— Вот, кстати, — она поднялась и подала кольцо с подзеркальника, — это она зачем-то дала Марусе. Надо вернуть, может, оно дорогое. Я, как увидела, сразу отняла — еще проглотит.
Полковник взял кольцо и машинально засунул в карман.
— Мы осмотрим дом.
Миронов поднялся, участковый отправился с ним, потерев лоб и буркнув: «Выставляют». Полковник понял, что лейтенант прав — от них хотят отделаться побыстрее. Осмотр дома ничего не дал. Полковник, упорствуя, застрял на участке, обнюхивая каждый куст. Участковый, соскучившись, бродил по дому и задавал вопросы, но на все получал ответ: тут дом недостроен, а это осталось от старых хозяев.
Уже темнело, полковник заторопился в город, надеясь, что, может быть, есть улов у Сашки. Четыре дня ни слуху ни духу об Ирине. По пути слушал разглагольствования лейтенанта, что новые люди в поселке всегда на виду. Эти живут тихо, три месяца назад купили недострой, стали быстро достраивать, деньги есть. Привезли мать с ребенком, муж вроде из строительного бизнеса, часто в отлучках и еще рыбачит с приятелями.
— Как его фамилия? — спросил полковник.
— Не запомнил. На «ский».
— Узнай.
— Сейчас контору уже заперли, восемь часов. Но можно заехать за ключами…
— Сам, — перебил полковник. — Узнаешь, сразу позвони, я заночую в гостинице. Сразу с утра звони. Записывай телефон.
Глава 22Что узнал полковник
Добравшись до гостиницы, полковник Миронов рухнул как подкошенный, успев только отматерить пропавшего Сашку и позвонить домой, где ничего нового не произошло: сопли и слезы. Женский батальон без него пал духом, и утешить было нечем. Уснул он не сразу, перед глазами, перемешавшись во времени и пространстве, появлялись то жук Яков с озадаченной лошадиной мордой, то ухмыляющийся Сашка, то горбунья с бледным лицом, то вокзальные рыла — одно особенно уродливое, смеющееся, то Ирино кольцо с розовым кораллом. В области сердца защемило, и он, не включая света, встал принять валокордин. Пропустишь ночь сна, и ни бодрствовать, ни спать по-настоящему уже не можешь. Дверь скрипнула, и в проеме появился Сашка.
— Где ты бродишь, мать твою?
— Еще только десять.
— Не включай свет, голова раскалывается. Так говори.
— Я ничего не узнал. Увидел знакомого типа, караулил, думал он приведет куда надо…
— Ну и что? Не тяни ты.
— Свет зажгу на секунду. — Авилов нажал кнопку ночника и тут же потушил. Юрий Максимович только и увидел, что под глазом у Сашки красовался страшенный синяк.
— В морду дал и из поезда вытряхнул, — сообщил Сашка.
— Хорош знакомец.
— Да ладно, пустяки. Удачно выпал, на этот раз повезло. Ира что?
— Ничего. Ездила в гости, поездка не задалась, она отправилась домой и сгинула. На автобус билет не брала.
— Может, на попутке?
— Это устанавливаем, но не такая она дура, чтобы с кем попало садиться в машину.
— Может, была расстроена? — Авилов говорил одно, а думал совсем другое: Ира, конечно, не дура, но уверена в себе: может быть и неосторожной, и рискованной.
— Ладно, утром все. Иди спи. Сердце болит.
Полковник перевернулся на бок, отвернувшись от Сашки. Тоже мне помощник. Занялся своими делами. Зацепками. Позлившись, Юрий Максимович внезапно заснул.
Письмо № 19.
«Дорогая Танюша, спасибо тебе, что меня навестила. Это была, можно сказать, единственная радость в моей жизни. С тобой мне всегда надежно, в твоем правильном мире все стоит на местах, а в моем — свистопляска, так что я минуты не живу спокойно. Сильно заболела Маруся, у нее острый отит, и она плачет так, что мы с мамой разрываемся на части. Вышла неприятность с мадам, о которой я тебе не сказала всей правды.
Вечером, пока ты отдыхала, у нас была перепалка из-за вешалки. Она ее решила искать самостоятельно, а я не могла вытерпеть, чтобы шмонали мои шкафы. Прошли те времена, когда ей было все можно. Я была с ней не слишком любезна, и она отбыла, не простившись. А потом приехала милиция, сказали, что она пропала. Если ты что-нибудь знаешь — сообщи срочно, потому что они меня, кажется, подозревают, тем более что мадам забыла кольцо, а милиции это не слишком понравилось, и они его конфисковали. Наверное, это улика против меня. Еще в туалете было разбито стекло. Мы с мамой успели вставить до милиции, но все равно странно, кому понадобилось?
Но это еще не все. Павел, как уехал на рыбалку, так с тех пор о нем ни слуху ни духу. Исчез, а ведь так уже однажды было. Уже неделя, как его нет. Если это протянется еще недели две, то все пойдет по кругу: не только маме, но и мне придется искать работу, и я попаду в кабалу к какому-нибудь Лео. Что опять могло стрястись с Павлом, чтоб мучить меня неизвестностью? Ведь хорошо жили, но опять недолго. То понос у него, то золотуха. Живешь, как на вулкане. Я начинаю думать, что в этой жизни полагаться можно только на себя и маму.
