11 декабря 1999 года. Зачистку Алхан-Калы 8 декабря отменили и я в 10 часов заступил на
8:23 дежурство. Разобравшись с обстановкой я собрался поработать с
документами, но в палатку ввалился Юрка Шадура: – Боря, ну ты вчера и поработал. Молодцы. – Увидев моё удивление, продолжил.
– Вчера моя разведка лазила в Кирово и от местного населения интересные сведения принесла. Оказывается, вы вчера завалили помощника полевого командира Бараева, а самого Бараева ранили в руку. Хоть, кто такой Бараев знаешь?
– Ну, ты Юра, меня за дурачка что ли принимаешь? Да кто этого отморозка не знает? Он конечно не туз, но котируется достаточно высоко среди боевиков. Если подробности какие знаешь, то расскажи. Интересно.
Начальник разведки прошёл к столу и, положив свою вязанную шапочку, начал рассказывать.
– Да выцапали мы местного жителя и он рассказал, что все жители посёлка прячутся от арт. огня, как раз в подвале кирпичной школы. Вот и вчера он вместе со всеми сидел там, а как долбанули танком по зданию, с испугу выскочил во двор, а следом за ним выскочили пару десятков боевиков, но только они сбежали со второго этажа. Среди них и был не без известный Бараев со своими подручными, помощниками и снайперша со своей группой прикрытия. Вот в этот момент и упали с чудовищным грохотом четыре снаряда во двор школы. Разорвались они правда несколько в стороне, но взрывной волной всех разметало в разные стороны, а снайпершу хорошо приложило к стене. Моего информатора и Бараева унесло в кучу со старыми листьями, а когда он оттуда вылез, то Бараев сидел рядом и зажимал рукой рану на левой руке. Сразу же набежали боевики, перевязали рану и доложили, что его первого помощника разорвало снарядом. Ну и матерился Бараев, услышав это известие. Так что готовь дырочку под орден.
– Ну, Юра, орден не я заработал: это второй дивизион вчера хорошо поработал.
Шадура посидел ещё немного и ушёл по своим делам, а через десять минут ввалился Дима Щипков и заорал с порога: – Боря, верти дырочку под орден, ты вчера Гелаева в Кирово тяжело ранил.
– Дима я вторую дырку за полчаса кручу у себя на груди, так к вечеру как решето форма будет. Давай, рассказывай.
– Мои, Боря, радиоперехват сделали и узнали оттуда, что Гелаева ранили артиллерийским снарядом. Вот такие дела. С тебя бутылка.
– Ну, бутылка не с меня, а со второго дивизиона.
Я поднял трубку телефона и вызвал Чикина: – Александр Владимирович, вчера дивизион полевого командира Бараева ранил, да ещё заодно и Гелаева. Давай, начальника штаба дивизиона к ордену представляй – заслужил. И передай ему, что с него две бутылки водки. Жду в течении часа.
Через час выпив, привезённую Пиратовым, водку я сидел на ЦБУ и принимал поздравления от товарищей, но приехавший из третьей миномётной батареи Чистяков рассказал, что Беляев уверен на сто процентов что это он ранил Бараева и убил его помощника. Всем рассказывает, что он своими глазами видел, как мина воткнулась тому в спину. В принципе, мне было наплевать, кто его убил, главное что это сделала моя артиллерия.
После обеда меня пригласил к себе в палатку начальник клуба, посмотреть отснятый материал, а тут заваливает подполковник Елчин и начинает рассказывать про Беляева, который ранил Бараева и убил его помощника. Мы переглянулись с Сергеем и рассмеялись, так как просмотрели уже плёнку и оба видели что это снаряды дивизиона упали в тот момент во двор школы, а мины разорвались далеко в стороне.
Настроение было праздничное, поэтому вечером я немного расслабился и неплохо посидел со своими офицерами.
17 декабря 1999 года. Начинался новый день, обычный день штабного офицера, правда
15:50 офицера, который постоянно стремился на передовую, но командир полка его не отпускал. Когда вставал вопрос о размещении КНП командира полка и спрашивали моего мнения, то я его выбирал чуть ли не в передней линии, за что всегда выслушивал ворчливое раздражение полковника Сергеева: – Товарищ подполковник, командно-наблюдательный пункт командира полка размещается, согласно устава, в трёх-четырёх километрах от переднего края. А вы, куда вечно меня тянете?
Но я всегда хотел всё видеть своими глазами и принимать в этом непосредственное участие: как про таких говорят – "пионерская зорька в жопе играет". Вот и сегодня ничего не предвещало для меня, что этот день запомнится на всю оставшуюся жизнь и я буду гордиться тем, что сумел поднять в атаку солдат и атаковать высоту. Не знал я также, что 7 января буду последним офицером, который вырвется живым из захваченного боевиками Аргуна. А 17 января, ворвавшись на завод в Старопромысловском районе, будем отрезаны от своих. Убитый генерал Малофеев, лежит в шести метрах от меня, у стены. Рядом с ним, отрезанный сильнейшим огнём и лихорадочно шепча в радиостанцию слова прощания, командир взвода ВВ. У моих ног, умирает смертельно раненый Сашка Шараборин. А я, держа в левой руке гранату Ф-1 без кольца, спокойно смотрю на приближающихся боевиков, готовясь взорвать себе, умирающего Шароборина и духов. Но этого я пока не знал и сидел на совещании, слушая решение зам. командира полка (сам Сергеев находился в Моздоке) о блокировании Октябрьского со всех сторон и о развёртывании подразделений первого батальона в сторону населённого пункта Андреевская Долина. Третий батальон решили ставить по окраине Кирово.
