Я наблюдаю, как она разбивает их в миску и взбивает венчиком, и гадаю, не нахожусь ли я в альтернативной вселенной. Может быть, другая моя версия – та, у которой нет чокнутой матери, вероломного бывшего мужа или грозного начальника, – живет припеваючи на солнечной палубе роскошного круизного лайнера, плывущего по островам Хорватии.
— Тебе нужен новый матрас в гостевую комнату. Посередине какой-то жуткий комок, из-за которого я всю ночь ворочалась с боку на бок. Мне было очень неудобно.
Представляя это, я улыбаюсь.
Она выливает яйца на сковороду и начинает помешивать их деревянной ложкой, которая выглядит точь-в-точь как ложка на кухне Картера.
Словно прочитав мои мысли, мама говорит: — Итак. Этот парень, с которым ты встречаешься. Он очень симпатичный, София, но я знаю, что ты не можешь относиться к нему серьезно. Ты слишком умна для этого.
Думаю, ярость становится моей основной эмоцией. Пылая гневом, я говорю: — Я знаю, ты в курсе, что столовые приборы можно использовать не только для приема пищи.
Когда она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, я накалываю стопку блинчиков вилкой, затем злобно протыкаю их ножом, не сводя с нее глаз.
Она, преступный гений, остается невозмутимой.
— Ты думаешь, что твоя личная жизнь меня не касается.
— Верно.
— Ты моя дочь. Все, что касается тебя, касается и меня.
— С каких это пор?
— С незапамятных времен.
Я вгрызаюсь в блинчики, жалея, что это не ее шея.
— Ты ходишь по очень тонкому льду, мама.
Она накладывает себе немного еды, затем садится напротив меня и набрасывается на нее, наблюдая за мной во время жевания.
— Дай мне две минуты, и я больше никогда не упомяну этого Картера.
Я стону.
— Ты меня утомляешь, ты знаешь об этом?
Мама взмахивает вилкой, заставляя меня замолчать.
— С ним тебе хорошо. Конечно, с ним хорошо. Он великолепен, и, очевидно, ты ему очень нравишься. Секс, наверное, потрясающий. — Она пожимает плечами. — Ничего страшного. Этого хватит на несколько месяцев, на год, если повезет. Что потом? Вот что я тебе скажу. Ему начнет надоедать.
Я смотрю в потолок и бормочу: — Где тот внезапный сердечный приступ, когда он так нужен? Ма. Со мной все в порядке физически.
Физически.
— Ты бы не стала так щепетильно относиться к этой теме, если бы думала, что я неправа.
Это было непросто, но, возможно, она права, поэтому я ем свои блинчики так, словно меня не беспокоит ничего из того, что она может сказать. Если это произойдет, я запру ее на заднем дворе.
Жаль, что у нас нет подвала.
— Или, может быть, тебе станется скучно. Может быть, ты не хочешь прыгать с парашютом, или с тарзанки, или заниматься еще какими-нибудь нелепыми развлечениями, которыми он увлекается, потому что предпочитаешь сидеть дома и читать хорошую книгу, как взрослая. Ты лучше сходишь в кино или музей, чем будешь поднимать тяжести или тренироваться перед «Тур де Франс».
Последнее было как-то слишком похоже на то, что было у него дома. Я ем, уставившись в свою тарелку, стараясь не представлять Картера в желтом велосипедном костюме из лайкры и стараясь не слушать.
— Даже если это переживет первоначальное физическое влечение, ты всегда будешь значительно старше, чем он сейчас. Представь себя через десять лет. Двадцать.
Возможно, у тебя будут проблемы со здоровьем. Возможно, больше не будет сил. Может быть, ты станешь тем, кем никто не хочет становиться: обузой.
Я язвительно говорю: — Ты все об этом знаешь.
— Как он будет ладить с твоими друзьями? Как ты будешь ладить с его друзьями?
Я представляю трех красивых молодых блондинок в обтягивающих спортивных костюмах, и мне хочется придушить ее.
Мама тихо спрашивает: — Что ты почувствуешь, когда кто-то впервые примет тебя за его мать?
Когда я бросаю на нее убийственный взгляд, она пожимает плечами.
— Это будет не так уж скоро. Ты хорошо заботилась о себе. Но когда через несколько лет у тебя наступит менопауза, София, все изменится. Старение ускоряется. Даже при самом тщательном уходе наша внешность увядает.
Она делает паузу, прежде чем перейти к главному.
— А что, если он захочет детей?
— Ты безжалостна, — говорю я категорично.
— Он молодой человек. Возможно, сейчас он не готов, но со временем он захочет семью.
— Может быть, у него уже есть дети.
— А у него есть?
Мы смотрим друг на друга через стол, пока она не качает головой: — Нет. Я так не думаю. Сейчас он может сказать тебе, что ему наплевать на детей. Возможно, он даже и имеет это в виду. Но через несколько лет, когда действительно будет готов остепениться, этот веселый роман развалится, потому что ты не сможешь дать ему то, что ему нужно.
— Это худшее, что мне когда-либо говорили, и это о многом говорит.
— Правда всегда ужасна. Вот почему никто никогда ее не говорит.
Я зла, мне больно, и я чертовски подавлена, потому что знаю, что мама права. В глубине души я знаю, что она права во всем.
— Посмотри на меня, София.
Я встречаюсь с ней взглядом. В ее взгляде читается почти сочувствие.