Тебе хорошо, ты умеешь справляться с неприятностями, переименовала себя, высчитала знаки согласия, и все исправилось. Я же, дура такая, ничего не понимаю, плыву по течению, и любой делает со мной, что захочет. Ты думаешь, я зарюсь на чужое, хочу урвать побольше, но это не так. Я сопротивляюсь и пытаюсь взять то, что заслужила. Неужели за все мои труды мне не причитается нормальной жизни? Это несправедливо. Ведь она есть у любого, и у тебя она есть. Тебя окружают сочувствием, а меня вечно эксплуатируют и норовят обставить. Где тут правда и стоит ли так жить? С несправедливостью я не могу смириться — это нечестно.
Сейчас меня терзает подозрение, что я осталась на бобах, как тетка Нюра, мне обещали жениться и провели. Что целью Павла была вовсе не семейная жизнь, а иначе что ж не жить, а что-то другое. Может, он брачный аферист? Я оказалась его помощницей в делишках, а когда они закончились, то и все. Сижу, как дурочка, одна, и мысли самые зловещие. Меня просто использовали, а ничего другого просто не приходит в голову. Или он разлюбил, или не любил никогда. Если это так, то я отомщу.
По нему никогда ничего точно не скажешь. Мы вместе давно, но утверждать, что этого человека я знаю, я не берусь. Какой-то оборотень, честное слово. Ласковый, слова всегда правильные, а поступки — как видишь! Мне кажется, он отлично догадывается, что бы я хотела услышать, о чем мечтаю, и говорит именно это, а на деле все иначе. Но я ему верю, потому что на его стороне мои мечты. Он врет, все время врет, а я ему верю.
Ладно, хватит плакаться, потому что, чем бы дело на этот раз ни кончилось, он у меня из доверия вышел, и до правды я доберусь. Пойду заниматься домом, я теперь тут единственный мужчина, и сама себе голова. Если пропавшая мадам успела сговориться с Лео, а Павел не появится, то мне придется отдуваться одной. Обещай мне, Танюша, что сообщишь, если будут какие-нибудь новости о мадам. До встречи. Надеюсь, моя жизнь не рухнет, а на этот раз устоит. Надежда, конечно, слабая».
Полковник, повернувшись на бок, вскоре захрапел, но Авилову было не до сна. Пора кончать с этой бодягой. Так в тридцать лет можно сделаться инвалидом. Надо добраться до этой ерунды, что свалилась на его голову. Он пощупал синяк, продолжавший наливаться, и шишку на затылке. Болел локоть, и ломило в спине.
Как только он начинал разбираться с одной проблемой, тут же, как забор, выстраивалось новое препятствие. Как Одиссей, который не может добраться до Итаки уже тридцать лет, он одолевает одно препятствие за другим, а конца не видно. Может, Одиссей и не хочет домашнего покоя? Может, ему не хочется расставаться с бурной жизнью, и судьба идет навстречу, подкидывая проблемы?
Собрался выручать Иру, а выпала совсем другая карта. Он встретил «кавказского пленника», нагло разгуливающего по улице, и увязался за ним. Дело кончилось потасовкой. Пушкин, не зная, как тот себя поведет, преследовал его в вокзальной толпе и вскочил в электричку в последний момент. Тут ему, чтобы уклониться от встречи с контролерами, пришлось выйти в тамбур. Там и произошла очередная бесславная схватка, после которой Пушкин оказался на железнодорожной насыпи — хорошо хоть отъехали недалеко. И что ему вздумалось бегать от контролеров, как мальчишке?
Ему запомнились белые от злости глаза противника. Раньше тот на него не глядел или не злобился так неистово. Еще один персонаж его биографии, пылающий немотивированной злобой… А ведь Авилов ему ничего не сделал, ну в подвале подержал. Это «кавказский пленник» ему насолил по первое число: собрал досье, совратил тетку Нюру и домработницу, присвоил деньги — и злобится. Вместо того чтобы уносить ноги, напал первым. И вообще, откуда он в этих краях? Собрал досье и остановиться не может, хочет еще раз продать? Похоже, зря он переложил поиски домработницы на Иру. Нужно этой парочкой заняться всерьез. Сразу, как только она найдется. Охота за «пленником» не безопасна. У него вид человека, которому нечего терять. Вид психа со следами былого благополучия. Вывихнутый тип, теперь таких поразвелось. Привыкли жить неплохо, потом кризиснулись, и пробки полетели окончательно. Во всем нужно сохранять равнодушие: здоровье не вернешь. Тем более психическое.
Но это ладно, а Ира, куда могла подеваться Ира? Отправилась исполнять его поручение и заехала слишком далеко? Когда он рванулся за «кавказским пленником», то эта мысль его и вела. Не зря же они оказались в одном месте? Это он их свел, потому его побои вполне оправданны. Ему досталось за Ирку, за ее рвение. Они все сообразили. Она либо нашла их местожительство, либо приблизилась на небезопасное расстояние. Ему захотелось разбудить полковника, но он не решался. Старик совсем вымотан, плохо соображает. Да и он сейчас, после очередной молотиловки, думает вяло. Похоже, очень похоже, что Ире не дали вернуться, потому что она нашла то, что надо.
Во сне полковнику снилось, что он не может отыскать в квартире будильник, чтобы его заткнуть, а когда он очнулся от тяжкого сна с поисками, оказалось, что давно и надрывно звонит телефон. Это была супруга, которая известила, что вчера, поздно ночью позвонила женщина, чтобы предупредить, что с Ирой все в порядке. Она отправилась в трехдневное морское путешествие и оставила телефон, чтобы знакомая предупредила родных. Но та его потеряла и нашла только вчера. Вот и все.