Умершие в мире живых. Европейские исследования — страница 7 из 51

Мне кажется, что когда уже покойник дома. Ну, если он дома умер, то сразу. А если привезли, то когда привезут (ПМ1 Чесноковой Е. Г.: 28).

В Мантуровском р-не полотенце вешают после выноса гроба или по возвращении с кладбища, т. е. эта практика приурочена к моменту, когда покойник уже покинул стены дома:

Покойника вынесли из дома когда, полотенце приколачивается вот в угол, и висит оно до 40‑го дня. В передний правый. Там, где иконы. Только снаружи (ПМ1 Чесноковой Е. Г.: 01).

Выбор места, где закрепляется полотенце, вероятно, связан с представлениями о сакральном статусе переднего (красного) угла, который принято считать духовным центром жилища и который семантически отождествляется с домом в целом (Криничная 2009). В многоквартирных домах, где затруднительно закрепить ткань на углу здания, ее вешают на окно. Оно, как и божница, расположенная в переднем углу, наделялось сакральным значением пограничного локуса жилища. Поэтому также существовал обычай ставить на окно чашку с водой, чтобы «душа умывалась», посещая дом (Байбурин 1983: 135).

Обычай вешать после смерти человека на дом полотенце, по данным Д. К. Зеленина, был известен на обширной территории проживания восточнославянских народов (Зеленин 1991: 345). Современные материалы свидетельсвуют о том, что он имеет скорее локальный характер и представлен даже не во всем Верхнем Поволжье. В Костромской обл. есть районы, где такая практика неизвестна. Например, в Нерехтском р-не вид вывешенной белой ткани воспринимается как что-то чужое, в большей степени маркируя исполнителей этого обычая как пришлых, нежели информируя о случившейся смерти:

Я, лично мы, не вывешивала никогда. А вот здесь бабушка умерла, и вывесили полотенцо. А я говорю: «Господи, пугают меня!» Я у соседки спрашиваю… Я говорю: «Из форточки чёй-то полотенцо выбросили?» Она говорит: «У них такой закон ихний». Приехали откуда-нибудь (ПМ Кызласовой И. С.).

В Нерехте существовал другой обычай, который позволял сообществу узнать о случившейся смерти. После того, как покойного в доме клали в гроб, возле ворот или двери ставили крышку гроба. В многоквартирных домах крышки устанавливали около входа в подъезд или на лестничной площадке. Такая практика была известна и в других регионах, в частности, во Владимирской обл. – здесь она существовала еще в 2000‑е гг. К настоящему моменту этот обычай полностью исчез, поскольку был непосредственно связан с пребыванием тела покойника в доме, что теперь происходит лишь в исключительных случаях. В это же время вывешивание полотенца мало зависит от изменений, происходящих в процессе подготовки к похоронам. Эта практика не связана с процедурами, которые проводятся с телом покойного, и остается в зоне ответственности родственников умершего – традиционных исполнителей этого обычая.

Изменение состава участников обряда можно рассматривать как ключевую причину трансформации похоронных и поминальных ритуалов. Именно участники определяют сценарий и выбирают тактики для реализации, а также, при необходимости, адаптируют традиционную форму к новым условиям. Поэтому при рассмотрении трансформаций в обрядности мы опираемся на то, какие социальные общности включены в ритуальные практики сегодня, в какой степени и в какой форме проявляется их участие. И. А. Разумова и Л. А. Барабанова предлагают рассматривать погребальный обряд как ситуацию формирования социальных полей взаимодействия, которое может выступать в форме сотрудничества или соперничества агентов (Разумова, Барабанова 2012). В нашем исследовании мы делаем акцент не на взаимодействии между участвующими агентами, а на тех инновационных импульсах, которые они привносят в обряд. Изменения даже на содержательном уровне, когда меняются представления о смерти, статусе умершего и возможности коммуникации с ним, транслируются той или иной социальной группой через внедрение новых практик, сокращение старых или преобразование их формы.

Например, рассмотрим маркирование дома, где умер человек. Оно призвано сообщить соседям о случившемся, чтобы они могли выбрать соответствующее поведение по отношению к родственникам умершего и принять участие в ритуале. Сохранение практики вывешивания полотенца выполняет эту функцию и допускает возможность привлечения к церемонии широкого круга людей. Прекращение практики выставлять рядом с домом крышку гроба лишает окружающих такой возможности. Они уже не могут узнать о смерти человека, если их не оповестят об этом его родственники. При этом запрос на такую информацию все еще сохраняется, особенно среди пожилых людей:

Теперь вот умрёт, и не знаем! Раньше как-то, например, то на автобусе едешь, то выйдешь другой раз, глядишь – «Господи!». Ну, знаешь, что болеет человек. Уж глядишь – крышка стоит, да. Вот как-то так. А теперь крышек-то нет. Теперь – чего [узнаешь]? (ПМ4 Чесноковой Е. Г.: 27).

