Еще одно прекрасное молодое женское тело с руками и ногами, разрезанными вдоль вен и артерий. Грудная клетка раскрыта и вместо сердца – охапка черно-белых перьев, просоленных морской водой.
Он долго смотрел на нее, пытаясь запечатлеть этот образ в памяти. От кончиков ног поднимаясь по бедрам, немного задержавшись в области живота, переведя взгляд на изуродованную грудь. Нежная тонкая шея, красивой формы губы, прямой нос…
И оливкового цвета глаза.
ЧАСТЬ 3. «Робин и Габриэль»
Глава 16. Семь дверей. Семь комнат
– Вы к нам? – Молодая девушка вышла из дверей, видимо, заметив случайную прохожую, разглядывающую дом и не двигающуюся с места.
– Не знаю, – неуверенно пробормотала Робин. Голос был знакомым, как и силуэт, казавшийся черным на светящемся фоне дверного проема.
– Заходите. Мы собираемся пить чай.
Легкий наклон головы и своеобразное произношение слова «чай» – она точно ее знает. Точнее, знала при жизни. Решившись, Робин поднялась по ступенькам и оказалась в залитой светом гостиной. Здесь стояли уютные диваны и кресла с низкими столиками, расставленные таким образом, чтобы несколько компаний могли объединиться за разговором под теплый сливовый пирог или бокал вина. На стенах висели профессиональные фотографии девушек, измененных фотошопом почти до неузнаваемости.
И все же Робин узнала каждую.
Оливия, Кьяра, Бетани, Кирстен, Мелани, Сандра, Лиана.
Они смотрели на нее через объектив, пробуждая в памяти воспоминания.
Обернувшись назад, Робин увидела, что осталась одна. Девушка, которая пустила ее сюда, просто испарилась, словно это был мираж. Наваждение. Подойдя к двери, она хотела было уйти и уже шагнула за порог, когда увидела вдалеке посеребренное луной море. Волны были такие большие, что, казалось, способны захлестнуть не только этот берег, этот дом, темнеющий за магистралью город, но и весь загробный мир. Где, как не здесь, мог найти свое успокоение молодой человек с оливкового цвета глазами?
– Робин?
Девушка улыбнулась. Конечно. Как можно не узнать этот голос, легкий наклон головы и своеобразное произношение слова «чай»? Как можно не почувствовать ту, чье сердце начало биться в тот же миг, что и ее собственное?
Робин не мешкала ни секунды. Обернувшись, она подбежала к ней и обняла, прижимая так близко, как будто хотела поглотить всю целиком.
– Задушишь, ненормальная! – завизжала девушка и отстранилась на расстояние вытянутой руки, рассматривая Робин. – Ты плохо выглядишь, сестренка.
– Спасибо, – засмеялась та в ответ. – Как ты?
– Такой странный вопрос, – фыркнула девушка и завалилась в кресло, вытянув длинные стройные ноги, обтянутые джинсами. Достав пачку сигарет, она повертела ее в руках и кинула на стол. – Куришь?
Робин только усмехнулась, достала сигарету и вопросительно посмотрела на сестру. Та поняла без слов и чиркнула зажигалкой.
Белый дым неприятно обжег горло, но для Робин это было высшим наслаждением. Поискав глазами бар, она налила себе стакан чистого виски и только потом устроилась напротив, развалившись в кресле точно так же, как сестра.
– Другим уже не наливаешь? – усмехнулась та.
– Тебе вредно. Как-никак впереди всего-то целая вечность, – язвительно ответила Робин.
– А ты что же, собралась обратно?
Робин пожала плечами и сделала еще один спасительный глоток. Глаза слипались. Слишком мало прошло времени в этом новом для нее мире, чтобы воспоминания стерлись и привычка каждый день ложиться спать прошла. Словно прочитав ее мысли, сестра подскочила с кресла, схватила гостью за руку и, несмотря на сопротивление, потащила наверх.
Семь дверей. Семь комнат. Все белые, почти сливаются со стенами. На них не было ни номеров, ни табличек с именами, но вряд ли хозяйки могли перепутать дверь.
Комната была небольшая, но светлая и вполне уютная. Большая кровать, кресло напротив, круглый столик, зеркало в полный рост, у панорамного окна широкий пьедестал с утопленной в нем ванной. И вид на море и бесконечно высокие волны.
Вода давно остыла, но Робин и не думала вылезать. Рядом с ней стоял стакан с виски, лежала пачка сигарет, а напротив, перед глазами, – ошеломительный рассвет. Грозовые серые облака окрасило в розовый и красный, и они казались догорающим пеплом от прогремевшего где-то вдали взрыва. Откуда-то слева сорвалась стайка чаек, и их силуэты чернели парящими душами, внося жизнь в этот безумный пейзаж. Море все так же волновалось, никак не находя покоя, и волны, зарождаясь где-то далеко-далеко, росли, делались плотными и могучими, поднимались все выше, а потом обрушивались белой пеной на стонущий под ударами песок.
Несуществующее солнце, выползая из-за горизонта, растворяло эту картину и стирало краски с неба. Из коридора раздавались шаги, хлопанье дверей, негромкий шепот. Если забыть, где находишься, то можно закрыть глаза и представить, что оказалась в женском общежитии. Странно только, что не слышно голосов мальчишек, жарко целующих на прощание налитые кровью от ночных поцелуев губы перед тем, как выпрыгнуть в окно, пока их не поймали с поличным.
Больше прятаться было нельзя. Застонав, Робин выбралась из ванны и, даже не подумав вытереть слегка набухшую от воды кожу, опять надела белое полупрозрачное платье.
Вниз по лестнице, поворот направо, через гостиную – прямо в столовую. За большим столом сидели семь девушек и завтракали, негромко переговариваясь о чем-то простом и невинном.
Оливия Портер собирала по краям глубокой миски рисовую кашу на кокосовом молоке и щурилась от удовольствия. А еще – поглядывала на огромный поднос в самом центре стола, усыпанный мини пирожными.
Кьяра Зейн макала в варенье тонкие кружевные блинчики, поднимала их высоко и, скосив глаза, смотрела, как на язык стекают тягучие капли.