Никогда.
К тому времени, когда Картер подъезжает к моей подъездной дорожке ровно в шесть часов, меня захлестывают волны паники, достаточно сильные, чтобы заставить более слабую женщину рыдать, уткнувшись лицом в ковер. Я превращаю это в игру, наблюдая издалека за вспышками истерии, как ученый, наблюдающий за чужой и враждебной планетой в телескоп в безопасной лаборатории.
Кажется, это называется диссоциацией. Полезный трюк, если у вас получается.
Картер стучит в дверь. Я открываю и молча стою, уставившись на него. Он оглядывает меня с ног до головы и морщится.
— Ой.
— Что не так?
— Ты до боли красива. Моим глазам буквально больно смотреть на тебя.
— Это худшая фраза, которую я когда-либо слышала.
— Знаю. Я надеялся, что это отвлечет тебя от переживаний, которые ты, похоже, испытываешь.
Мы смотрим друг на друга, разделенные лишь порогом и огромным количеством раскаленного пространства.
— Картер?
— Да?
— Что мы делаем?
Он серьезно обдумывает это, его волчьи голубые глаза пристально смотрят на меня. Весь в черном, воротник рубашки расстегнут, манжеты закатаны, золотистые волосы искусно взъерошены, он выглядит так, словно только что сошел с подиума от Armani.
Помолчав, он тихо говорит: — Ничего такого, чего бы тебе не хотелось сделать. Попроси меня уйти, и я уйду. Но, к твоему сведению, я буду в отчаянии. — Картер делает паузу, а затем размышляет: — К тому же, мне нужно будет найти хорошее место для удаления татуировок. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы стереть твой портрет, который я нарисовал чернилами у себя на спине? По крайней мере, четыре или пять сеансов, я думаю.
— Это совсем не смешно.
Он ухмыляется.
— Ты не уверена, шучу я или нет, не так ли?
— Пожалуйста, скажи, что шутишь. Я и так уже на взводе.
— Конечно, я шучу. — Он пожимает плечами. — Я имею в виду, что это вполне возможно. Эту идею мне подал мой брат.
— Твой брат сделал татуировку с чьим-то лицом у себя на спине?
— Да. Его жены.
— Ой. Ну, я полагаю, у многих людей есть татуировки с изображением их супругов.
— Конечно. За исключением того, что Каллум в то время был знаком с Эмери всего пару недель.
Это заставляет меня недоверчиво приподнять брови.
— Ты серьезно?
Он кривит губы и запрокидывает голову, глядя на меня так, словно знает все мои секреты и даже больше.
— Романтично, не правда ли?
Я сухо отвечаю: — Конечно. За исключением того факта, что вчера вечером, когда ты говорил о нем, то упомянул похищение и стокгольмский синдром, что совсем не романтично.
Картер задумчиво поджимает губы.
— Я имею в виду… некоторые люди могут подумать, что это так.
— Да, и эти люди читают слишком много любовных романов. Мы идем ужинать или так и будем стоять здесь и болтать о твоем сумасшедшем брате?
Он оживляется.
— Ты что, только что пригласила меня на свидание?
Какое-то время я смотрю на него, не веря своим глазам, а затем разражаюсь беспомощным смехом.
— Должно быть, это потрясающе – быть таким сумасшедшим. Давай уйдем, пока я не пришла в себя.
Картер хватает меня, запечатлевает страстный поцелуй на моих губах, а затем ослепляет улыбкой.
— Ты босс, красавица. Пойдем.
Сегодня вечером он приехал на другой машине, великолепном классическом Corvette серебристо-голубого цвета. Мы едем по бульвару Уилшир на закат, направляемся на север вдоль побережья, заходящее солнце бьет нам в глаза, а по радио играет «Hotel California».
Мое счастье – это маленький искрящийся шарик в моей груди, который расширяется, как воздушный шарик, наполненный гелием. Даже неоднократные предупреждения самой себе, что это безумие, не сдувают его.
— Куда мы едем? — Я перекрикиваю музыку.
— Малибу. — Картер убавляет громкость и смотрит на меня. В золотистом свете заката он выглядит потрясающе. — В мой любимый ресторан. Угадай, какой именно.
Вспомнив, что он говорил о своих любимых блюдах – суши и тайской кухне, я на мгновение задумываюсь.
— Nobu?
По его ослепительной улыбке я могу сказать, что права. Я также могу сказать, что Картер рад, что я вспомнила, потому что он протягивает руку и берет меня за руку. Сжав ее, он говорит: — Ты идеальна.
— Я так далека от совершенства, мы даже живем в разных мирах.
— Именно это и делает тебя идеальной. Ты даже не представляешь, насколько ты совершенна.
— Мне неприятно тебя огорчать, Ромео, но как только медовый месяц закончится, и ты придешь в себя, то поймешь, что я такая же обычная женщина, как и все остальные.
Отведя взгляд от шоссе, он подносит мою руку к губам и запечатлевает поцелуй на костяшках пальцев. Его глаза сияют от восторга.
Я строго говорю: — Не стоит придавать значение этому упоминанию о медовом месяце.
— Ты уже планируешь нашу свадьбу, не так ли?
Застонав, я откидываю голову на спинку сиденья и закрываю глаза.
— Так и есть. Ты уже выбрала платье и все остальное.
