ли о Наките и каково должно быть чувствовать этих существ внутри. — Это действительно было больно, Рон. Я стала невидимой снова, чтобы отнять клинок, и они как бы застряли в ней, когда она провалилась сквозь меня. — Я подняла взгляд, перед глазами все расплывалось. — Я только хотела, чтобы она ушла, — закончила я печально. Черт. Я не заплачу.
Барнабас отдернулся от меня как от змеи.
— Что с Накитиным амулетом? — спросил он. — Как так получилось, что ее амулет не смог тебя удержать?
— Потому что я отсекла и эти связи, — ответила я. — Я завладела ее клинком — не ее амулетом, и это дало мне достаточно контроля, чтобы разорвать связи, не поджарив себя.
Барнабас встал, его лицо сильно побледнело.
— Рон, — сказал он, глядя на меня. — Она сломила захват амулета Накиты, в то время как он все еще был на жнеце! Сколько тебе еще нужно доказательств? Я верю в выбор, как и ты, но это неправильно! Смотри, что случилось. Мэдисон…
— Хорошо, — Рон взял меня за руки, отвлекая мое внимание от Барнабаса. Его округлое лицо уверенно улыбалось, но в глазах застыла сильная обеспокоенность. — С ней все в порядке.
— Накита сказала, что ты приставил к ней ангела первой сферы, — перебил Барнабас, покраснев от гнева. — Понятно почему. Ты знал, что это ошибка. Это неправильно, и ты знал это!
Рон пристально посмотрел на Барнабаса, его хватка на мне усилилась.
— Я не обязан объясняться перед тобой. Я призвал ангела первой сферы, потому что шансы на то, что что-то случится, были очень малы, и я не хотел привлекать внимание к тому, что что-то неправильно.
— Неправильно, — Барнабас посмотрел на него прямо, и Рон скривился. — Значит, ты признаешь это.
— Барнабас, может, ты заткнешься! — выкрикнул правитель времени, Барнабас склонил голову, расстроенный. Я просто сидела, ошеломленная. Это было уже во второй раз, когда Рон не давал договорить Барнабасу в моём присутствии: первый раз на школьной парковке, и вот теперь — здесь. Что-то тут не так. Что же я такого натворила?
— Рон, — испуганно начала я. — Мне жаль. Я просто пыталась спасти себя и Джоша. Она ранила его. С ним все будет в порядке?
Хранитель времени, кажется, впервые обратил внимание на то, где он находится. Печально посмотрев на меня, он покачал головой, вызвав у меня приступ страха.
— Его жизнь в руках Накиты. От ее выбора зависит, будет он жить или умрет.
О Боже, я убила его, думала я, паника почти парализовала меня. Я должна поговорить с Накитой.
— Еще есть надежда, — успокаивал Рон, пока мысли вертелись у меня в голове, но его рука на моём плече не приносила утешения. Вместо этого во мне нарастало беспокойство. За его спиной гневался Барнабас.
— Я продолжу говорить в твою защиту, — сказал Рон, как если бы факт возможной смерти Джоша был печален, но незначителен. — О чем я беспокоюсь больше всего — это ты. Отделять себя от своего амулета, как сделала ты, должно было быть невозможным. Вероятно, тебе удалось это сделать потому, что ты мертва. Несмотря на это, я уверен, что ты повредила свой амулет. Больше так не делай. Кое-что из этого — моя вина. Я должен был следить за твоими успехами, но Барнабас не говорил, что у тебя были затруднения.
Его не беспокоит Джош. На самом деле нет. Наполненная чувством беспокойства я вырвалась из его захвата. И почему он винит Барнабаса? Барнабас сказал, что это мой амулет не позволял мне касаться мыслей, а не недостаток умения или старания, и Рон должен был знать это. Он что-то скрывает.
— Грейс сказала, что я повредила его, — сказала я обеспокоенно, но не делая попыток вытащить амулет из-под блузки, чтобы показать ему.
Барнабас стоял за Роном, прямо и напряженно. Его глаза засеребрились, являя моему взору ангела мщения.
— Я собираюсь домой, — сказал он Рону, пряча свою боль. — Они позволят мне войти. Они должны. Я должен рассказать им о черных крыльях. Они могут вытащить их из нее.
Домой? Размышляла я. Типа как в рай? С чего бы они не пускали его? Он не просто привязан к земле, но и изгнан из рая? Просто интересно, кто здесь плохие парни?
Страх прошел сквозь меня как нож, рожденный внезапным пониманием того, что все что я считала правдой, вероятно, не было таковой.
— Барнабас, заткнись, — сказал Рон, вставая между нами, ниже ростом Барнабаса, но смертельно серьезный. — Я пошлю молву, и Накита будет в порядке. Они не позволят тебе вернуться, а у меня есть работа. Оставайся с Мэдисон. Постарайся уберечь ее от неприятностей. И держи рот на замке! — Его глаза были почти черными, выражая смесь гнева, расстройства и … неуверенности. — Ты понял меня? Я не смогу исправить все это, если ты вмешаешься. Держи свой рот… на замке.
Образ Накиты, выгнувшейся от боли — белые крылья в крике вытянуты вверх, — всплыл в моей памяти. Я ранила одного из райских ангелов. Кем был Барнабас? С кем я проводила ночи у меня на крыше?