— Я знаю тебя. Ты не относишься к любви легкомысленно. Как и в случае с Ником, ты отдаешься этому чувству всем сердцем, даже когда все предупреждающие знаки мелькают у тебя перед глазами. Помнишь, я говорила тебе не выходить за него замуж?
Стиснув зубы, я говорю: — Я думала, ты просто ведешь себя как обычно.
— Он тебе не подходил, но ты этого не замечала. Теперь ты старше и мудрее. И у тебя есть Харлоу. Ты не можешь позволить себе совершить еще одну ошибку. Ты заботишься не только о своем сердце. У тебя есть обязанности поважнее, чем ты сама.
Я привела Бриттани почти тот же аргумент. У меня так сдавило грудь, что стало трудно дышать.
На мгновение воцаряется молчание, затем мама весело говорит: — Время вышло! Я больше не буду об этом говорить. Как яйца?
Ошеломленная, я смотрю в свою тарелку и понимаю, что потеряла аппетит.
32
КАРТЕР
Я сижу дома и в сотый раз смотрю «Крепкий орешек», когда мне звонит София. Приглушив звук, я отвечаю, улыбаясь.
— Привет. Это приятный сюрприз.
— Ты занят сегодня днем?
— Нет, если ты хочешь что-то сделать со мной, то нет.
— На самом деле, я хочу кое-что сделать с тобой. Встретимся в отеле Fairmont. Я забронировала нам номер.
Мое сердце замирает. Я сажусь прямо и выключаю телевизор.
— Ты забронировала нам номер?
— Да. Мне нужно увидеться с тобой. Наедине. И не там, где вокруг могут шнырять фотографы, как например, у тебя дома.
Ее голос спокоен и ровен, но я чувствую, что что-то происходит.
— Ты в порядке?
После паузы она говорит: — Мне будет намного лучше, когда мы окажемся вместе в постели обнаженными. Сейчас я выхожу из дома. Я сообщу тебе номер комнаты, когда зарегистрируюсь. Как скоро ты сможешь приехать?
— Через полчаса. Максимум через сорок пять минут.
— Отлично. До скорой встречи.
Когда она вешает трубку, не попрощавшись, я сижу в замешательстве, волнуясь, пока не прихожу в себя и не вскакиваю на ноги. Я быстро принимаю душ и переодеваюсь, а затем выбегаю за дверь.
Я чуть не сбиваю парковщика, когда заезжаю на элегантную кольцевую подъездную дорожку отеля Fairmont. Он вовремя отпрыгивает в сторону.
Выскакивая из машины, я извиняюсь, затем протягиваю ему ключи и нетерпеливо жду, пока он оторвет корешок от регистрационной карточки. Я выхватываю ее у него из рук и бегу ко входу в отель, оглядываясь в поисках Софии. Я прохожу через вестибюль, когда она отправляет мне сообщение с номером комнаты.
В лифте я нетерпеливо ерзаю. Когда двери на нужном этаже открываются, я врываюсь в них, затем бегу по коридору к ее комнате и стучу.
— Войдите.
Дверь не заперта. Я вхожу в комнату. Она стоит у окна и смотрит на улицу, тонкие белые занавески очерчивают ее силуэт.
София обнажена.
И от ее вида у меня буквально захватывает дух. Я стою ошеломленный, прижав руку к сердцу, чувствуя, как оно тяжело бьется, и упиваюсь видом ее прекрасного тела.
Когда она поворачивается и смотрит на меня, я все еще стою в дверях в благоговейном страхе.
У нее темные сияющие глаза. Ее длинные распущенные волосы каскадом падают на плечи и обрамляют грудь. Не говоря ни слова, она указывает на кровать.
Я не понимаю, в чем дело, но знаю, что это важно. Я вижу это по ее лицу, по выражению этих красноречивых глаз. Что-то внутри меня трепещет.
Я неуверенно произношу ее имя. София на мгновение закрывает глаза и качает головой.
— Мне просто нужно почувствовать тебя. Тогда мне станет лучше.
Медленно двигаясь, я пересекаю комнату, не обращая внимания на элегантную мебель, накрытую льняной тканью тележку с ведерком для шампанского и шоколадными конфетами, на доносящиеся с улицы звуки уличного движения.
Ее одежда развешана на спинке кожаного кресла. Пара туфель на низком каблуке валяются под стулом, словно их поспешно отшвырнули в сторону.
Я беру ее лицо в ладони и целую.
София прижимается ко мне с тихим стоном облегчения, впиваясь пальцами в мышцы моей спины.
— Что такое? — бормочу я, прижимая ее к себе. — Детка, что случилось?
Она смотрит на меня с невыразимой грустью в глазах. Я убираю прядь волос с ее щеки и заправляю ее за ухо, отчаянно желая выяснить, что происходит.
Через мгновение она улыбается.
— Ты здесь. Ничего не может быть не так.
Она начинает расстегивать мою рубашку, быстро работая тонкими пальцами.
Хотел бы я быть лучшим мужчиной, из тех, кого не отвлекает вид пары великолепных голых сисек и твердых розовых сосков, но я не такой.
Мой член уже изнывает от желания к ней.
София стягивает с меня рубашку и отбрасывает ее в сторону, оглядывает мою грудь голодными глазами, затем обнимает меня за плечи и страстно целует, выгибаясь ко мне всем телом.
Ощущение ее обнаженных сосков на моей груди настолько восхитительно, что я издаю стон ей в рот.