«Звезда», – подумал Дэвид.
– Волны, – сказал Виктор. А Барбара подчеркнула звезду.
– Крест.
(«Да нет же, дурачок, квадрат».) И на доске квадрат.
– Круг.
«Верно, круг». И на доске круг. В классе нарастает возбуждение. Все болеют за Виктора. Сияющая мисс Мюллер требует тишины.
– Звезда.
«Нет, волны». Барбара подчеркивает волны.
– Квадрат.
«Да, квадрат», – соглашается Дэвид. Барбара отмечает квадрат. Снова возбужденные шепотки.
Колода исчерпана. Виктор глядит на доску. Мисс Мюллер подводит итог: четыре попадания. Даже до среднего не дотянул. Она предлагает Виктору вторую попытку. Пять очков. («Ладно, Виктор, девчонки по тебе, может, и сохнут, но телепат из тебя никудышный». Глаза мисс Мюллер блуждают по классу. «Только не меня, – умоляет Дэвид. – Боже, только не меня!») Нет, не его. Учительница выбирает Шелдона Фейнберга. Тот набирает пять очков в первой серии, шесть во второй. Неожиданная удача! Затем Алиса Коэн. Четыре и четыре. Вот так-то, мисс Мюллер. А Дэвид угадывает каждый раз 25 из 25, но знает про это он один.
Кто следующий? Дэвид ерзает на своем месте. Ну сколько же еще до звонка-избавителя?
Норман Хаймлих.
Норман, переваливаясь, топает к столу учительницы. Дэвид видит в ее мозгу звезду и, перепрыгнув в сознание Нормана, решает внести фигуру туда. Звезда возникает, но затем расплывается, округляется, превращается в круг, а потом снова в самое себя. Что такое? Противный Норман, оказывается, телепат?
– Круг, – бормочет Хаймлих. Но все же угадывает следующую карту – волны. А после волн – квадрат. В самом деле, кажется, он улавливает исходящее от мисс Мюллер излучение, вытягивает из ее головы правильные ответы. У толстого Хаймлиха есть признаки телепатического таланта. Но только признаки. Дэвид проверяет его мозг и мозг учительницы, видит, что наведенные образы становятся все туманнее и после десятой карты постепенно исчезают.
Норман набирает семь очков, пока это лучший результат. «Ох, звонок, когда же звонок? – молит Дэвид. – Звонок, звонок, звонок!» Прошло только двадцать минут.
Небольшое облегчение. Мисс Мюллер раздает листочки бумаги.
«Я буду называть цифры от единицы до двадцати пяти, – объявляет она. – Под каждым номером подписывайте символ, который вы увидели мысленным взором. Готовы? Один!»
Дэвид видит круг. Пишет «волны».
Звезда. Дэвид пишет «квадрат».
Волны. А у нас – круг.
Звезда. Нет, волны.
Тест уже подходил к концу, когда Дэвид сообразил, что он натворил. Он совершил тактическую ошибку. Нужно было дать хоть несколько правильных ответов для достоверности. Но он опоздал, осталось всего три цифры, и если он угадает именно их, промахнувшись на всех предыдущих, это может вызвать подозрения. Так что он продолжает ошибаться.
– Теперь обменяйтесь листочками с соседями и сверьте ответы, – велит мисс Мюллер. – Готовы? Первое: круг. Второе: звезда. Третье: волны. Четвертое… – Напряженным голосом она диктует правильные ответы, затем спрашивает: – Кто-нибудь угадал десять раз или больше? Никто? Девять? Восемь? Семь?
Семь снова угадал Норман. Толстячок распетушился. Еще бы, Хаймлих – чтец мыслей! Дэвид поежился, ему было неприятно, что у Хаймлиха есть какой-то намек на талант. Шесть? По шести очков было у четырех учеников. Пять? Четыре? Мисс Мюллер деликатно прекращает опрос, жалея неудачников. И тут вылезает Сидни Голдблатт:
– Мисс Мюллер, а если ноль?
Учительница явно озадачена.
– Ноль? Кто-нибудь ошибся двадцать пять раз?
– Дэвид Селиг!
Дэвиду хочется провалиться сквозь землю. Одноклассники пялятся на него, слышатся смешки. Как же, у Селига все неправильно! Ну и что такого? Что, Селиг наделал в штаны? Селиг жульничал на экзамене или забрался в женский туалет? Увы, стараясь скрыть свой дар, он тем самым лишь привлек к себе внимание.
– Нулевой итог тоже многозначителен, друзья, – сурово возвещает мисс Мюллер. – Он может означать не полное отсутствие способностей, а высочайшее их развитие. Доктор Райн говорит о таком феномене, как «опережающее или запаздывающее смещение», когда необыкновенно сильная чувствительность фокусирует внимание на соседней карте или даже следующей за ней. Так что тот, кто показывает очень низкий результат, на самом деле целится правильно, но попадает чуть выше или ниже цели. Дэвид, дай-ка мне свои ответы.
– Я никуда не целился, мисс Мюллер. Я только записывал свои догадки.
– Дай посмотреть!
Будто всходя на эшафот, Дэвид несет ей свой листок. Мисс Мюллер кладет его перед собой, хмурит брови, сравнивая ответы; она ищет какое-нибудь соответствие, хотя бы намек на последовательное смещение. Два очка за опережающее смещение, три – за запаздывающее. Ничего серьезного. Дэвида спасает случайность заведомо неверных ответов. Тем не менее мисс Мюллер не желает успокаиваться.
– Я хочу провести с тобой еще один тест, – говорит она. – У нас будет своего рода экзамен. Нулевой результат очень важен. – Она начинает копаться в столе.
