Мгновение мы смотрим друг на друга, потом начинаем смеяться. Я запрокидываю голову и смеюсь с закрытыми глазами, пока из уголков глаз не начинают течь слезы, а в животе не начинает болеть.
Картер берет у меня из рук бокал с вином и ставит его на деревянный столик рядом со своим. Потом поворачивается ко мне, берет мое лицо в ладони и крепко целует в губы.
— Что ж, ваша светлость, это было очень весело. Но пришло время для десерта. — Его глаза темнеют, а улыбка становится озорной. — И десерт – это вы.
Он встает, поднимает меня на ноги, затем наклоняется и обхватывает за талию. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, я оказываюсь у него на плече, а он идет обратно к дому.
— Картер! Отпусти меня!
— Ничего не поделаете, ваша светлость. Я отнесу вас наверх в постель. У меня есть планы на вашу прекрасную высокородную задницу.
Он с силой шлепает меня по заду, отчего я вскрикиваю от неожиданности. Затем он запускает руку мне под юбку и ласкает мои бедра, пока несет меня через гостиную и поднимается по лестнице на второй этаж. Я мельком вижу комнаты, когда мы проходим мимо них, надеясь, что своим весом не растяну мышцы Картера.
Но он прекрасно справляется с этим, расхаживая по коридору с таким видом, словно несет оленя, которого только что подстрелил в лесу, обратно в свою горную хижину, чтобы приготовить его на ужин.
Описание вполне уместно, поскольку я не сомневаюсь, что меня вот-вот съедят.
Мы входим в главную спальню. У меня есть всего мгновение, чтобы оглядеться и восхититься убранством, прежде чем Картер опрокидывает меня на спину на кровати и опускается надо мной на колени, обхватив мои бедра. Он берет мои запястья в свои руки и заводит их мне за голову, так что я оказываюсь в плену.
Глядя мне в глаза, он тихо говорит: — Прошлой ночью ты сказала, что пока не хочешь заниматься сексом. Я понял это так, что вопрос о проникновении не обсуждается, но мы могли бы повеселиться другими способами. Это все еще в силе? — Его голос понижается до хриплого рычания. — Или ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, детка, нежно и грязно, как тебе это нужно?
Мое сердце бешено колотится, я смотрю на него широко раскрытыми глазами, удивленная тем, как сильно мне нравится, что он называет меня «детка», а также невероятно возбужденная.
— Когда ты говоришь непристойности…
— Грубо.
У меня перехватывает дыхание. Картер наблюдает за мной взглядом хищника, уголки его губ приподнимаются.
— Но не настолько грубо, чтобы причинить мне боль.
— Есть тонкая грань. Возможно, ты хочешь, чтобы я причинил тебе боль. Возможно, ты умоляешь меня об этом.
— Нет. Я не любитель боли.
— Но тебе понравилось причинять ее, не так ли?
Должна признаться, что да, хотя я и не говорю об этом вслух. То, что я сделала с ним внизу, возбудило меня не меньше, чем его. От одной мысли об этом я снова становлюсь влажной.
Держа меня за оба запястья одной рукой и не сводя с меня глаз, Картер наклоняется и сжимает мою грудь через рубашку и лифчик. Это не нежное сжатие, но и не невыносимое. Он сжимает пальцы вместе и грубо теребит мой сосок, пока тот не напрягается и не жаждет его рта.
Он так внимательно наблюдает за выражением моего лица, что может сказать наверняка.
— И тебе это тоже нравится, не так ли?
— Да, мне нравится. Но…
Он целует меня, прижимая наши губы друг к другу и проводя языком между моих губ, продолжая сжимать мою грудь и щипать сосок.
Картер совсем не нежен. Мне это не должно доставлять удовольствия, но я его получаю. Меня охватывает странное чувство, с которым я не знакома.
Если бы я не знала его лучше, я бы сказала, что это эйфория.
Он прерывает поцелуй, чтобы укусить меня за шею. Просовывает свою большую руку мне между ног и приспускает мои трусики. Затем глубоко вводит в меня палец.
— Твоя киска уже мокрая, детка. Насколько мокрой ты станешь, когда я обниму тебя за шею и буду входить в тебя сзади? Как громко ты будешь стонать, когда я заставлю тебя принять каждый дюйм моего члена в любую дырку, какую захочу? Насколько тебе понравится, если я буду использовать тебя для собственного удовольствия, как ты использовала меня?
Когда я говорю, что почти теряю сознание от возбуждения, я не преувеличиваю.
Я извиваюсь под ним, покачивая бедрами в такт его руке, тяжело дыша, словно пробежала четверть мили.
— Скажи мне, чего ты хочешь.
— Твой рот, — говорю я, задыхаясь. — Твои пальцы и рот.
— Это моя сладкая маленькая потаскуха. Хорошая девочка.
Чувствуя себя сумасшедшей, я смеюсь, но смех переходит в стон, когда Картер устраивается между моими бедрами, стягивает с меня трусики и засовывает свое лицо мне между ног. Он обхватывает мой клитор и сосет до тех пор, пока я не издаю прерывистый стон, упираясь пятками в матрас, чтобы лучше использовать его, пока я неистово двигаюсь навстречу его рту.
Он вводит в меня два пальца и двигает ими туда-сюда, пока я не выгибаюсь дугой на кровати, мои глаза закрыты, тело горит, а руки глубоко зарываются в его волосы.
