— Извини, у меня проблемы с мышлением. Ты знаешь, где находишься?
Она усмехается.
— То, что я старая, не значит, что я выжила из ума.
Я удивленно качаю головой.
— Так ты знаешь, что это мой дом? А я твоя дочь?
— О, пожалуйста.
— Ты говоришь это так, как будто не вела себя прошлой ночью как полная идиотка!
Мама улыбается.
— Иногда лисе приходится перехитрить других лис. — Она замечает бутылку на стойке. — Ооо, это Baileys? Я буду немного с кофе.
Я возмущенно смотрю на нее.
— Мама!
— Нет необходимости кричать, София.
— Притворяться недееспособной – это… это…
— Это необходимость, когда за тобой ухаживает кто-то вроде твоего брата. Я не знаю, что я сделала неправильно с этим парнем, но я не могу поверить, что мы родственники. Если бы я сама его не родила, я бы никогда не поверила, что у нас общие гены.
Я повышаю голос.
— Ты также симулировала умственную неполноценность. Это тоже было необходимо?
— А как еще я могла заставить его выгнать меня? Если бы я действовала в здравом уме, я бы до сих пор жила там!
Я бормочу: — Это… это невероятно!
— Нет, что невероятно, так это то, что твой брат пытался украсть все мои деньги, чтобы расплатиться со своими карточными долгами.
Мы смотрим друг на друга через стол, она мило улыбается, я недоверчиво кошусь на нее, у меня кружится голова.
— Карточные долги?
Мама усмехается.
— О да. Он по уши в долгах перед какими-то весьма сомнительными личностями. Здоровенными и болтливыми. Ужасные манеры. Весь ковер в грязи после них. В общем, они несколько раз приходили к нему домой, пытаясь взыскать долг. Потом Уилл попытался убедить меня, что мне нужно изменить траст и передать ему управление финансами. Поэтому я попросила своего адвоката подготовить документы для подписания.
Мама улыбается, довольная собой.
— Только документы не давали ему никаких полномочий. Иначе он бы все это забрали. Ты знаешь, Уилл был так уверен в себе, что даже не удосужился посмотреть, что подписывает?
— Подожди. Подожди секунду. Какой траст?
Она проигнорировала это.
— Все то, что он тебе наговорил о поездке в Париж со своей девушкой, было всего лишь чепухой. Ерундой. Он планировал забрать мои деньги и сбежать от головорезов, которые охотятся за ним. Исчезнуть и оставить меня абсолютно ни с чем! — Она кудахчет. — Неблагодарный. Твой отец, должно быть, переворачивается в гробу.
— Мама! Траст! Какой траст?
Она смотрит на меня так, словно я веду себя грубо и неразумно, затем фыркает.
— Семейный трастовый фонд, который мы с твоим отцом создали перед его смертью. Все наши активы находятся в нем. Конечно, это немного. Мы никогда не были богатыми людьми, но у нас есть несколько банковских счетов, кое-какие облигации и еще много чего. Достаточно, чтобы я не умерла нищей. И, конечно, немного денег, отложенных на обучение моей единственной внучки в колледже. Она действительно так выросла с тех пор, как я видела ее в последний раз!
Когда я остолбенело смотрю на нее с открытым ртом, мама вздыхает.
— Полагаю, мне придется самой приготовить себе кофе. Встав, она направляется к стойке. — Хочешь еще чашечку?
Я кладу локти на стол, опускаю голову на руки и издаю стон.
— Я приму это за согласие.
Когда она ставит передо мной полную чашку и возвращается на свое место за столом напротив меня, я убираю руки от лица и свирепо смотрю на нее.
— Ты не можешь оставаться здесь с нами.
— Не будь смешной. Я не могу жить одна.
— Не можешь или не хочешь?
Мама смотрит на меня поверх своей чашки с кофе, делая глоток.
— Мама, я очень стараюсь не ругаться на тебя. Пожалуйста, не усложняй мне задачу.
Склонив голову набок, она задумчиво смотрит на меня.
— Ты думаешь, я была ужасной матерью, потому что плохо относилась к тебе. Но я была очень мила с твоим братом. Посмотри, чем это обернулось. Однако я хочу извиниться за одну вещь. Та девушка, которую ты привела домой на Рождество, когда училась в колледже…как ее звали? Салли? Энни? Я не помню. В любом случае, я сделала забавное замечание, но я могла бы сказать, что она была задета. Не все понимают мое чувство юмора.
Я в отчаянии оглядываю комнату.
— Что, черт возьми, происходит? Меня записывают? Это что, какое-то шутливое видео, которое ты выложишь в Интернет за лайки?
— Выпей еще Baileys, тебе станет лучше.
— Знаешь что? Нет. — Я отодвигаю свой стул и встаю, глядя на нее сверху вниз. — Это чушь собачья. Ты не можешь прийти в мой дом, притвориться, что не знаешь меня, и вести себя так, будто у тебя слабоумие, а потом небрежно объявить, что ты обманывала моего брата, чтобы заставить его выгнать тебя. И не только это, но и то, что у тебя, очевидно, достаточно денег, чтобы позаботиться о себе, просто ты этого делать не хочешь.
Харлоу в пижаме, зевая, заходит на кухню.
— О чем ты кричишь?