— Нет, не выбрала. Хватит злорадствовать.
— Теперь я вижу это. Вырез в форме сердца, зауженная талия и множество жемчужин, вышитых вручную и покрывающих лиф…
— Меня поражает, что ты так много знаешь о свадебных платьях.
— Длинная кружевная фата, украшенная кристаллами, и прекрасный маленький букетик ландышей.
— Серьезно? Ты раньше работал у дизайнера одежды?
— …и великолепный длинный шлейф, который развевается у тебя за спиной, как русалочий хвост, когда ты идешь. В белом ты будешь выглядеть как видение. Принцесса-невеста. Совершенство.
Я смеюсь.
— Да, только на мне не было бы белого. Однако, неплохая иллюзия. Очень продуманная.
Нахмурив брови, Картер бросает на меня взгляд.
— Почему бы тебе не надеть белое?
— Потому что я уже была замужем.
— Какое это имеет отношение к делу?
— Белое свадебное платье – символ невинности и чистоты. Разведенные обычно надевают другой цвет, например кремовый или темно-синий, если они вступают в повторный брак. Считается дурным тоном надевать чисто белое на вторую свадьбу.
Гримаса отвращения, которую он изображает, забавна.
— Это самое глупое дерьмо, которое я когда-либо слышал!
— Эй, не вини меня. Не я устанавливаю правила.
— Ты обязательно наденешь белый цвет, когда мы поженимся. Не кремовый и определенно не гребаный темно-синий, как у стюардессы. Чистый, ослепительно белый.
Я усмехаюсь.
— Кажется, у тебя определенно сильные чувства по этому поводу. Но мы не собираемся жениться.
Картер игнорирует меня, продолжая свою тираду.
— Мне все равно, что кто-то думает о хорошем вкусе. Это моя гребаная свадьба, и моя невеста одета в белое, потому что белое символизирует надежду и новые начинания. Что символизирует кремовый цвет? Вот что я тебе скажу: пятно.
— Может быть, твоя невеста не захочет надевать белое, ты когда-нибудь думал об этом? Чистый белый цвет не очень идет большинству людей.
Он останавливается, чтобы подумать об этом.
— На тебе был белый костюм в том интервью, которое ты давала журналу Power. Ты была похожа на богиню.
— Спасибо. Но у меня оливковый оттенок кожи. Бледные женщины могут выглядеть так, будто они отходят после продолжительной болезни, если наденут белое платье.
— Ты хочешь, чтобы твоя невеста выглядела так?
— Конечно, нет. Но мы говорим о тебе, так что нам не о чем беспокоиться.
Картер долго и безудержно смеется над моим убийственным выражением лица.
— Смейся, забавный мальчик, потому что, возможно, это твоя последняя ночь на земле.
— Нет, я тебе слишком нравлюсь, чтобы ты могла меня убить.
— Хм. Давай посмотрим, как пройдет ужин, и я тебе отвечу.
Он снова целует тыльную сторону моей ладони и не отпускает, пока мы не заезжаем на парковку у ресторана.
Не зря Nobu Malibu регулярно признают самым красивым рестораном в мире.
Вид на воду и береговую линию, открывающийся с песчаного берега прямо на краю мерцающего Тихого океана, просто потрясающий. Нас провожает к отдельному столику на балконе с видом на воду молодая девушка в откровенном наряде, которая ведет себя так, будто ресторан принадлежит Картеру, а не почитаемому японскому шеф-повару Нобу Мацухисе.
— Так приятно видеть вас снова, мистер МакКорд, — мурлычет она, предлагая ему меню и наклоняясь так, что из-за низкого выреза ее шелкового платья без рукавов становится видна загорелая ложбинка между грудей.
Ей на вид не больше девятнадцати.
Я смутно припоминаю, когда моя кожа в последний раз так сияла, была загорелой и наполненной коллагеном. Я хочу посоветовать ей пользоваться солнцезащитным кремом, иначе весь этот прекрасный коллаген через несколько лет превратится в прах, но прикусываю язык и вместо этого улыбаюсь.
Однажды став матерью, ты остаешься матерью навсегда. Даже для детей, которых ты не рожала.
Даже не взглянув в ее сторону, Картер вежливо благодарит ее и заказывает шампанское. Бросив на него задумчивый взгляд и натянуто улыбнувшись мне, она ускользает, оставляя за собой аромат Chanel No. 5 и разочарование.
— У тебя есть поклонница, — замечаю я, расстилая белую льняную салфетку у себя на коленях. — Часто сюда приходишь?
— Пару раз в месяц, наверное. Еда потрясающая.
— Как и вид из окна.
Картер знает, что я говорю не об океане. Самодовольно улыбаясь, он наклоняет голову и откидывается на спинку стула.
— Ты ревнуешь?
— К девочке-хостес? Нет. Но вот цвет ее лица – это совсем другая история.
— Он приятный? Я не заметил.
— Как предусмотрительно с твоей стороны.
— Я знаю, ты думаешь, что у меня нет манер, но на самом деле они у меня есть. Смотри, я даже знаю, какой вилкой есть первой.
Он берет вилку, лежащую рядом со своей тарелкой, и машет ею передо мной.
— Очень впечатляюще. Было бы более впечатляюще, если бы на нашем столе было больше одной вилки.