— Вроде того.
— У месье Крокроля тоже есть тайны. Любовные.
— Достал ты всех со своим похотливым кроликом! — крикнул Энцо и подошел вплотную к Умнику. — И чего ради мы должны терпеть тут этого дебила?!
— Замолчи! — Арья ткнула Энцо кулаком в плечо. Умник прижал к груди Крокроля и умоляюще сказал:
— Только не надо ссориться.
Потом схватил Арью за руку и подтолкнул поближе к Энцо:
— Поцелуй его.
Энцо и Арья посмотрели друг на друга: он — хмуро, она — с улыбкой.
— Поцелуй — и все будет хорошо.
Энцо подставил багровую щеку. Арья его чмокнула.
— Для начала неплохо, — одобрил месье Видибог.
— Вы думаете?
Энцо спустился к пожилому соседу. Щека у него посинела и распухла.
— Обидеть женщину — значит получить особое право.
Энцо посмотрел на него вопросительно.
— Право попросить прощения. Подарите ей букет цветов. С карточкой внутри. «От вас и боль приятна…» — что там обычно пишут в таких случаях.
Энцо покачал головой:
— Не очень-то приятно, если честно…
— Красные розы. На языке цветов — пламенная любовь. Или белые — непорочная любовь. Нет, это, наверное, не пойдет.
Энцо купил одиннадцать красных роз. Засунул в букет карточку с надписью: «Прости меня». А про себя подумал: «Будь я женщиной, мне было бы противно, что парень передо мной так стелется».
Когда Арья вышла на почту отправить письмо, Энцо пробрался к ней в комнату и положил букет на подушку. Потом вернулся к себе, бросился на кровать и стал ждать.
— Совсем рехнулся, что ли?
Энцо приподнялся — букет угодил ему прямо в лицо.
— Ты что, хочешь, чтобы Эмманюэль тебя убил?
— Да нет, Арья, я…
— Еще раз подложишь мне веник — заставлю тебя его сожрать.
Месье Видибога и это не обескуражило:
— Она оберегает вас от Эмманюэля. Хороший знак.
— По-моему, Жорж, вы плохо разбираетесь в современных женщинах. Цветы, гусарские атаки — все это уже не работает. Женщина теперь независимая, сама себе мужика выбирает, а надоест — выбрасывает, как использованный носовой платок. Мужчиной нынче быть несладко. Про это в журнале «Мари Клер» написано.
— Война полов — старо как мир, — вздохнул месье Видибог.
Сам он, как видно, был ветераном.
— А ведь ваша супруга лет на двадцать моложе вас? — вдруг сообразил Энцо.
Видибог приосанился:
— На двадцать два.
— Ну, и как вы ее заарканили? Цветы дарили или по-гусарски?
— Она соблазнилась моими деньгами, — смиренно признал старичок.
В воскресенье утром Корантен вскочил самым первым, не считая Умника. Но Умника Корантен ни во что не ставил, он ждал Энцо, чтобы обсудить с ним планы на день. Сидел и машинально посматривал на часы.
— Энцо ждешь, — сказал Умник.
Корантен не удостоил его ответом.
— Ты всегда ждешь Энцо.
— Почему это? Не всегда, — Корантен возмущенно посмотрел на Умника и повторил: — Не всегда!
Но Умник опять попал в точку. Так и есть — он всегда ждал Энцо. Вчера, например, предложил ему пойти в бассейн. Чтобы похудеть, надо заниматься спортом. Но Энцо отказался. Сказал, девицы увидят его в плавках — будут пачками на шею вешаться. Ну Корантен без него и не пошел.
— Привет! Как спалось? — спросил, входя на кухню, Клебер.
— Пошли прямо сейчас в бассейн? — неожиданно предложил Корантен.
— Ура! Я возьму с собой дельфина! — обрадовался Умник.
В бассейн Понтуаз они пришли втроем. Клеберу не удалось уговорить Умника поменять надувного дельфина на пробковый пояс. У того была железная логика. Пробки, говорил он, плавать не умеют, а дельфины плавают вовсю. Он с разгона прыгнул в лягушатник — плюх! И давай визжать — вода-то холодная. Клебер посмотрел на обступивших лягушатник мамаш. Кое-кого из них такое поведение явно шокировало.
— Он умственно отсталый, — объяснил Клебер и, не дожидаясь ответа, нырнул в большой бассейн. Умник со своим дельфином пошлепал туда же. Узкоплечий, худенький, долговязый — маленький мальчишка, которого вытянули в длину. Уже стоя на последней ступеньке лесенки, Умник осведомился у служителя:
— А акулы тут не водятся?
Тот в ответ густо захохотал.
— Ненормальный, — буркнул Умник себе под нос. Поразмыслив, он решил, что акулы вряд ли нападают на дельфинов — они же почти что родственники, — и шумными гребками отплыл от бортика.
— Ну как? — спросил Клебер, успевший доплыть кролем до конца бассейна и вернуться.
— Здорово. Я пописал.
— Что?! Надеюсь, не в воду?
— А куда же еще?
Умник был очень доволен собой.
— А ну, выходи! Выходи, говорю! Побыстрее! — взбеленился Клебер.
— Акулы?
— Да. Вылезай!
Клебер поискал глазами Корантена. Тот отдувался, держась за бортик.
— Пошли, — сказал ему Клебер. — Уходим.
— Почему? — удивился Корантен. — Мне еще двадцать раз проплыть осталось.
— Пошли. Потом объясню.
Втроем вошли в бассейн — втроем и вышли.
— Ну ничего нельзя с ним сделать по-человечески! — злился Корантен.