«Боже, Боже, где ты? Спаси меня, Боже!»
А! Звонок! Спасительный звонок!
– Ты можешь остаться? – спрашивает учительница.
Он качает головой:
– Сейчас геометрия, мисс Мюллер.
– Тогда завтра, – уступает она. – Завтра мы проведем все тесты.
Боже! Дэвид не спит всю ночь, дрожит, потеет, в четыре часа его тошнит. Он надеется, что мать оставит его дома, но счастье явно отвернулось от него: в половине восьмого он уже в автобусе. Может быть, мисс Мюллер забудет про тест? Нет, она не забыла. Роковые карты лежат на столе. Спасенья нет. Он снова оказался в центре внимания. «Ну хорошо, Дэви, на этот раз будь умнее!»
– Ты готов? – спрашивает мисс Мюллер, глядя на первую карту. Он видит в своем мозгу крест и решительно отвечает:
– Квадрат!
Круг. Значит – волны.
Другой круг. Значит – крест.
Звезда – круг.
Квадрат. Пускай будет квадрат. Одна догадка.
Он внимательно считает про себя. Четыре ошибки, один правильный ответ. Три ошибки, снова правильно. Разыгрывая случайность в ответах, Дэвид позволяет себе пять правильных догадок в первой серии, четыре во второй, шесть в третьей и четыре в четвертой. «Не слишком ли я усердствую? – думает он при этом. – Может, стоит выдать серию целиком?» Но мисс Мюллер уже теряет интерес. «Все-таки я не могу понять твоего нулевого результата, Дэвид, – говорит она. – Выходит, у тебя вообще нет экстрасенсорных способностей». Он старательно изображает разочарование. Даже смущение. «Извините, мисс Мюллер, но я и впрямь не экстрасенс». Наконец заурядный, бездарный мальчик отправляется на свое место.
В единый миг блистательной откровенности я мог бы, мисс Мюллер, подкрепить и утвердить на всю вашу жизнь дорогую для вас веру в невозможное, необъяснимое, непознаваемое, иррациональное. Веру в чудеса. Но я не склонен был посвящать вас в свои тайны. Я думал о собственной шкуре, мисс Мюллер. Я птица невысокого полета. Простите ли вы меня? Вместо того чтобы сказать правду, я заморочил вам голову и отослал к гаданию на картах, астрологии, пришельцам с их летающими тарелками, сюрреализму, миллионам апокалиптических астральных антимиров, в то время как легчайшее соприкосновение наших умов могло бы излечить вас от всего этого бреда. Одно касание. На единый миг.
Глава 21
Здесь речь пойдет о страстях Дэвида, о тех днях, когда он терпел муки на утыканном гвоздями ложе. Расскажем покороче. Будет не так больно.
Вторник. День выборов. Избирательная кампания месяцами сотрясает атмосферу. «Свободный мир выбирает своего духовного лидера!» С грузовиков, что раскатывают по Бродвею, несутся усиленные мегафонами вопли: «Наш следующий президент! Человек Америки! Голосуйте! Голосуйте! Голосуйте! Голосуйте за Икс! Голосуйте за Игрек!» Пустые слова сливаются воедино, расползаются, разлетаются в клочья. Республократ! Демоканец! Бумм! А почему я обязан голосовать? Я не хочу голосовать. Я не голосую. Не расположен. Я не из того круга. Голосование – для НИХ. Однажды, вероятно поздней осенью 1968 года, я стоял возле Карнеги-Холл, собираясь перейти через улицу к газетному киоску. Внезапно весь транспорт замер на 57-й улице, на мостовую выскочила орава полисменов, ни дать ни взять воины из посеянных Кадмом зубов дракона, с востока донесся рев двигателей и – о чудо! – в черном лимузине, весело приветствуя население, проехал Ричард М. Никсон – вновь избранный президент Соединенных Штатов Америки. «Вот оно, величайшее мгновение моей жизни, – подумал я. – Я загляну в его мозг и буду посвящен во все тайны государства; главное, я узнаю, что же такого особенного в наших лидерах, что именно возвышает их над нами, обыкновенными смертными». И я заглянул в его голову. Но что там нашел, не скажу. Ладно, приоткрою секрет: примерно то, что и ожидал найти. И с того дня я не имею дела с политикой и политиками, поэтому сегодня останусь дома. Следующего президента пусть выбирают без меня.
Среда. Я валяю дурака с наполовину законченным сочинением для Яхьи Лумумбы и прочими заказами, прибавляя к каждому по нескольку пустопорожних строчек. Толку никакого. А тут еще Джудит со своим звонком.
– Ты приглашен на вечеринку, – говорит она. – Там будут все.
– Вечеринка? Какая? Где? Почему? Когда?
– В субботу. Возле университета. Хозяин – Клод Жерманте. Не знаешь его? Профессор французской литературы. (На деле его фамилия не Жерманте. Я изменил ее, чтобы кое-что скрыть.) Один из самых известных профессоров, молодой, энергичный, красивый, друг Симоны де Бовуар и Жана Жене. Будем мы с Карлом, и еще он всегда приглашает много интересных людей.
– Жан Жене? И Симона де Бовуар? Они тоже там будут?
– Нет, глупенький, не они. Но ты не зря потратишь время. Клод устраивает великолепные приемы, лучше, чем кто бы то ни было. Уж скучать-то, во всяком случае, не придется.
– Знаешь, он кажется мне похожим на вампира.
– Клод дает не меньше, чем берет, Дэви. И он специально просил меня пригласить тебя.