…. – Борис Геннадьевич, – меня подозвал к себе подполковник Тимохин, около которого стоял генерал Малофеев. Он с несколькими офицерами накануне прибыл к нам в полк, чтобы возглавить и руководить действиями нескольких полков, в том числе и нашим, – я поехал в первый батальон, а ты тут разберись, откуда духи четыре мины по батальону положили перед нашим приездом.
Заместитель командира с генералом укатили, уехал и капитан Бурковский. Я остался на КНП один с двумя моими солдатами: Евдокимовым и Поповым. День разошёлся во всю, туман исчез, лишь внизу стлался сизым дымком. Солнце светило неярким светом, смягчая сумрак теней и навеивало спокойное настроение. Мы развернули приборы, я вошёл в связь со вторым дивизионом, услышав о его готовности об открытии огня по первой моей команде. Прильнув к окулярам оптического прибора, стал осматривать пустынные улицы Кирово, но ничего не видел. Из населённого пункта, из разных мест доносились звуки перестрелки и было непонятно с кем боевики там могли перестреливаться. Навёл прибор на мукомольный комбинат, но и там не было видно движения, не было его и на территории ТЭЦ. Хотя я понимал, что сотни глаз боевиков в этот же самый момент также напряжённо обшаривают склон холмов, где мы находились и нагло, особо не скрываясь от них, передвигались. Огонь они не открывали, понимая, что сразу же получат многократно сильнейший отпор.
Откинувшись от прибора, потёр пальцами уставшие глаза и с интересом стал наблюдать за сапёрами, скопившимися недалеко от нашего наблюдательного пункта. Казалось, что здесь собралась вся рота: человек тридцать солдат толпилось вокруг экскаватора, на базе КРАЗа. В пяти метрах от него стояла и тарахтела ПЗМка на базе "Кировца", а вскоре подъехала, сверкая отполированными траками и гордо неся над собой высоко поднятую лопату ИМР. С неё соскочил начальник инженерно-сапёрной службы полка майор Яблоков и вокруг него на пять минут сгрудились солдаты, наверняка получая последние инструкции. Потом они дружно рассыпались и полезли на технику: экскаватор с ПЗМкой двинулись вперёд и остановились в двухстах метрах дальше прежнего места, а Андрей Яблоков направился в мою сторону.
– Борис Геннадьевич, как тут "обстакановка"? – Андрей протянул руку и Попов дал ему фляжку с водой.
– Да, нормально, но чувствую что духи где-то недалеко. А ты то, что сам тут делаешь?
Яблоков шумно выдохнул воздух, после нескольких крупных глотков: – Командир хочет, чтобы я оборудовал ещё одно КНП полка. Вот я сейчас и пройду немного влево и посмотрю там место.
– Ты чего? Ты куда хочешь пройти?
– Да вон к той высоте и посмотреть там место, – Андрей беззаботно махнул рукой в сторону высоты, вокруг которой мы крутились десять дней тому назад.
– Андрей, не ходи туда…. Что-то мне не нравиться твоё решение.
– Да ну, ерунда. Никого там нет, я позавчера туда выскакивал за брёвнами для этого пункта, – для убедительности Виноградов стукнул кулаком по небольшим брёвнышкам, которыми были обшиты стенки окопа.
Понимая, что мне его не остановить, я предложил ему следующее: – Хорошо, давай сделаем тогда так. Ты сейчас устанавливаешь на своей радиостанции мою частоту. Если что-то случится, выходишь сразу на связь, а я тебя прикрою артиллерией.
На том и порешили: Андрей ушёл к ИМРке, на которой в живописных позах восседали восемь сапёров, и через две минуты вошёл со мной в связь. Тяжёлая сапёрная машина двинулась вперёд, на две минуты остановилась около остальной техники, потом сорвалась с места и стремительно помчалась к вершине высоты навстречу своей гибели.
Я проводил взглядом сапёров и снова стал наблюдать за окраиной Грозного. На улицах по прежнему не было видно ни местных жителей, ни боевиков, хотя внезапно возникающая стрельба в разных местах Кирово, доказывала – боевики присутствует и их достаточно много чтобы атаковать нас и сбить с занимаемых позиций.
Откинулся от прибора и вновь взглянул на сапёров, которые толпились у своих машин, наблюдая за уехавшими, но мне не была видна ни машина, ни вершина высоты из-за закрывающего их косогора.
Только прильнул к окулярам оптического прибора, как настороженное ухо уловило звуки вспыхнувшей интенсивной стрельбы автоматов и глухие выстрелы из гранатомётов в той стороне, куда уехал Яблоков. Сапёры у машин беспорядочно перемещались вокруг машин и тыкали руками в сторону невидимой высоты, а потом внезапно рассыпались и сгрудились за экскаватором – наверно, их тоже обстреляли.
Я схватил микрофон и стал вызывать Андрюху Яблокова, но всё было бесполезно – эфир лишь шипел помехами и молчал. Бросив микрофон, я метнулся к выходу из окопа и тут же столкнулся с солдатом-сапёром, прибежавшим ко мне.