Умник понуро шагал рядом с ним.
— Больше я в этот писсейн не пойду, — сказал он. — Акул слишком много.
Глава 8В которой месье Крокроль дарит Захре розовые розы
Захра не знала, как сказать Клеберу, что она его любит. На дне рождения Корантена она старалась держать его на расстоянии. «Уважай себя, тогда и другие будут тебя уважать», — говорил ее отец Ларби. Но теперь Захра только и мечтала, чтобы Клебер уважал ее чуточку поменьше. У кого спросить совета? Захра была старшей из семи сестер, самой красивой жемчужиной в материнском ожерелье. Но любимицей Ясмины, их матери, была младшая дочь, глухонемая Амира.
— Ох уж эти девчонки, — ворчал Ларби.
Он обожал своих дочерей. Однако в последнее время его беспокоила Захра. Она перестала смеяться. А народная мудрость гласит: раз девушка загрустила, виноват, не иначе, какой-нибудь парень.
— Захре в следующем месяце исполняется семнадцать лет, не забыли? — спросил он как-то раз за семейным столом.
— Нет! Нет! Разве про такое забудешь! — загалдели Джемиля, Лейла, Наима, Нурия и Малика.
Амира не проронила ни звука, но радостно улыбнулась. Она читала по губам отца.
— Так вот, послушайте меня. «Жизнь в здешнем мире — лишь обманчивое наслаждение».
— Ну хватит уже, сколько можно! — поморщилась самая дерзкая из сестер, четырнадцатилетняя Джемиля.
— Но так сказано в Коране, — запнувшись, возразил Лабри. — Если хочешь увидеть «сады, где текут ручьи»…
— Райские сады Аллаха хороши для мужчин, — опять перебила его Джемиля.
Все сестры засмеялись, кроме Амиры, которая ничего не поняла.
— Лучше бы это ты уродилась немой, — с горечью сказал Лабри. — В мое время никто не посмел бы перебивать отца. Мой отец любил повторять: «Слышать — значит слушаться».
— В таком случае я бы предпочла уродиться глухой, — сказала Джемиля.
Захра, воспитанная в повиновении, испуганно посмотрела на младшую сестру. А отец семейства, разбитый наголову, обратился за поддержкой к жене:
— Но так написано в Коране!
Ясмина воздела глаза и руки к небу. Трудно сказать, что означал этот жест, но спор прекратился.
Вечером, так ни с кем и не поговорив, Захра сидела у себя в комнате. Она пыталась повторять химию, но в голову лезло совсем другое. Перед глазами, как в волшебном фонаре, сменяли друг друга картинки: вот Беатрис заигрывает с Клебером, приподнимает свою рыжую гриву, уводит его с собой.
— Что с тобой?
Захра медленно подняла взгляд на Джемилю:
— Ничего.
Но младшая сестра подсела к ней и нетерпеливо подтолкнула локтем:
— Ну, говори же! Как его зовут?
— Клебер.
— Чудное имя. А он хоть красивый?
— Даже слишком.
— Да ты и сама ни дать ни взять кинозвезда!
Захра печально улыбнулась.
— А он тебя любит?
— Сначала мне казалось, да. Но сейчас он гуляет с другой.
— Она красивая?
Если бы все было так просто, как представлялось Джемиле!
— Рыжая, под мышками волосы торчат, и от нее несет свининой.
Враки, конечно, зато Захре полегчало.
— Так ты его отбей, — шепнула Джемиля. — Заморочить парню голову проще простого!
Захра вздрогнула.
— Пойдем, я тебя научу.
Джемиля подвела сестру к зеркалу. Расстегнула ей пару верхних пуговиц, подтянула повыше юбку, подвела тушью нижние веки, чтоб заблестели глаза, и показала, как изображать любовное томление: приоткрытые губы, пылкий взгляд…
— Во что это вы играете? — спросила, зайдя в комнату, Лейла.
— В гарем, — ответила Джемиля.
Лейле было всего двенадцать, но кое-что она уже соображала.
— У меня есть помада с клубничным вкусом, — сказала она и стала рыться в школьном пенале. — Она придает губам блеск, а поцелуям — аромат.
— Ты что, уже целовалась? — с ужасом спросила Захра.
— А то нет! Живем один раз!
Вскоре все трое завязывали блузки выше пупка, обсуждали, где бы сделать пирсинг и тату, заплетали друг другу затейливые косички.
— У меня волосатые ноги, — пожаловалась Джемиля. — Это ужасно!
Лейла стащила и принесла отцовскую бритву и мамин крем-лифтинг для груди. Они устроили соревнование, в котором после нескольких попыток победила Захра. Сестры признали это без тени зависти. Ей сделали массаж, навели макияж, и вот она лежала на кровати полуобнаженной, в позе любимой наложницы султана.
— Вот бы Клебер тебя увидел! — вздохнула Джемиля.
Но Клебер не увидел ее ни в тот вечер, ни на следующее утро. Поплавать толком в бассейне не вышло, зато он успел здорово простудиться и теперь сидел дома больной.
— Месье Крокроль тоже кашляет. Кхе-кхе-кхе!
Кролик в руках Умника заходился в кашле, сгибался пополам и болтал ушами.
— Оставь меня, пожалуйста, в покое! — просипел Клебер.
Он кашлял, из носа текло, глаза слезились.
Обиженный Умник побродил взад-вперед по комнате. Потом взял в одну руку кролика, в другую — мешок с плеймобильчиками, а зубами вцепился в тряпичные уши крольчихи. Это была его новая мания — таскать в зубах мадам Крокроль.