— Боже, мне нужно кончить!
— Кончишь, прежде чем я тебе разрешу, никчемная шлюха, и я тебя накажу.
Тяжело дыша, я замираю, затем поднимаю голову и смотрю на него.
— Хорошие новости. Мы только что выяснили предел моей деградации.
— «Шлюха» исключена?
— Вычеркнута из списка навсегда. И «никчемная» тоже.
— А потаскуха – это нормально?
— Лучше если ты начнешь с чего-нибудь лестного, например, «милая» или «симпатичная». Думаю, мне нравится, когда мое унижение украшено вишенкой на торте.
С мокрым подбородком и блестящими губами Картер улыбается мне, стоя между моих раздвинутых бедер.
— Ты самая совершенная женщина, которую я когда-либо встречал.
— Заткнись и заставь меня кончить, конюх.
Он снова прижимается ртом к моему пульсирующему лону и подчиняется.
20
СОФИЯ
В ту ночь не было никаких проникновений, кроме пальцев, только вариации на уже известную нам тему. Много оральных ласк в разных позах, много петтинга и грязных разговорчиков, еще несколько оргазмов с обеих сторон.
И так много смеха. Он смешит меня больше, чем кто-либо из моих знакомых.
Мы засыпаем, сплетясь потными руками и ногами, за несколько часов до восхода солнца. Я сплю как младенец, пока какой-то повторяющийся звук не тревожит меня настолько, что вырывает из сна.
Я поднимаю голову, щурясь от яркого утреннего света и пытаясь понять, что это за шум. Картер тихо и неподвижно спит на боку рядом со мной, обхватив меня рукой за шею и закинув ногу на мою ногу.
Снаружи дома раздается женский голос: — Картер! Дружище, открой дверь!
Звук, который вырвал меня из сна, раздается снова: стук.
За входной дверью стоит женщина и колотит в нее.
Я трясу Картера за плечо. Он что-то бормочет и переворачивается на другой бок. В дверь звонят три раза подряд.
— Картер, проснись. Кто-то пытается позвать тебя к входной двери. Похоже, что это срочно.
В дверь снова звонят. Стук продолжается.
— Черт.
С тяжелым вздохом Картер садится. Он несколько раз проводит руками по волосам, затем подходит голый к окну. Отдергивает занавески и выглядывает наружу.
— Что происходит?
— Это Кэти.
Я вспоминаю обтягивающую розовую лайкру и длинные светлые волосы, грудь, бросающую вызов гравитации, и радужный холодный напиток. На золотом браслете – брелок о вручения диплома.
— Кэти из кофейни?
— Да.
— Почему она стучит в твою дверь?
Он оборачивается и смотрит на меня через плечо.
— Сегодня воскресенье. Я забыл, что мы должны были сегодня кататься.
Сев в постели, я натягиваю простыню на обнаженную грудь и смотрю на него, как я надеюсь, с безмятежным, безразличным выражением лица, в то время как мое сердце совершает кульбиты в грудной клетке.
— Ты забыл.
Картер смущенно улыбается, отворачивается от окна и поднимает свои джинсы с пола, где оставил их прошлой ночью. Он натягивает их на ноги.
— Да. Мы договорились встретиться в прошлое воскресенье, чтобы повторить это сегодня. Из-за всего происходящего это вылетело у меня из головы.
Они назначили свидание.
Свидание.
На меня нахлынуло сразу несколько десятков эмоций. И все они плохие.
— Давай я просто пойду и скажу ей, что должен все отменить.
Он отворачивается, но поворачивается обратно, когда я говорю: — В этом нет необходимости. Если ты договорился о свидании, тебе следует прийти. Мне потребуется всего несколько минут, чтобы одеться.
Картер прищуривается на меня. Сонный и одурманенный, с растрепанными волосами, он все равно самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.
— Ты злишься на меня?
Не на него, а на себя. Я ведь знала, что так будет, и вот мы здесь.
— Я не злюсь. Спустись и впусти ее.
Выдавив улыбку, я встаю с кровати и нахожу свою одежду на полу. Она разбросана по всему ковру. Картер все еще стоит на том же месте, с сомнением глядя на меня.
— Иди, пока она не выбила твою дверь, глупыш!
Он возвращается ко мне, по-медвежьи обнимает, целует в щеку, затем выходит и глубоко вздыхает, когда в дверь снова звонят.
Я надеваю вчерашнюю мятую одежду, потому что моя сумка с вещами все еще внизу. Затем я иду в его ванную, ополаскиваю лицо водой, выдавливаю на палец каплю зубной пасты и чищу зубы этим же пальцем.
В зеркале над раковиной мое отражение так сурово осуждает меня, что мои щеки горят от смущения. Стараясь не смотреть на себя, я быстро провожу руками по волосам, пытаясь привести их в порядок.
Снизу доносится звонкий женский смех.
Женщины, множественное число.
Очевидно, Кэти привела с собой подругу.
Повернувшись к зеркалу, я тычу пальцем в свое сердитое отражение.
— Не осуждай меня, сучка. Мы справимся с этим вместе.
Я отворачиваюсь, прежде чем она успевает сослаться на временное помешательство, но замираю, когда слышу, как Картер зовет меня по имени.