ости от того, какой из праздничных периодов является в конкретной местности более почитаемым) разворачивают дополнительные торговые точки, где продают праздничную и поминальную атрибутику (букеты искусственных цветов, венки, подсвечники и т. п.), предназначенную как приношение и украшение могил. Мы наблюдали несколько точек торговли искусственными цветами в г. Мантурово, которые были закрыты после празднования Троицы. Во Владимирской обл. накануне Пасхи искусственные цветы заменяют привычный ассортимент некоторых торговых лавок на стационарных и передвижных рынках. Пример последнего нам удалось наблюдать в пгт. Красная Горбатка в 2019 г. Местные жители подтверждают, что такая смена товара происходит ежегодно:
Они начинают вот где-то в течение месяца, даже за месяц здесь. Уже у них [цветы] – это сезонный товар. Ну уже торговцев-то всех в принципе знаем, кто чем торгует. И многие из них уже, вот которые мелочевкой торгуют, они на этот момент переквалифицируются, только чисто с цветами стоят, с коробками цветов. Тут всё в цветах! (ПМ5 Чесноковой Е. Г.: 06).
На время пасхального периода расширяется торговая площадка с цветами на действующем кладбище г. Владимира около пос. Улыбышево. В последние годы во Владимирской обл. даже магазины федеральных торговых сетей включают букеты искусственных цветов в набор праздничной атрибутики в пасхальный период. В с. Парфеньево Костромской обл. сотрудники ритуальных служб отмечали, что большая часть работ по обустройству захоронений, установке памятников и цветников проводится до Троицы. Подобные примеры можно увидеть и в соседних регионах (см. илл. 8).
При том, что в содержательном плане посещение кладбища в поминальный день направлено на коммуникацию с покойными, пришедшие на кладбище люди активно общаются между собой, тем самым восстанавливая коммуникативный баланс данного сообщества. В обеспечение проведения необходимых ритуалов включаются административные, коммерческие и религиозные организации, о чем мы уже говорили выше. Ситуативная концентрация людей в пространстве кладбища во время подобных праздников актуализирует и способствует восстановлению ослабленных или утраченных социальных (семейных и земляческих) связей. Перечисленные выше поминальные практики направлены на поддержание символической связи покойного и родственников («семейного круга») и саморегуляцию на уровне социальной приемлемости и социального одобрения совершаемых действий.
Подводя итог, отметим, что тенденция к локализации всех обрядовых действий в пространстве кладбища, которая наблюдается сегодня в России, укладывается в логику вытеснения смерти из коллективного сознания, о чем писал Ф. Арьес применительно к странам Западной Европы (Арьес 1992: 454–472). Мы видим, что на современном российском кладбище возможно провести все ключевые похоронные и поминальные ритуалы, в которых участвуют только близкие умершего. Храм, или часовня, на кладбище, как и остальное кладбищенское пространство, включается в общую систему коммуникаций, поддерживающих связь живых со «своими» мертвыми, и эта функция в данном локусе является доминирующей. Трансформация отношения к смерти в обществе – вовсе не единственная причина локализации обряда на кладбище. Решение об отпевании в часовне на кладбище может быть принято из соображений экономии и удобства, поскольку не требует перемещения всех участников похорон от одного места к другому. Таким образом, на многих современных кладбищах складывается замкнутый комплекс ритуальных локусов в рамках похоронно-поминальной обрядности.
Кладбище сохраняет свое значение в похоронно-поминальной обрядности несмотря на то, что на современном этапе происходит сокращение количества мест осуществления ритуала. Более того, значение кладбища возрастает не только в рамках ритуала, оно также играет важную роль в поддержании социальных связей. Сложившаяся за долгое время традиция коллективного поминовения в определенный день позволяет кладбищу оказаться в центре социокультурного пространства и стать площадкой для коммуникаций, нетипичных для кладбища в повседневное время, но характерных для повседневных взаимодействий в других социокультурных локусах. На месте захоронения реализуются различные тактики, позволяющие репрезентировать общую связь умерших и живых членов родственного круга. Эта связь опирается на то, что кладбище и место захоронения исполняют функцию места памяти. Она поддерживает возможность символического общения между живыми и умершими. Особенностью кладбища, отличающей его от иных мест такой коммуникации, является возможность создавать и корректировать ее материальное измерение. Отделенность кладбища от других локусов позволяет создать особый режим взаимодействия. То же происходит на территории места захоронения, где выстраивается целый комплекс, включающий материальную репрезентацию умершего.
