Он поднимает взгляд, улыбается, но улыбка спадает с его лица, как только он видит меня.
Я притворно приседаю в реверансе.
— Ты сказал, что хочешь, чтобы мне было удобно. Будь осторожен в своих желаниях.
Когда Картер ничего не говорит и просто стоит с затравленным видом, я начинаю смущаться.
— Почему ты так на меня смотришь?
— Потому что без макияжа ты еще красивее. Я ослеплен. Это все равно что смотреть прямо на солнце.
Улыбаясь, я подхожу к нему и целую в щеку.
— Это было здорово. Бонусные баллы за креативность. Что бы ты хотел выпить?
Он роняет ножницы, которые держал в руках, и заключает меня в объятия.
— Тебя, — говорит он, а затем целует меня.
Обвивая руками его широкие плечи, я прижимаюсь к нему и погружаюсь в поцелуй. У Картера чудесный рот. Мягкий. У него губы, как у девушки, полные и мягкие, а не тонкие и твердые, как у Ника.
— Ты вкуснее вина, — шепчет он мне в губы. — Слаще меда. Ты вкуснее, чем клубничный пирог.
Я стону, стараясь не рассмеяться.
— А ты льстец. Остановись, пока не перегнул палку. Девушка может выдержать лишь определенное количество возмутительного бреда.
Картер улыбается мне, его голубые глаза сверкают.
— Значит, я в выигрыше. Потрясающе.
Недоверчиво качая головой, я отстраняюсь от него и подхожу к бару с напитками. Распахнув дверь, я поворачиваюсь к нему и демонстрирую содержимое в стиле «Ванна-Уайт», сияя улыбкой и размахивая руками, как представитель модельного бизнеса.
— Что ты предпочитаешь? Виски? Бурбон? Текила? Джин? У меня есть все.
— Как насчет Clase Azul Ultra Extra Añejo?
— Что это?
— Текила. Очень дорогая.
— Дорогая? Сколько стоит?
— Около двух тысяч за бутылку.
Это вызывает у меня смех.
— Я похожа на человека, который готов потратить две тысячи долларов на бутылку текилы?
— Так, значит, ты ее украла? Потому что она стоит прямо здесь.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на полки с бутылками.
— В самом деле? Которая из них?
— Вон тот высокий черный флакон с отделкой из 24-каратного золота. Он стоит за Tito.
Я отодвигаю несколько предметов в сторону и достаю высокий элегантный стеклянный флакон. Осторожно снимая его с полки, я говорю: — Я всегда думала, что это что-то вроде ликера. Ник принес эту бутылку домой после какой-то деловой встречи, и я поставила ее сюда. Она, наверное, простояла тут три или четыре года.
— Тебя ждет сюрприз. Это чертовски круто.
— Ты уже пробовал? — Когда он искоса смотрит на меня, я смеюсь. — Конечно, пробовал. Я все время забываю о твоих деньгах.
— Хорошо. Продолжай забывать. Вместо этого сосредоточься на моей привлекательной внешности и обаянии.
Мы улыбаемся друг другу. Я ставлю невероятно дорогую текилу на стойку и нахожу в другом шкафчике две маленькие рюмочки для ликера. Затем Картер открывает бутылку и наливает в каждую по небольшому количеству янтарной жидкости.
Он берет одну рюмку и протягивает ее мне, затем берет другую.
— Если ты когда-нибудь добавишь это в «Маргариту», ангелы будут плакать.
— То есть, ты хочешь сказать, что не стоит пить это как Cuervo.
— Ты снова пытаешься меня напугать.
Мы чокаемся и делаем по глотку, наши взгляды встречаются поверх рюмок. Пьянящий аромат карамели, ванили и поджаренного дуба наполняет мой нос, когда текила скользит по моим губам. Я глотаю, поражаясь сложности вкуса.
— Это потрясающе.
— Стоит каждого пенни, верно?
Я смеюсь.
— Нет, если бы я за это платила, но раз уж я этого не делала, то да. Ладно, красавчик. Ты готов к тому, чтобы я поразила тебя своим кулинарным мастерством?
— Да. Что ты готовишь?
— Остро-кислый суп, сатай из говядины и зеленое карри с курицей.
Его глаза расширяются. Картер выглядит ошеломленным, что приводит меня в замешательство.
— Ты говорил, что тайская кухня – одна из твоих любимых.
Он медленно ставит свою рюмку, берет мою и тоже ставит ее, затем берет мое лицо в ладони.
— Спасибо, — шепчет он, пристально глядя мне в глаза.
— За что?
— За то, что помнишь.
Когда он целует меня, я радуюсь, что надела эти отвратительные спортивные штаны. Если бы на мне все еще была юбка, она бы уже валялась на полу.
13
СОФИЯ
Картер сидит за стойкой со своей текилой и наблюдает, как я готовлю еду. Мы разговариваем, смеемся, делимся историями. Ничего травмирующего или слишком личного, просто знакомимся, как это делают пары на первых свиданиях.
Он милый. Внимательный, забавный, склонный к самоуничижению и просто очаровательный во всех отношениях.
Какая-то часть меня мечтает, чтобы он раскрыл что-то неприятное в своей личности, чтобы я могла уйти. Какой-то намек на фанатизм или шовинизм. Немного скрытой враждебности. Очевидная потребность контролировать ситуацию.
