Церковь Римская разделилась на три части: светские паны, короли и князья дерутся и защищают церковь, духовенство – молится, а третью часть составляет рабочий люд, который должен обеспечивать телесные потребности первых двух частей. Какое неравенство происходит от такого разделения! Двум сторонам хорошо; они праздны, много жрут, им нипочем тратить деньги или лежать на третьей стороне, подобравши ее под себя, а эта третья сторона в страданиях несет на себе роскошь тех двух обжор. Такое разделение противно Христову учению, по которому весь свет должен составлять едино множество, едино сердце и един дух.
Более всего разодрали сеть веры и дерут ее постоянно два сильных кита: главный владыка духовный и главный владыка светский. Владыка духовный – папа – нарушает закон Христов тем, что, отвергнув нищету, труд, проповедь и другие пастырские обязанности, он приобрел светскую власть и почет и требует, чтобы перед ним кланялись до земли, как перед Богом. Он размножил свои законы, противные закону Божию и вере, так что из-за этих законов люди забыли закон Божий и веру и думают, что вера есть не что иное, как законы великого священника. Во всех своих священных действиях духовенство руководствуется этими законами: оно иначе не умеет молиться, как бормоча установленные законами и нарочито составленные часы, которыми исписаны толстые книги. Считается молитвою, когда в церкви во всеуслышание один поп перекидывается с другим словами и стихами. Невежественный народ, не рассуждая, принимает все это за веру христианскую, и неудивительно, потому что о вере он только и слыхал, что Бога можно видеть в церкви, да что в воскресенье нельзя пахать.
Другой кит, ввалившийся в сеть веры и разодравший ее, есть император с языческим управлением, языческими учреждениями, с языческими правами и законами. До принятия христианства Константином христиане руководились одним законом Христовым без примеси папских и императорских постановлений, не имели короля из своей среды и должны были только платить дань и исполнять другие повинности, как подданные язычников. Когда же император Константин был принят в веру с языческим управлением и языческими законами, тогда невинность и чистота христиан была нарушена.
Нельзя перечислить всех языческих особенностей, которыми осквернены истинная вера и богопочитание; скажем о некоторых, имеющих отношение к императору. Желая господствовать над христианами, Константин и его преемники должны были бы показывать пример самого высокого благочестия, а между тем они живут среди христиан, отступая от веры и совершая дела самые богопротивные. И их слуги и челядь ведут также самую недостойную жизнь, так что они являются в христианском обществе падалью, которая смрадом своим всех заражает. А духовенство и магистры еще оправдывают их, как третью сторону церкви сатанинской, и говорят: “Так подобает их сану; придворные люди должны быть веселыми, свободными, развязными”.
Император пользуется языческою властью своевольно, с гордым довольством и смелостью, вовсе не помышляя о том, что он христианин и властвует над христианами. Не так еще важны телесные притеснения, которые делает император своим подданным, облагая их податями и т. п.: этим наносится ущерб имуществу, и люди обременяются тяжелою работою, но совесть от этого не страдает, если только все эти стеснения переносятся терпеливо. Гораздо важнее то, что светская власть не вменяет себе в грех убивать людей и учинять всякие насилия и заставляет христиан ходить войною друг на друга, и таким образом, преступать заповедь Христову.
