подполковник Тимохин, я и начальник связи вылетаем в Ханкалу. Прилетели в группировку и сразу же на построение. В едином строю командного состава стояли офицеры-армейцы, Внутренние войска, МВД, здоровяки из ОМОНа, милиционеры. Ждать почти не пришлось: из палатки вышел грузный командующий Северо-Кавказским округом генерал-полковник Казанцев. Был он мрачным и явно не в духе. С презрением посмотрел на ту часть строя, которая относилась к МВД и тут же вызвал к себе командира 22 бригады ВВ. Мы думали, что он вызвал его для награждения, но всё было наоборот. Оказывается, один из батальонов этой бригады отказался идти в бой и командир бригады, со слов командующего, сам смалодушничал, пытаясь выгородить своих подчиненных.
Казанцев не стеснялся в выражениях и не щадил самолюбия ментов, слова – подлецы, трусы, потенциальные предатели сыпались из уст командующего, как из рога изобилия. Краткая оценка участия ментов в боевых действиях также не блистала корректностью – воюют плохо, зачищают плохо, охраняют – тоже плохо. Передавать дословно возмущение командующего нету смысла. Но запомнились два эпизода недавних событий.
– …вы на себя посмотрите какие вы отожравшиеся за спиной армии и подчинённые у вас задницы поотращивали. Кроме как дубинками пенсионеров и студентов лупить ничего больше и не можете. Тут, товарищи офицеры, – Казанцев теперь повернулся к нам, армейцам – случай произошёл, когда боевики Шали захватили 7 января. Боевики, если по честному говорить, Шали и не захватывали, а просто вошли в населённый пункт. Гарнизон из 120 милиционеров, вместо того чтобы дать отпор боевикам, запёрся в водонапорной башне и стали вопить в эфир – На помощь… Придите к нам на помощь…. Армия нас бросила… Спасите….!!!
120 ментов, здоровенных мужиков. Как они там 120 человек в башне поместились, я до сих пор не пойму. Их крики о помощи были услышаны и мотострелковый взвод – 30 солдат срочников, молодых пацанов приехали и разблокировали этих трусов. Позорники и вы после этого хотите чтобы к вам нормально относились? А Аргун? Там армейцы на вокзале закрепились, вышли в эфир и попросили не помощи, а воды и боеприпасов. За несколько часов обшили стальными листами дрезину, загрузили воду, боеприпасы и двое армейских, я подчёркиваю – армейских солдат, сели и прорвались к осаждённым и те сумели продержаться до разблокирования….
В течении последующих пяти часов увязывались все вопросы взаимодействия всех кто будет участвовать в штурме Грозного. Интересный момент, командир штурмового отряда по огневому воздействию будет иметь такие же возможности что и командующий общевойсковой армии. По первому же требованию командира штурмового отряда прилетит армейская, фронтовая авиация, нанесут огневое поражение все виды артиллерии.
15 января 2000 года – Боря, только мы вчера вечером тихонечко пробрались на то место,
16:05 откуда вы обстреляли машину с боевиками, как над нами почти
впритирку пролетают снаряды и начинают рваться на заводе. Стреляли точно, но очень уж опасно для нас, всё время казалось что твои снаряды нас зацепят. Потому и пришлось выходить на ваш полк, чтобы вы прекратили огонь…, – мы ещё немного пообщались с Ткачом, а потом разошлись по своим КНП.
Связь с огневыми позициями была установлена, приборы расставлены. Мне осталось только разложить свой планшет с картой. Доложил полковнику Сухареву о готовности и стал прислушиваться к указаниям генерала Малофеева. Сегодня мы должны были занять территорию перед нашим КНП вплоть до стадиона. Выслушав последние слова инструктажа офицеры разошлись по своим местам и расположениям.
Час тому назад внезапно из глубины частного сектора вышла группа местных жителей. Человек двадцать стариков, женщин и детей жались к седобородому старику, который твёрдо держал в своих руках белый флаг. Они прошли по улице Алтайской и остановились недалеко от КНП полковника Ткач, а через пять минут полковник сам спустился к ним. Ещё через пятнадцать минут Ткач поднялся на КНП, а местные жители удалились к домам и вскоре растворились в глубине частного сектора.
Зазвонил телефон и полковник Ткач доложил Малофееву: – Приходили местные жители. Просят чтобы мы не стреляли по домам. Я их спросил – где тогда боевики, покажи их и мы будем стрелять только по их позициям. Они ответили, что ничего не знают про боевиков. Тогда и я им сказал – раз не знаете, тогда разворачивайтесь и идите обратно. Мы тоже не знаем будем по вам стрелять или нет.
….Я успел для контроля дать по одному снаряду по запланированным целям, как в 9:30 началась артиллерийская подготовка атаки. В течении 15 минут 6 батарей выпустили 250 снарядов и мин, после чего со стороны КНП Ткач началась двигаться наша разведрота с арт. корректировщиками: Кравченко и Гутник. Через пять минут в пешем порядке за ними стала вытягиваться 1ая рота нашего полка. Пока всё шло нормально, боевики подозрительно молчали, а пехота раскинувшись в цепь двигалась между зелёнкой и нами внизу. Мы напряжённо наблюдали в бинокли за продвижением солдат, бросая взгляды на зелёнку, откуда и нужно было ожидать огонь. Внезапно в середине цепи, прямо под ногами одного из солдат, вспух серый дым от разрыва гранаты и тут же докатился звук разрыва. Солдат упал и около него тотчас сгрудились несколько человек, оказывая ему медицинскую помощь.
