На всю на нее, на все ее тело».
Как Иштар, госпожа, сошла к преисподней —
Бык на корову больше не скачет,
Осел ослицы больше не кроет,
Жены при дороге не кроет супруг,
Спит супруг в своей спальне, спит жена у себя.
Папсуккаль, посол великих богов,
Омрачился видом, в лице потемнел,
Оделся в худое, облекся в траур.
И пошел Папсуккаль к Эа-отцу,
И перед Эа бегут его слезы:
«Иштар на землю сошла, не восходит.
С той поры как Иштар сошла к преисподней, —
Бык на корову больше не скачет,
Осел ослицы больше не кроет,
Жены при дороге не кроет супруг,
Спит супруг в своей спальне, спит жена у себя».
Эа в глуби сердечной задумал образ,
Создал Аснамира, евнуха:
«Ступай, Аснамир, к вратам преисподней
лик обрати,
Семь ворот преисподней пред тобой распахнутся,
Эрешкигаль, тебя увидав, тебе да ликует,
Отдохнет ее сердце, ее чрево взыграет.
Ты заставь ее клясться, клясться великими богами,
«[………] создала [……..] в утробе.
Голову кверху, к меху Хальзику дух устреми!»
«О госпожа, пусть дадут мне Хальзику, из него
изопью я!»
Эрешкигаль, такое услышав,
Ударила бедра, прикусила палец:
«Пожелал ты, Аснамир, чего не желают!
Я тебя прокляну великою клятвой,
Наделю тебя долей, незабвенной вовеки:
Снедь из канавы будешь ты есть,
Сточные воды будешь ты пить,
В тени под стеною будешь ты жить,
На черепицах будешь ты спать,
Голод и жажда сокрушат твои щеки».
Эрешкигаль уста открыла, вещает,
К Намтару-послу обращает слово:
«Ступай, Намтар, во дворец, ударь [……..]
Постучи в черепицы из белого камня,
Изведи Ануннаков, на трон золотой посади их,
Иштар живою водой окропи, приведи ее».
Пошел Намтар во дворец, ударил [………]
Постучал в черепицы из белого камня,
Ануннаков извел, на трон золотой посадил их,
Иштар живою водой окропил и привел ее.
«Ступай же, Намтар, возьми ты Иштар;
А если она не даст тебе выкупа – верни ты ее».
И Намтар ее взял, [……………]
В одни врата ее вывел и вернул ей большую тиару
с ее головы.
В другие врата ее вывел и вернул ей подвески
с ее ушей.
В третьи врата ее вывел и вернул ей ожерелье
с ее шеи.
В четвертые врата ее вывел и вернул ей щиточки
с ее грудей.
В пятые врата ее вывел и вернул ей пояс
рождений с ее чресел.
В шестые врата ее вывел и вернул ей запястья
с ее рук и ног.
В седьмые врата ее вывел и вернул ей платочек
стыда с ее тела.
«На Таммуза, дружка ее юности,
Чистую воду возлей, лучшим елеем помажь;
Светлое платье пусть он наденет,
И лазурная флейта разобьет его сердце,
И веселые девы полонят его мысли».
Перед Белили сокровища разложены,
Камни-глазочки полнят подол ее;
Жалобу брата услышала – и разбила Белили
сокровища.
Камни-глазочки рассыпались по небу:
«Брат мой единый, не плачь обо мне!»
«В дни Таммуза играйте на лазоревой флейте,
На порфирном тимпане с ним мне играйте,
С ним мне играйте, певцы и певицы,
Мертвецы да восходят, да вдыхают куренья!»
Итак, все закончилось хорошо, беда планетарного масштаба, когда все отказались размножаться, была преодолена; советский взгляд на вещи более экономически-прагматичен: боги испугались, что некому будет совершать им жертвоприношения, если люди вымрут, и потому спасли богиню любви и плодородия из ада.
Есть другой вариант поэмы, более древний и пространный, созданный шумерами, – «С великих небес к великим недрам»; она намного интереснее и драматичнее, действующие женские лица – те же: Эрешкигаль и Инанна (вавилонская Иштар). Однако отличия поразительны: в роли умирающего и воскресающего божества выступает сама Инанна. Она спускается в преисподнюю вовсе не из-за Думузи, а из-за смерти своего мужа Гугальанны – либо, как трактует это М. Элиаде, для того чтобы захватить царство смерти (тогда этот «фальшивый муж» – лишь предлог, тем паче что потом окажется, что муж у Инанны уже есть и жив себе здоров; однако об этом позже). Дело доходит до того, что адская царица убивает сестру, после того как ее раздевают так же, как в вышеприведенной поэме (очевидно, этим процессом богиня «разоружалась» от какой-то своей волшебной силы; это было ясно древним и дополнительных пояснений в тексте не требовало):
Древневавилонское изображение Эрешкигаль (по другой версии – Инанна-Иштар)
На Инанну взглянула – взгляд ее смерть!