Король передает епископу символы светской власти. Прорисовка средневекового изображения
Состояние первой церкви, когда язычники не имели ничего общего с христианами, было самое благоприятное для христиан и могло бы существовать до настоящего времени, если бы по козням сатаны и по слепоте двух лиц, Сильвестра и Константина, не был влит яд в христианство, т. е. власть папская и императорская. С церковью Христовою совершилось подобное тому, что было с иудеями. Прибыв в землю обетованную, они прожили там более четырехсот лет, не имея над собою никаких земных владык и находясь только под охраною бога и его закона; но потом, отвергнув Бога, они стали просить у Самуила царя. Желание их было исполнено, но во свидетельство великого греха, ими учиненного, Бог послал знамение: гром и дождь. Подобное произошло и с христианами с тою лишь разницею, что иудеи желали иметь царя из привязанности к земному, надеясь, что их земные дела пойдут лучше при царе земном, чем при царе небесном; христиане же не отвергали Бога и не желали иметь царя с языческим управлением, но это совершилось под видом блага для церкви, которого ждали от принятия императором христианской веры. Последствия оказались противоположные: чего император прежде не мог ввести между христианами, подвергая их мукам, то он ввел под видом приязни к ним и, соединившись с ними верою, увлек их в языческое неверие. Виновны в этом зле Сильвестр и Константин, но не менее виноваты и те последующие христиане, которые, считая себя совершеннейшими и мудрейшими в понимании веры, доказывают необходимость светской власти для блага церкви.
С течением времени ко множеству рыб, уловленных апостолами, или, иначе, ко множеству верующих, присоединилось много рыб, или сбродов людей, которые разодрали сеть веры. Эти сброды не хотят пребывать в вере или следовать ей, а тянут веру за собою и, имея каждый свои особенности, противные вере, хотят, чтобы они признавались за веру».
Итак, как только Иисус Христос стал «официально разрешенным» Богом, началась его метаморфоза, богословская и культовая. В последней не оказалось ничего нового: для него, как умирающе-воскресающего Бога, пошли в дело и печеные фаллосы-куличи Диониса, и плащаницы Адониса, и Мать скорбящая, претворение воды в вино, распятие (повешение) на древе, положение в пещеру, сошествие во ад, тридневное воскресение, причастие плоти и крови божества – и все прочее средиземноморское накопление религиозного багажа за истекшие тысячелетия. Отличие было одно, и весьма серьезное, приведшее в итоге к устранению всех прочих культов. Древние почитали многих богов; Осирис не имел ничего против того, чтоб его почитали под именем Диониса, Адонис спокойно ассоциировался с Аттисом, и т. п. Главным был дух, а не буква. А здесь – нет. Орфей мог попытаться стать Христом (даже появились изображения Орфея распятого), но зато Христос никак не мог хотя б отчасти, хотя б в каком-то месте стать Орфеем, Дионисом. По крайней мере, официально (а неофициально? Тот еще вопрос!). Попытки были (в т. ч. художественные, отчего мы об этом и говорим), но бесплодные. Тесно ему с другими богами – хотя можно вспомнить, что у императора Александра Севера в «помещении для ларов… стояли изображения и обожествленных государей, только самых лучших, избранных, и некоторых особенно праведных людей, среди которых был и Аполлоний (Тианский. – Е.С.), а также, как рассказывает историк его времени, – Христос, Авраам, Орфей и другие подобные им, а равно и изображения предков» (Элий Лампридий, «Александр Север», 29, 2). Иудейский Бог – ревнитель. Помните – «Шма, Исраэль»? Господь един есть! «Ибо ты не должен поклоняться богу иному, кроме Господа, потому что имя Его – “ревнитель”; Он Бог ревнитель» (Исх. 34: 14). «Ибо Господь, Бог твой, есть огонь поядающий, Бог ревнитель» (Втор. 4: 24). Вот так. По-моему, неплохое объяснение, хотя мы имеем в виду крепкую иудейскую закваску христианства, а вовсе не всемогущество Всевышнего – его давно и блестяще опроверг Секст Эмпирик в III в. н. э. Если сжато: существование зла разрушает идею всеблагого и всемогущего бога; если он может и хочет уничтожить зло, почему же оно до сих существует? Если хочет, но не может – значит, он не всемогущ. Если может, но не хочет – значит, он не благ. Если не может и не хочет – какой же он тогда бог?