– Товарищ генерал-майор, только что сообщили. Солдат сам случайно выстрелил себе под ноги из подствольника, – доложил от радиостанции связист.
Генерал молча мотнул головой и отдал приказ: – Не останавливаться. Продолжать движение.
Постепенно, первая рота и разведчики без единого выстрела заняли всю территорию вплоть до стадиона. И здесь, обогнув восточную трибуну и проникнув на территорию парка, разведчики нос в нос столкнулись с большой группой боевиков. Одновременно с обоих сторон затрещали выстрелы, полетели гранаты. Боевиков было гораздо больше и разведчики сразу же оказались в критическом положении. Если первая рота находилась вся на виду и в двухстах – двухстах пятидесяти метрах от нашего КНП, то разведчики были от нас в четырестах метрах и поле боя заслоняла трёхэтажная трибуна стадиона и кроны деревьев. Гутник, который был с разведчиками, сразу же вышел на связь и стал запрашивать помощи огнём артиллерии, но толком не мог объяснить точное место разведчиков или боевиков. Единственно что я смог понять это то, что боевики были в тридцати метрах от разведчиков и так зажали их огнём, что подняться и отойти не было никакой возможности.
Стрелять в таких условиях было рискованно – можно было накрыть и боевиков и своих. Но и разведчики долго в таких условиях продержаться не могли. Я вновь прильнул к окулярам большого прибора и стал разглядывать парк за стадионом, пытаясь хоть что-то разглядеть, но тщетно.
Я схватил микрофон радиостанции и вызвал Гутника на связь: – "Скрипач, Я, Лесник 53". Начинаю работать одним орудием, как только увидишь разрыв снаряда, докладываешь отклонение в метрах.
– "Лесник 53, Я, Скрипач", я башку поднять не могу, тут же пулю в лобешник получу. Так что не смогу наблюдать за разрывами.
– "Скрипач, ты хоть один засеки, а дальше я сам сработаю.
– "Самара, Я Лесник 53", работаем основным. Варшава 5, точно семь. Один снаряд, Огонь!
– Выстрел, – прозвучало из наушников радиостанции и я стал смотреть на восточную трибуну. Есть. Снаряд разорвался прямо в центре трибуны, выкинув в воздух обломки от скамеек.
Быстро передал корректуру на огневую позицию и услышав команду – выстрел, схватил микрофон: – "Скрипач", лови разрыв.
Тихо прошелестев над нами снаряд упал в глубине парка и разорвался. Поднявшийся над кронами деревьев серый дым, обозначил место разрыва. Судя по звукам перестрелки снаряд упал метров на сто сзади боевиков.
– "Лесник 53, сто метров сзади боевиков. Я, Скрипач"
– Хм, – я довольно хмыкнул, – опыт не пропьёшь.
Тщательно просчитав доворот, я передал корректуру на дивизион и внутренне сжался. Если наводчик основного орудия ошибётся хотя бы на единицу угломера, снаряд ляжет прямо среди разведчиков. Снова тихо прошелестел снаряд и облако разрыва поднялось среди деревьев. А я перевёл взгляд на радиостанцию – что мне сейчас доложит Гутник.
– "Лесник 53, Я, Скрипач" – отлично. На этих же установках дайте залп.
– Э нет, Санков, я положил наушники на карту и взял микрофон радиостанции с дивизионом.
– "Самара", основным, шесть снарядов, двадцать секунд выстрел – Огонь!
– Копытов, а чего ты залп батареей не даёшь? Так ведь в одну точку долбить будешь – Генерал Малофеев до этого молча только наблюдал за моими действиями, а сейчас зашёл в мою ячейку.
– Нет, товарищ генерал-майор, нельзя, – категорично ответил и тут же стал объяснять, – для того чтобы дать точный залп в этих условиях прямо по позициям боевиков, я должен буду пристрелять каждое орудие. Лишь после этого я могу дать залп. А времени то нет. Поверьте мне – этих снарядов будет достаточно. А естественный разнос снарядов накроет всю позицию духов.
Шесть разрывов снарядов, предрешили исход боя. Огонь со стороны боевиков быстро ослаб и разведрота, лишь с одним легкораненым, смогла выскользнуть из ловушки.
Только мы облегчённо перевели дух, как боевики, незаметно пробравшись по узким улочкам частного сектора, внезапно атаковали с двух сторон первую роту, которая ещё не успела закрепиться на новых позициях.
Несколько облегчало положение первой роты, то что она находилась за бетонным забором и боевики не могли просматривать всю роту. Но они засыпали всю территорию внутри бетонного забора гранатами из подствольников и АГС, а 7.62 мм пули лёгко, как бумагу, прошивали бетонный забор. Этот же забор, в свою очередь, тоже мешал мотострелкам вести прицельный огонь, они вынуждены были залезать на БМП, и подымаясь во весь рост вести огонь над забором тут же приседая от ответного огня, что было очень рискованно. Весь бой проходил на наших глазах, так как позиции были намного ниже нашего КНП и находились в двухстах пятидесяти метров от нас. Боевиков которые атаковали со стороны города нам не было видно, но они мелькали с другой стороны и тогда все офицеры и солдаты на КНП открывали дружный огонь из автоматов по чеченцам, чем здорово помогали оборонявшимся мотострелкам.