Слова изрекла – в словах ее гнев!
Крик издала – проклятья крик!
Ту, что вошла, обратила в труп.
Труп повесила на крюк.
Далее боги, к которым Инанна обращалась за помощью перед своим схождением, вступаются за нее, насылая муки на подземную царицу:
Эрешкигаль лежит и страждет!
Ее белые бедра не покрыты одеждой,
Ее груди, как чаши, ничем не прикрыты,
Ее голос как звонкая медь звенит,
Растрепаны косы, как лук-порей.
Посланцы богов требуют одного – труп с крюка, который Эрешкигаль им в итоге отдает, и Инанну оживляют. Но Эрешкигаль согласна выпустить ее при одном условии:
«Кто из спускавшихся в мир подземный
выходил невредимо из мира подземного?
Если Инанна покинет “Страну без возврата”,
За голову голову пусть оставит!»
Свита адских демонов следует за Инанной, и она упрашивает их не трогать нескольких своих благодетелей и друзей, пока не встречает Думузи – и с легкостью им жертвует!
Думузи в одежде власти в царском покое сидит на троне,
Демоны-«галла» его схватили.
Семеро их – его грудь разодрали, его кровь излили,
Семеро их – словно в горячке на него напали,
Пастушью флейту, свирель его на глазах его разбили!
Она на него взглянула – взгляд ее смерть!
Закричала она – в словах ее гнев,
Крик издала – проклятья крик:
«Его, хватайте его!»
Светлая Инанна пастуха Думузи отдала в их руки.
Объяснения этому акту в тексте нет никакого, недоумение особенно усиливается, когда позже узнаем, что Думузи – муж Инанны. М. Элиаде остроумно, но вряд ли убедительно предполагает: «Удивляет в шумерской версии психологическая, то есть человеческая, мотивировка осуждения Думузи: все, похоже, объясняется гневом Инанны, когда она обнаружила своего супруга торжественно восседающим на ее троне». Со своей стороны можно предположить, что Думузи – возможно, бывший муж богини, отчего та так зла на него, ведь сходит в преисподнюю она ради мужа, которого зовут Гугальанна. Даже если допустить, что это разные имена оного человека, – не выходит! Тот – в царстве мертвых, а Думузи – на земле, да еще и на троне. Помнится, она и к герою Гильгамешу присватывалась, да только тот ее и укорил не только ежегодным плачем по Таммузу, но и преизрядным «послужным списком» (мы к нему еще вернемся).
Но возвращаемся к тексту. Преданный Думузи явно был не согласен отправляться в ад вместо жены, возопил к богам, помянув свои жертвоприношения, и тогда они обратили его в ящерицу, и он спасся от демонов. Те в ярости закричали, чтоб Инанна возвращалась в преисподнюю, она вновь «сдает» им Думузи, и из его очередной жалобы богам выясняется, что он, оказывается, был мужем Инанны (видимо, некогда, иначе при чем тут тогда Гугальанна?):
И юноша к Уту на небеса руки воздел:
«Уту, я же друг тебе! Меня, героя, знаешь ты!
Твою сестру я в жены брал,
А она в подземный мир ушла,
Она в подземный мир ушла,
Меня заменою отдала!
Уту, ты справедливый судья, да не схватят меня!»
Другое произведение на ту же тему, «В жалобах сердца», приводит слова Думузи в следующем виде:
«Уту, ты мой шурин, а я твой зять!
В храм Эану я травы носил,
Свадебный дар в Урук приносил!
Светлые губы я целовал!
Светлое лоно Инанны ласкал!»
Боги вновь спасают Думузи, обращая его в змею, затем в сокола, он спасается у своей сестры Гештинанны. Демоны ищут его там, подвергая Гештинанну пыткам: «Сорвали одежду, а она молчит! Смолу на лоно ее излили, а она молчит!» («С великих небес…», особый раздел «Малые демоны открывают пасти, большим демонам молвят слово», 62–63). В итоге Думузи ловят в загоне для скота, и поэма заключается следующим образом:
Дева Инанна [так решила]
По приговору Инанны свершилось.
[Дева Инанна] горько рыдает.