— Мы пришли.
— Уже? Может, еще погуляем?
— На самом деле за нами идут. Я видела, он за углом.
— Это и хорошо. Мы гуляем, а за нами идут. Это лучше, чем просто прогулка. Два в одном. Если меня хлопнут, что ты будешь делать?
— Спать лягу. — Катя рассердилась. — Ты мне не для этого. Если хочешь, мне и Сережины страхи порядочно надоели. Пойдем. — Он удивился, как легко он уступал.
Авилов подставлялся. Он написал Гоше записку, верней, продиктовал ее изумленному Шмакову: «Пушкин все знает» — и просил передать официанту. Он зашел с Катей в «Луну» и вел себя соответственно намерениям, которые у него были относительно девушки. Он добился внимания. Утром он выяснит, кто по нему страдает.
У него был дефект — он не боялся смерти и его несло от запаха риска. Это противоположность средневековой музыки, игра, танец на канате под куполом без страховки, и он чувствовал, что пьян от звука шагов сзади. Страх возбуждал, был не страхом, но вдохновением. Настоящим животным страхом он боялся только ос.
Он много ждал от этого утра, но с Катей ему стало так спокойно, что он проспал. Он проснулся в десять, в комнате, залитой солнцем, а ее не было. Был сварен кофе, на столе лежала любовная записка, и стояли синие цветы. Он поставил компакт-диск и сел слушать старинную музыку. Часа три. Потом позвонил Ире и успокоил ее. Нашел в холодильнике овощи и приготовил еду. Позвонил в «Старый рояль», попросил Катю, чтобы пришла раньше. Вечером все повторилось — заход в «Луну», прогулка по Зеленой роще, смещение декораций.
— Тебя многие боятся, считают жестоким, — говорила Катя. — А ты на самом деле очень чувствительный. Вздрагиваешь во сне.
— Как Гитлер, — усмехнулся он. — Гитлер был чувствительный. Но его любовницы плохо кончали. Самоубийствами. Я уйду от тебя завтра.
Он вышел от Кати только на третий день, рано утром, когда она еще спала, подумав, что утро похоже на то самое серое утро, какое бы он выбрал, чтобы умереть. Было тепло и пасмурно, небо плотно сомкнулось. Бывают такие беспросветные, ничего не обещающие утра, которые нужно преодолевать, чтобы жить… Он прошел метров триста и заметил, как черная девятка выехала на встречную полосу и, набирая скорость, мчится на него. Он вжался в дом, но это не помогло. Через несколько секунд девятка исчезла, а он медленно сполз по стене, успев подумать — все-таки свои!
Глава 9Букет из синих цветов
Спустя два дня Абрамович-старший навещал в городской травме уже двоих — и Леву, и Пушкина, которого привели в сознание после сотрясения. Он висел на растяжке, обе ноги были сломаны.
«Прыти поубавится, — думал Левша, — но таки жив, собака, выкарабкался». Раньше Левша Пушкина активно не любил, а после несчастья с братом возненавидел. Пушкин усадил за стол вместо себя Леву, а сам вывернулся. Левша холодно размышлял, чем таких убивают, есть ли такие средства, пока больной не отвлек его внимания фразой, что с секонд-хендом решил завязать.
— Принимай дела, Абрамыч. Ты всегда хотел, я знаю. Моя доля пусть останется втрое урезанная. Типа пенсия.
Левша от неожиданности моргнул. Пенсии Пушкина он само собой лишит, такое вообще не принято, но в то, что Пушкин отдавал дело, он поверить не мог. Он его всегда отдавал, а на деле держал, как бультерьер, мертвой хваткой. И сейчас Левша ему не верил, хотя не мог сразу сообразить, что тот задумал. Какую приготовил ловушку.
Авилов с той минуты, как пришел в себя, упорно думал о Кате. В той схеме, что он составил для опознания противника, был пробел — информатор знал, где он, с кем, но не знал времени выхода. Логично было предположить, что он уйдет утром. Авилов не догадывался, что Катина музыка его затянет, поэтому момент выхода из дома не запланировал. Просто вышел в семь утра. Либо его караулили двое суток, не отлучаясь на еду, спанье и остальные отправления, либо, что выглядит правдоподобней, Катя предупредила. Он попросил у Левши сотовый и, заполучив его к вечеру, вытребовал свиданье с Комаром.
Комар явился на следующее утро и подтвердил, что и Сережа, и Гоша — люди Гриши-банкомата, он подкармливает педиков, а может, и потрахивает, точно не известно. Гриша время от времени наезжал на отморозков, и педики ему помогали. А Сережина телка из «Старого рояля» на все пойдет, все знают, что она за него цепляется из последнего.
На следующее утро Авилов попросил зайти Иру. Она явилась, бледная как смерть, и с порога заявила, что видела в проезжавшей машине Алексея.
— У тебя глюки, — постановил он. Только Иркиного утопленника ему и не хватало. — Обрати внимание на инвалида, родная.
Ира пришла в себя не сразу, но постепенно до нее стало доходить, что он хочет впутать ее в свои дела.
— У тебя все равно шпиономания. Пожалуйста, последи за одной женщиной. Тебе это будет нетрудно, у тебя способности. Ты в пять секунд вычислила домработницу. Помоги мне, любимая.
Ира понимала, что отказать не может. Она же хотела его помощи!