Я не нахожу ничего предосудительного, что, возможно, означает, что мне просто нужно стараться лучше.
Или, может быть, мне нужно расслабиться и дать ему передышку.
Когда с едой покончено, Картер помогает мне с уборкой, с удовольствием загружает посудомоечную машину и устраивает игру, пытаясь разложить все блюда по полочкам, как будто это пазл. Затем он благодарит меня так искренне, что я задаюсь вопросом, ел ли он когда-нибудь домашнюю еду.
Мы устраиваемся на диване в гостиной перед незажженным камином, лицом друг к другу с противоположных сторон, наши ноги переплетены. Он засовывает свои босые ноги мне под бедра. Я улыбаюсь ему.
— Это было приятное свидание. Спасибо, что пришел.
Картер усмехается.
— Это был мне намек уйти?
— Нет. Просто общаюсь. Я знаю, как ты любишь поговорить.
— Ты всегда удивляешься этому.
— Наверное, я просто больше привыкла к напряженному молчанию.
Обхватив руками мои лодыжки, он сжимает их.
— Прости.
— За что?
— За то, что твой бывший такой придурок.
Я запрокидываю голову и смеюсь.
— Это было грубо? Наверное, это было грубо.
— Нет, я просто представила, как ты говоришь это ему в лицо. Или кто-нибудь другой говорит это ему в лицо. Он бы не знал, что с собой делать.
— Не возражаешь, если я спрошу, чем он зарабатывает на жизнь?
— Он музыкальный продюсер.
— Звучит круто.
— Это жестокий бизнес, наполненный нарциссами, которые охотятся за мечтами и неопытностью молодых людей.
Помолчав, Картер говорит: — Значит, это во многом похоже на новостной бизнес.
Мы улыбаемся друг другу. Я киваю.
— Да, полагаю, что так.
— На самом деле я хотел стать музыкантом, когда был маленьким. Научился играть на гитаре в пятом классе и играл на протяжении всей средней школы. Я был одержим этим.
Когда он опускает глаза, на его лице появляется задумчивое выражение, я спрашиваю: — Ты все еще играешь?
Картер качает головой.
— Почему ты бросил это?
— Я МакКорд. Мы не занимаемся искусством. Мы занимаемся семейным бизнесом.
Я понимаю, что это щекотливая тема, поэтому не углубляюсь в подробности.
— Ну, гитара – это очень круто, но она и близко не сравнится с аккордеоном, на котором я играла в младших классах средней школы.
— Ты играла на аккордеоне?
— Да.
— Добровольно?
Я смеюсь над его недоверчивым взглядом.
— Нет. Ну, никто не приставлял пистолет к моей голове, но я делала это ради своего отца. Его дедушка играл, когда он был ребенком. У него остались приятные воспоминания об этом инструменте. На самом деле отец надеялся, что мой брат возьмет аккордеон в руки, но Уилла никогда особо не интересовало, как сделать других людей счастливыми, так что…
Когда я не заканчиваю предложение, Картер тихо говорит: — Значит, вместо этого ты взяла его.
— Да. Интересно, женщины от природы хотят нравиться людям, или мы становимся такими по мере взросления?
— Это не только женская черта. Я мог бы написать целую книгу обо всем, что я сделал, чтобы другие люди были счастливыми. — Он на мгновение задумывается. — В основном это заслуга моего отца.
Я смотрю, как он уходит в темноту. Это все равно что наблюдать, как солнце скрывается за грозовыми тучами. Его лицо напряжено, брови сведены вместе. Его полные губы поджаты.
— Я не буду лезть не в свое дело, если тебе не нравится этот вопрос, но ты близок со своим отцом?
Картер поднимает на меня взгляд. В его голубых глазах ярость.
— Я не думаю, что кто-то его по-настоящему знает. Даже моя мама. Я имею в виду, они женаты целую вечность и полностью зависят друг от друга, но он не из тех людей, которые открывают свои чувства. У него много секретов. Всегда кажется, что он замышляет войну.
Из всего, что я читала и слышала о Конраде МакКорде, это точное утверждение.
Я мягко говорю: — Наверное, было нелегко расти в такой обстановке.
— Я не хочу, чтобы это прозвучало так, будто он был жестоким или что-то в этом роде. Он просто был…
— Отстраненным?
— Да. Отстраненным. Непостижимый. Все его боялись.
— А какая у тебя мама, если ты не возражаешь, что я спрашиваю?
При упоминании о матери его лицо озаряется.
— С ней любой чувствует себя комфортно, независимо от того, сколько у него денег. Мне очень повезло, что она моя мама. Она самый добрый человек, которого я когда-либо встречал.
Я так тронута этой милой, проникновенной речью, что вынуждена на мгновение отвести взгляд, чтобы смахнуть слезы с глаз.
Подозреваю, что, если бы Харлоу спросили обо мне, она не ответила бы и вполовину с таким энтузиазмом.
— Это звучит великолепно. Тебе очень повезло.
— Да. Мне повезло. Мне не на что жаловаться.
Я изучаю выражение его лица. Отведенный взгляд. Улыбку, которая выглядит натянутой.
Я мягко говорю: — Это нормально, если тебе не все нравится в твоей жизни, Картер. Тебе не нужно чувствовать себя виноватым из-за этого, независимо от того, насколько богата твоя семья.