Испуганная я смотрела, как Рон быстро вышел из здания, исчезая в солнечном свете. Я повернулась к Барнабасу и отдернулась, когда он издал звук, выражающий весь его гнев, и плюхнулся в кресло рядом со мной. Его брови были выгнуты, а на лице застыло выражение глубокой задумчивости. Он не двигался. Ни малейшего движения и даже моргания.
— Она пыталась убить меня, — сказала я. — Она пыталась убить Джоша! Она собиралась…
— Отвести тебя к Кайросу. Ты говорила, — сказал он внезапно. В нем был заметен намек на страх. Он не боялся меня, это был страх за него самого. Он не собирался молчать, как ему сказал Рон, и меня пробрала дрожь.
— Так много религий, Мэдисон, — сказал он, — но всего одно место успокоения, и она собиралась направить тебя прямиком на тот путь, который ты избежала, когда завладела амулетом Кайроса.
— Накита не из ада, — предположила я, зная, что мое лицо побелело. — Но ты — да.
Барнабас резко выпрямился.
— Я? Нет, — ответил он, заливаясь краской, как если бы он смутился. — Я не из ада. Я даже не знаю, существует ли в природе такое место, если не считать того, что мы создаём сами для себя. Но и я не из рая… больше. Я покинул небеса, потому что не согласился с судьбой серафима. Они не позволят мне вернуться. Они не позволят никому из нас — светлых жнецов, вернуться. — Сжав челюсть, он выдохнул и, приложив руки к голове, потер виски. — Я должен был сказать тебе, но это так сбивает с толку.
— Но ты светлый жнец! — воскликнула я, озадаченная. — Светлые — хорошо, темные — плохо.
Он нахмурился на меня.
— Светлые — за человеческий выбор, с легкостью обнаруживаемый. Темные — за скрытую судьбу, предсказанную серафимами, без права выбора.
— Ох! Это было бы приятно знать! — выкрикнула я. — Как так получилось, что никто не потрудился рассказать мне?! — добавила я, раздраженная, испуганная, но испытывающая облегчение от того, что Барнабас не из ада, а всего лишь изгнан из рая. Тут есть разница, правильно?
Регистратор выглянула из дверного проема и тут же исчезла снова, когда решила, что я была расстроена из-за Джоша, а не от небольшого неправильного понимания сути света и тьмы.
Мысли Барнабаса, очевидно, витали где-то в другом месте.
— Я не понимаю, что делает Рон, — сказал он почти сам про себя, взгляд отстраненный, и неведающий, что у меня был срыв. — Я верю в выбор, но после того, что случилось, я не знаю. Ты хороший человек, Мэдисон, ты мне нравишься, но ты поместила черные крылья в Накиту. Это … ужасно. Возможно, серафимы правы. Возможно, тебе нужно уйти туда, где ты должна быть. Возможно, судьба приготовила для тебя место в этом мире. Борясь с ней, ты делаешь вещи только хуже.
Где я должна быть? Он имеет в виду — типа как дома с моим отцом или типа как с мертвыми? Я с трудом сглотнула. Это ж не меня выперли из рая.
— Это был несчастный случай.
— Было ли случайностью то, что ты училась, как становиться невидимой? — спросил он настойчиво. — Было ли случайностью то, что ты использовала это знание, чтобы разорвать захват Накитиного амулета на тебе? Было ли случайностью то, что она провалилась сквозь тебя? Или это была судьба? — Он медленно качал головой из стороны в сторону, темные кудри сверкали. — Я должен был раньше понять, что делает Рон. — Он прищурил глаза. — Я все еще не верю этому. Я не хочу верить этому.
У меня пересохло во рту. Что делает Рон? Барнабас знал что-то, чего не знала я, и о Боже, я собираюсь выяснить это.
— Барнабас, — начала я, но телефон на столе зазвенел, и медсестра вернулась поднять трубку. Садясь, она ободряюще улыбнулась мне, говоря, что с Джошем все в порядке. Или хотя бы, что ему не становиться хуже. Отвлекшись, я откинулась в своем кресле и, услышав хруст сухого листа, вытащила его из волос. Подержав его некоторое время, я отложила лист на ближайший стол. Хочу ли я на самом деле знать правду? Ага, хочу.
Работая над своей решимостью, я наблюдала, как плащ Барнабаса образовывает линию с затертым ковром и размышляла над тем, что возможно пальто — это его видоизмененные крылья. Мои мысли вернулись к моменту, когда Рон оттаскивал от меня Барнабаса на школьной парковке, и к недавнему событию, когда Рон предупредил Барнабаса держать рот на замке, чтобы он смог исправить положение, к ужасному ощущению руки Рона у меня на плече, когда он пытался утешить меня.
— Барнабас, — прошептала я, — что Рон не хочет говорить мне?
Поднимая на меня взгляд, он сжал челюсти.
— Не я решаю, что говорить тебе, а о чём молчать.
Страх заставил мое сердце сделать удар, но потом оно остановилось.
— Ты хочешь рассказать мне. Ты пытался на школьной парковке, и я вижу, что ты хочешь рассказать мне сейчас. Если ты веришь в выбор, расскажи мне, чтобы я смогла сделать правильный.
Он поднял взгляд, сперва посмотрев на мой амулет, потом мне в глаза, и я вздрогнула.
— Рон скрывает от серафимов кто ты, чтобы он смог изменить баланс между судьбой и выбором, вводя в заблуждение тебя, — сказал он прямо. — Вот что я думаю, он делает.