Она ушла, немного поплакав и выслушав все инструкции, а он решил, что интерес к женщинам имеет свои пределы. Они интересны, пока не опасны для жизни, а когда два инстинкта вступают в противоречие, половой умолкает. Сейчас ему не нужна была женщина. Только товарищ.
Там была одна штука, в этой Кате. Он заметил это только в ее доме — она слышала сквозь музыку. Какой бы мощности ни был звук, ее слух отделял его от голоса находящегося поблизости человека. Она их расчленяла. С таким подарком природы она могла слышать все их разговоры в «Старом рояле», а если правда то, что сообщил Комар об ее отношениях с Сережей, то вся жизнь «отморозков» могла быть у Гриши-банкомата как на ладони. И дата выезда Гонца, и все остальное. Хотя Комар трепло. Ему чем страшней, тем пуще веселится, любит пугать, мудак.
Катин дом не выдает в ней обеспеченной женщины. И, выполняя чужие поручения, не обязательно говорить «последние» слова. Достаточно пробыть вместе какое-то время. А Катя была на высоте чувств, и его это смущало. Он не привык к такому открытому восхищению. Он понял, что ищет аргументы в ее оправдание.
Все ведет к «Старому роялю» — и происки домработницы, нанятой Гошей, и остальная информация могла быть добыта оттуда, доставлена Грише-банкомату, а через его людей остатки долетали и до Комара, который всех всем продает, лишь бы срубить капусту. Сейчас пойдет информировать «педиков».
Голова от мыслей разболелась, он попросил таблетку и закрыл глаза.
Письмо № 9.
«Дорогая Танюша, здравствуй. Два дня у нас с теткой Нюрой после „бандита“ было унылое настроение, тем более что и мужчины наши уехали в город. Я, было, совсем заскучала без Павла и ходила сама не своя, но на улице средь бела дня встретила своих „чердачных“ мальчиков. На велосипедах, с плейерами, такие воспитанные. Я даже покраснела, когда их увидела, но они остановились по-деловому, слезли. Один Костя, другой Артем. Говорят, не прокатить ли меня до озера, не хочу ли послушать музыку, а можно вечером встретиться на танцах. Костя поинтересовался, где мой „папик“, а я снова покраснела. Нормальные оказались, и вечером я с ними на танцы пошла. Потом мы отправились на берег вино пить, костер развели, и тут-то все и началось.
Симпатичные-то они, конечно, симпатичные, но все равно козлы. Представляешь, они, во-первых, третьего с собой пригласили, а во-вторых, веревку припасли, чтобы руки-ноги закрутить как следует. Ну это, сама понимаешь, не сразу началось, вначале было все по договоренности, то есть по очереди, а потом, когда они разошлись и вдвоем на меня полезли, тут третий объявился, какой-то бугай деревенский. Я им что, станок? Я пыталась кричать, но бугай мне шею едва не свернул. В общем, скоро от меня осталось просто бездыханное тело. Права ты была, что я чересчур дразню мужской пол… Назавтра пришла радостная весть из города — А. С. в больницу попал с переломами ног. Раньше чем через три месяца не выйдет. Но, с другой стороны, хоть его и ненавижу, а немного жалко тетку. И кто мне деньги за работу будет платить?»
Ира не поверила, что женщина решила свести с Сашей счеты. Где ж такую женщину найдешь! Кто-то, может, и рискнет, но не женщина… Когда позвонили из больницы, Ира вначале вообще не поверила своим ушам, потом не поверила, что это серьезно. Если Сашка пострадает, его врагам не позавидуешь.
«Женщина» оказалась высокой тоненькой официанткой из «Старого рояля», непонятно каким ветром занесенным в ресторан. Что Ира в ней сразу оценила — цепкость взгляда. Та ее сразу заметила, похоже, что вспомнила, и установила встречное наблюдение. У Кати оказались невероятные пальцы, с длинными фалангами, пальцы вели отдельную жизнь — двигались, сгибались, перемещались. На Иру руки произвели неприятное впечатление, напомнили фильмы из жизни моллюсков.
Непонятно было, как за этой особой следить, и Ира решила взять напрокат автомобиль. Не сидеть же весь день в ресторане, переглядываясь? На этот раз она с удовольствием, будто забавляясь игрой, купила черный парик с челкой, примерила — сразу можно на панель! Черный цвет волос огрубил ее яркость до вульгарности.
«Джонни, оу-е!» — промурлыкала перед зеркалом, полюбовавшись собой, и отправилась брать машину. Долго выбирала и взяла наконец черную девятку. Черная женщина в черных очках в черной-черной машине!
И тут, на углу улицы маршала Жукова, ее снова настиг «глюк». Алексей, черт, погоди же, погоди. Он сидел за рулем хорошо побитого «вольво». Ира забыла про Катю и устремилась по прежнему пути обманутой жены. Заживают такие раны или никогда?
Он поставил машину у здания городской налоговой инспекции и пробыл внутри почти час, дальше его маршрут следовал по аналогичным заведениям, вплоть до ОБЭПа, затем он выехал на шоссе и отправился за город. Ира вернулась в восемь вечера, не понимая, что она делала все это время. Какой-то морок. На три часа ее выбросило из жизни, потому что человек в «вольво» оказался похож на Алексея, и она ринулась за ним, потеряв голову. Чего она хотела? Она хотела, тут сомневаться не приходится, чтобы это оказался он. И боялась, что это окажется он. Она бросила погоню на полдороге, боясь унижения. Был момент, когда она догнала его и зашла в здание следом. Внизу его уже не было, кру