В заключение
В этой главе показан традиционный контекст коммуникации между живыми и умершими, сложившийся в Верхнем Поволжье. Составляющий его комплекс похоронно-поминальной обрядности в начале XXI в. существенно трансформировался. Социальные процессы, изменение бытовых условий и включение нового актора, обеспечивающего «технические» процессы похорон, привели к тому, что близкие умершего и сообщество, в которое он был включен при жизни, отстраняются от многих этапов похорон, в которых они традиционно принимали участие.
Мы видим две разнонаправленные тенденции: к унификации похоронных и поминальных обрядов и к росту степени вариативности отдельных эпизодов. С одной стороны, исчезают локальные особенности, представленные на определенных территориях. С другой – на уровне семьи умершего можно наблюдать разнообразие вариантов обрядовых практик. На наш взгляд, такое сочетание свидетельствует о том, что механизм традиции продолжает поддерживать похоронно-поминальную обрядность. Воспроизводимость названных выше эпизодов сегодня продолжают обеспечивать религиозный институт и профильные коммерческие учреждения, которым эту задачу уступили локальное сообщество и семейно-родственный круг. Вместе с тем близкие умершего в отдельном случае могут формировать свои уникальные способы коммуникации с умершими, выбирая подходящий вариант из ряда «стандартных» форм или привнося в поминальный контекст новые практики, например, заимствованные из повседневности. Все это позволяет постоянно адаптировать обряд под меняющиеся условия и поддерживать его актуальность.
Глава 3Способы коммуникации с умершими в Европе
Всё кончено. А это значит —
Ни музыки, ни волшебства.
Большие мальчики не плачут,
А удивляются сперва.
Потом спокойно, терпеливо
Налив два пальца дижестива,
Садятся бездны на краю
И наблюдают смерть свою.
В последние десятилетия практически повсеместно растет темп трансформаций не только повседневных практик, но и основных ритуалов, сопровождающих и оформляющих жизненный цикл (рождение, наступление совершеннолетия, вступление в брак, смерть и похороны). Из этого ряда наиболее консервативным всегда представлялся комплекс похоронно-поминальной обрядности, который на протяжении длительного времени успешно противостоял напору культурных трансформаций даже в периоды коренных преобразований. Однако за последнее столетие, как показывают многочисленные исследования (ср.: Barley 1997; Feldmann 2004; Harris 2007; Boret 2014; Kelly 2015; Fournier 2018), эта область ритуалистики также подвергается серьезным изменениям даже в культурных ареалах, которые считались оплотом консерватизма. Понятно, что для этого существуют вполне объективные предпосылки, в том числе обозначившиеся на мировом уровне тренды, связанные с охраной окружающей среды и рациональным использованием природных ресурсов.
Именно в этом контексте наше внимание привлекли распространившиеся в последние десятилетия лесные (зеленые или экологические) кладбища и водные захоронения в европейских странах. Только в одной Германии, по разным источникам, в настоящее время насчитывается от 45 до 150 мест, где совершаются нетрадиционные погребения различного типа (FriedWald‑2 n. d.; Bestattungsorte 2019). Конечно, в масштабах всей страны это ничтожно мало, но необходимо учитывать тенденцию к их экспоненциальному росту, причем не только в Германии (ср.: Sheepdrove 2019), но и соседних странах (Австрия, Швейцария, Нидерланды, Бельгия, Великобритания). При этом на данный момент наблюдается существенная разница в территориальном распределении мест захоронения подобного рода. В Германии наибольшее их количество находится в северных и северо-восточных землях, в то время как на территориях с преобладанием католического населения, например в Баварии, их число минимально. Последнее можно утверждать и в отношении подавляющего большинства стран Южной Европы, хотя небольшие участки с «зелеными» захоронениями появляются и на традиционных кладбищах даже в консервативно настроенных регионах. Изменения наблюдаются и в культуре захоронений в целом: в соотношении трупоположений и захоронений праха в урнах, типов и форм намогильных памятников, в практиках коммеморации и в представлениях о способах коммуникации с умершими. Развеять прах над морем разрешено только по законодательству Швейцарии, Австрии и Франции. В Германии урна с прахом, сделанная из специального материала, быстро растворяющегося в соленой воде, просто сбрасывается в море.
Основной задачей нашего исследования являлся обзор как практик, так и идеологии биопогребений на фоне других трансформационных процессов в погребальной обрядности и в традициях коммеморации на примере Германии и некоторых других европейских стран (ср.: Centre for Death and Society 2019). Мы также затрагиваем социально-психологические, экономические и юридические аспекты, связанные с продвижением новых погребальных традиций как в официальном, так и в неофициальном дискурсах (СМИ, социальная реклама, социальные сети и др.). Использовались как материалы собственных полевых исследований (фото– и видеофиксации, интервью), так и широкий круг источников и публикаций по данной проблематике.