Такое различие в судьбе двух обычаев, информирующих сообщество о смерти, связано в первую очередь с тем, что практика вывешивания полотенца не вступает в конфликт с современными условиями жизни. Крышка гроба пропала из жилого пространства тогда, когда оттуда «исчез» гроб с покойником, к чему привел целый комплекс причин. Изменения коснулись прежде всего городских жителей. Большáя численность населения способствовала активному развитию учреждений, оказывающих услуги по подготовке тела к погребению. Планировка многоквартирных домов, где проживала значительная часть населения, затрудняла пребывание и перемещение там гроба с умершим. Появление похоронной атрибутики в общем жилом пространстве вызывало негативное отношение жильцов. Социальные и бытовые условия, сложившиеся в городах, сделали предпочтительным делегирование обязательств по обращению с телом умершего специалистам и нахождение его вне дома. Если во второй половине XX в. перемещение трупа в морг требовало от родственников решения ряда организационных вопросов, особенно в сельской местности (Соколова 2011: 193), то теперь наоборот – требуется приложить особые усилия, чтобы оставить тело покойного дома и тем самым обеспечить начало концептуального пути умершего из мира живых в мир мертвых именно отсюда. Представление о значимости пребывания покойника в доме все еще сохраняется, а преодоление связанных с ним трудностей придает такому решению родственников значимость и становится способом выразить особое отношение к умершему (и к традиции) со стороны его семьи. Такой случай нам описала сотрудница ритуальной службы в небольшом поселке во Владимирской обл.:

Домой привозим. Неудобно. Бывает, что и гроб большой, и стоя ребята вот всё несут с таким риском. Но если родственники хотят, чтобы [покойный] дома побыл последнее время… Тут недавно хоронили парня молодого. Квартира на втором этаже. Очень плохой такой поднос, вот, на второй этаж, представляете, гроб [поднять]. И мужчина-то такой – килограмм под сто. Вот, и гроб метр девяносто. [Родственники объяснили]: «Единственный сын. Хотим, чтобы дома постоял». Вариантов нет. Мы везём, мы несём, собираем всю бригаду, и вот (ПМ6 Чесноковой Е. Г.: 04).

Но все же таких примеров мало. Вариантом адаптации к современным условиям традиции начинать путь умершего от дома стала практика, когда гроб с покойником в день похорон подвозят к месту, где жил покойный, где с ним могут попрощаться те, кто не участвует в других эпизодах похорон.

Таким образом, у обычая вывешивать полотенце остается определенный «запас прочности», который может привести к тому, что в случае полной утраты концептуального значения эта практика продолжит исполняться в качестве «пустой формы» (Морозов 2019б: 18–30). Сама функция информирования о смерти человека, о которой мы говорили выше, утрачивает свою актуальность по мере того, как утрачиваются связи, поддерживавшие локальное сообщество.

Ну сейчас уже всё по-другому, сейчас уже, вот к примеру, вот кто помоложе, уже к дому [прощаться с покойным] и не больно ходят. И только самые близкие. Так а раньше-то ведь вся улица, и с другой улицы придут. «Как это вот этот-то умер! Там Ванька-то такой-то. Ой, надо же, Ванька-то умер!» Все приходили. Дак а всё равно же у нас меняется культура вся. Уже и в гости-то сейчас не ходят так, как раньше. Раньше же с улицы, кто соседи, придут (ПМ4 Чесноковой Е. Г.: 24),

– так жительница г. Нерехты описывает, как изменились соседские связи. Локальное сообщество, которое так или иначе было включено в традиционный похоронный обряд, теперь стало «чужим». Соседи и знакомые почти не участвуют в похоронах, вовлечение их в отдельные эпизоды сохраняется преимущественно в сельской местности. Редуцирование роли постороннего в обрядовых практиках инициируется как со стороны исполнителей, так и со стороны «чужих». Так, намного реже стал соблюдаться обычай «первой встречи», когда человеку, идущему навстречу похоронной процессии, дают кусок ткани или одежду для поминания покойного. Если в традиционной культуре члены локального сообщества знали, какую роль они выполняют во время «первой встречи» и что им следует делать[1], то сейчас это сообщество размыто настолько, что участие постороннего в похоронах может оцениваться негативно как стороной родственников, так и «чужими», которые предпочитают не иметь отношения к похоронам незнакомого им человека.

Сегодня подготовка тела покойника к погребению вне дома окончательно закрепилась как основная форма. Этому способствовала законодательная норма, утвердившая необходимость проводить патологоанатомическое вскрытие в большинстве случаев смерти. Теперь тело умершего почти неизбежно оказывается в медицинском учреждении, и чтобы организовать привычное раньше пребывание покойника в доме перед похоронами, требуются дополнительные затраты и усилия со стороны родственников. В результате этих изменений прекратился не только обычай ставить крышку гроба, исчезла целая группа ритуалов, суеверий и примет, связанных с приготовлением тела умершего к погребению и присутствием его в доме (