— Твоя мама расстроена из-за меня, дорогая.
— Почему?
— По разным причинам, но все сводится к тому, что я редко говорила ей, что достаточно сильно любила ее, когда она была маленькой.
— Ты никогда не говорила мне, что любила меня, когда я была маленькой!
Маму не трогает моя вспышка гнева. Выдержав мой разъяренный взгляд, она спокойно говорит: — И все же ты здесь, такая взрослая и успешная, живешь прекрасной жизнью. По сравнению с твоим старшим братом, которого осыпали безусловной любовью, но который оказался бесполезен, как кроличье дерьмо.
Я решительно говорю: — Не смей говорить, что я должна благодарить тебя за то, что ты меня не любишь.
— Я всегда любила тебя, София. Я просто не хотела повторять одну и ту же ошибку дважды. Детям нужны дисциплина и постоянство, как в армии. Чем больше мягкости ты проявляешь к ним, тем хуже становится их характер. К тому времени, когда твоему брату исполнилось шесть, стало ясно, что я поступала с ним неправильно, поэтому я изменила свой подход к тебе. Все это было очень продуманно.
— Тебе нравится твое притворное слабоумие и твоя фальшивая хрупкость?
— Точно.
После долгого напряженного молчания Харлоу произносит: — Ого, бабушка. Это похоже какое-то фальшивое дерьмо.
Возможно, мне следует сократить ее домашний арест с двух недель до одной.
— Следи за языком, Харлоу.
Моя мать усмехается, размахивая рукой в воздухе.
— Ох уж эти молодые люди с их нежной психикой. Я растила не слабака, а воина. И у меня получилось!
Я смеюсь. Это звучит безумно, потому что именно так я себя и чувствую.
— Классика. Это просто классическая Кармелина! Обвиняй в своих недостатках других людей и перевирай все так, чтобы это была их вина в первую очередь. Это чудо, что я дожила до зрелого возраста без серьезных психических расстройств!
Без тени иронии моя мама говорит: — Не за что, — и делает еще глоток кофе.
Я пристально смотрю на нее, затем беру бутылку ирландского сливочного ликера Baileys, выливаю кофе в раковину и до краев наполняю кружку выпивкой.
Когда Харлоу спрашивает, можно ли ей попробовать, а я отвечаю «нет», а мама ругает меня за чрезмерную заботу.
Затем спокойно поднимаюсь наверх, в свою спальню, закрываю за собой дверь и кричу.
29
СОФИЯ
Когда звонит Картер, я лежу на кровати лицом вниз. Я переворачиваюсь, беру телефон с тумбочки и ложусь на спину, потому что у меня нет сил сесть.
— Привет.
— Привет, детка. Как дела?
— О, великолепно.
— Почему у тебя такой странный голос?
— Помнишь, как тебе пришлось нести мою маму наверх в постель?
— Да?
— Оказывается, она вполне может ходить самостоятельно. Ей не нужна инвалидная коляска, и у нее нет слабоумия. Все это было сделано для того, чтобы, разозлившись, мой брат выгнал ее из своего дома.
— Серьезно?
— Да.
— Ничего себе. Столько усилий требуется только для того, чтобы кого-то разозлить. Почему она просто не ушла, если ей не нравилось жить с ним?
— Она не хочет жить одна, и она знала, что я никогда не приму ее добровольно, поэтому организовала этот макиавеллевский заговор, чтобы заставить моего брата думать, что она сошла с ума. Я думаю, это сочетание мести за то, что у него не получилось так, как она хотела, и решения, что она не хочет жить в доме престарелых с кучей незнакомцев. Она проанализировала все свои варианты, я оказалась лучшим, и теперь она сидит у меня на кухне, допивает остатки моего ликера Baileys и критикует мое воспитание.
Помолчав, он добавляет: — А я-то думал, что ты пугающая.
— Есть пугающие вещи, а есть Кармелина Бьянко. О, и вот что самое интересное! У нее есть сбережения. Достаточно, чтобы хватило на обучение Харлоу в колледже. Похоже, она могла бы легко позволить себе оплатить дом престарелых, но ей просто неинтересно переезжать в него. Почему ты смеешься?
— Это прямо как из фильма.
— Да, фильма ужасов. Если бы у нее выросли рога и раздвоенные копыта, я бы даже не удивилась.
— И что ты собираешься делать?
Со вздохом я смотрю на крошечные трещинки на потолке.
— Вот бы у нас были такие же программы по отказу от нежелательных детей, как на пожарных станциях, только для стариков. Я бы выгнала ее из машины, когда проезжала бы мимо станции. Даже не стала бы сбавлять скорость.
Теперь он смеется еще громче.
— Картер. Ты в опасности.
— Прости, детка. Мне правда жаль, это просто чертовски смешно. Кто так делает?
— Безумный человек! Она чокнутая!
— Не знаю, по-моему, она довольно сообразительная.
Я кисло отвечаю: — Это потому, что твоя семья состоит в мафии.
— Даже близко не похоже. Но я все равно считаю, что было бы здорово иметь все эти деньги и власть.
— Подумай о том, что ты только что сказал.
— Да, я знаю, что у моей семьи есть деньги и власть. Но это не значит, что деньги и власть не подчиняются правилам.
— Так ты хочешь быть диктатором?