Кратко, насколько возможно, обрисуем, какой бог получился из Иисуса Христа. Выход церкви из подполья и становление христианства как государственной религии, выявили насущную потребность унификации богословских идей и воззрений, о чем мы уже упоминали ранее. Это произошло в IV–VIII вв. в результате деятельности так называемых Вселенских соборов. Название свое они получили оттого, что официально на них была представлена полнота церкви «со всей Вселенной», т. е. обитаемого мира по тогдашним понятиям (этим церковное понятие «вселенскости» отличается от нашего, современного; явно, депутатов с Луны или Венеры в виде зеленых пятигрудых женщин с раструбами вместо ушей и носа на них не ожидали). Сейчас, по окончании деятельности Вселенских соборов, догматически считается, что Троица единосущна и нераздельна, т. е. это один Бог в трех лицах (ипостасях, или внешних проявлениях по отношению к миру) – Отца, Сына и Святого Духа. Бог Сын воплотился через Богородицу Деву Марию, став Богочеловеком, соединив в себе две природы – Божескую и человеческую. Согласно Халкидонскому оросу, принятому на IV Вселенском соборе 451 г., церковь исповедует «Христа, Сына, Господа, единородного, в двух естествах» – человеческом и Божественном, – «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого». Это значит следующее: божественная и человеческая природы во Христе соединены «неслитно» (т. е. две природы не образовали новую третью), «неизменно» или «непреложно» (т. е. ни божественная природа не переменилась в человеческую, ни наоборот), «нераздельно» (т. е. хотя две природы и пребывают целыми и различными по свойствам, но отдельно друг от друга не существуют) и «неразлучно» (т. е. соединившись в утробе Богоматери раз и навсегда). С одной стороны, орос был направлен против «разделявших» природы Богочеловека несториан, с другой – против «сливавших» их монофизитов. Мы к нему еще вернемся.
Картина, требующая упорядочения, выглядела действительно весьма пестрой, главных проблем было две: в каких отношениях Бог Сын относился к Богу Отцу в Троице (тринитарные споры) и каким образом в Богочеловеке были соединены две его природы (христологические споры). Самое интересное, что противоборствующие стороны старались апеллировать к Писанию, находя в нем доказательства своей правоты: благодаря его путаности и противоречивости, это было сделать нетрудно. Обойдясь без терминологий и классификаций древних ересей, скажем просто: выдвигались тезисы о том, что страдание Христа как бога на кресте были призрачными – не может же божество страдать! Что вместо Христа был распят «случайный» прохожий, а сам он спасся и жил долго и счастливо. Что вместо Христа на кресте пострадал сам Бог Отец. Что Дух Святой вселился в человека Иисуса во время его крещения, жил в нем, как в доме, и покинул на кресте. Что Бог-Слово заменил собой в Иисусе человеческую душу. Что божественная суть, соединившись с человеческой, полностью переварила ее; как вариант – что Богочеловек имел две природы, но лишь одну волю, божественную. Что бог воплотился, проскользнув сквозь утробу Марии, как через трубу, ничего человеческого от нее не взяв. Что, поскольку нельзя говорить о божестве, что оно родилось, сосало грудь, было шестимесячным и т. п., значит, Мария не может быть Богородицей, а правильно ее именовать Христородицей. И т. д. и т. п. В отношении тринитарности главным тезисом был тот, что Бог Сын, он же Слово Божие, существовал не всегда и являлся не таким же Богом, как Отец, но некоей его высшей тварью (в смысле творением), при помощи – точнее, через посредство – которой Бог Отец сотворил все сущее. Святой Дух – высшее творение Сына, т. о., иерархически он получался еще ниже Бога Отца. В итоге Бог Сын был признан на I Вселенском Никейском соборе 325 г. таким же полноценным и равночестным Богом, что и Отец; то же, по идее, мыслилось и о Духе, но было закреплено лишь на следующем соборе, II Вселенском Константинопольском 381 г. На этом закончилась эпоха тринитарных споров, но начались проистекавшие из них христологические.