Я вырываю свою руку из его хватки и ухожу, не оглядываясь.
36
СОФИЯ
Когда я открываю дверь дома, я вижу, что моя мама лежит на диване в гостиной, держа в руках бокал с прозрачной жидкостью, которая, я уверена, является джином. Она смотрит корейскую дораму. Субтитры не включены, и я бы не удивилась, если бы в ее тайниках оказался еще один иностранный язык.
Если я узнаю, что она работает под прикрытием на ЦРУ, я нисколько не удивлюсь.
— Я рада, что ты вернулась домой пораньше, — говорит она в телевизор. — Есть кое-что, о чем я хочу с тобой поговорить.
— Не сегодня, сатана.
Я бросаю сумочку на консоль, скидываю туфли и направляюсь к холодильнику, оставляя ее мрачно посмеиваться над своим джином.
Пока я наливаю себе бокал белого вина, мама проходит на кухню и садится за стол, затем продолжает наблюдать за мной, как ястреб, пока я потягиваю свой напиток и размышляю, какой наркотик я могла бы подсыпать ей в ужин, чтобы погрузить ее в легкую кому. Ничего такого, что могло бы привести к повреждению мозга или смерти, может быть, просто хороший, продолжительный сон, после которого она бы не просыпалась, скажем, два-три десятилетия.
Мама говорит: — Я узнаю этот взгляд. Ты что-то замышляешь.
— Ничего смертельного.
— Очень жаль. Мне начинает надоедать все это семейное спокойствие.
— Ты знаешь, где дверь. Смотри, чтобы она не ударила тебя по заднице, когда будешь выходить.
Не обращая на это внимания, она говорит: — Почему бы нам не прокатиться на Венис-бич, может, удастся обокрасть кого-нибудь из туристов?
Когда я бросаю на нее предостерегающий взгляд, она улыбается.
— Мама, пожалуйста, не мучай меня сегодня. Я и так по уши в заднице.
— Что случилось?
— Ничего такого, о чем я хотела бы поговорить.
— Звучит серьезно.
— Так оно и есть. А теперь оставь меня в покое.
Мама поджимает губы и оглядывает меня с головы до ног.
— Ты злишься.
— Что я только что сказала? Оставь меня в покое.
Помолчав, она пожимает плечами.
— Поступай как знаешь. Но если тебе понадобится помощь, только скажи. — Она понижает голос и наклоняется ближе. — Я знаю кое-кого.
— Кстати, об этом. До меня дошли слухи, что вы с папой отмывали деньги для мафии.
Когда я не продолжаю, мама подсказывает: — И?
— И каким, по-твоему, может быть мой следующий вопрос?
— Я не умею читать мысли, София. — Она улыбается и делает еще глоток джина.
— Забудь об этом. Я все равно не могу поверить ни единому твоему слову. Давай сменим тему. Как продвигается поиск твоей квартиры?
— Я еще ничего не нашла.
— Это потому, что ты не искала.
Мама отмахивается от этого.
— У меня появилась идея.
— Ни в коем случае.
— Ты даже не знаешь, что это!
— И мы оставим все как есть. Где Харлоу?
— Она спросила, можно ли ей пойти к подруге, и я согласилась.
Я возмущенно смотрю на нее.
— Она наказана!
— Ой. Я виновата. — Мама спокойно отпивает еще джина.
— К какой подруге?
Она поднимает глаза к потолку и морщит нос, размышляя.
— Сэм?
— У нее нет подруги по имени Сэм.
— Это могла быть Пэм. Погоди, нет – Трен?
— Ты просто придумываешь имена, не так ли? Ты понятия не имеешь, куда она пошла!
— На самом деле она наверху, в своей комнате, делает домашнее задание.
Я не выдерживаю и кричу: — Тогда какого черта ты сказала мне, что ее нет дома?
— Потому что тебе нужно было на кого-то накричать, и теперь ты это сделал. Лучше я, чем она. Что у нас на ужин?
Я закрываю глаза и делаю медленный вдох. Когда снова открываю их, желание совершить убийство не проходит, поэтому я отворачиваюсь и смотрю в кухонное окно, выходящее во двор.
Я размышляю, насколько сложно было бы вырыть яму, достаточно глубокую и широкую, чтобы туда поместились мой бывший муж и моя мать, когда Харлоу заходит на кухню.
— Привет, мам. Ты рано вернулась.
— Твоя мать сейчас одержима идеей убийства, дорогая. Держись от нее подальше16.
— Что значит «койка»17?
— Я тебе что Merriam-Webster18? Используй контекстные подсказки, Шерлок.
На какое-то блаженное мгновение воцаряется тишина, пока Харлоу не произносит: — Койка – это место, где можно спать на корабле.
Я поворачиваюсь и вижу, что дочь стоит у стола и смотрит в свой мобильный телефон. Она бросает взгляд на мою мать.
— Это не имеет никакого смысла.
Моя мать фыркает.
— О, блестящая работа. Раскрыла дело полностью. Продолжай в том же духе, гений. У слов может быть несколько значений.
— Не будь такой злой, бабушка.
— Ха! Если бы я была злой, ты бы уже писала плаксивое сообщение своему психотерапевту.
— У меня нет психотерапевта.
— Хорошо. Психотерапия – это не что иное, как Tinder для твоего эмоционального багажа.
Раздраженная таким несправедливым описанием, я прерываю ее.
— Это совершенно не соответствует действительности. Терапия предполагает структурированную среду, в которой люди могут безопасно исследовать свою травму и освоить инструменты, которые помогут им исцелиться.
— Нет, это место, где люди могут платить сотни долларов в час за то, чтобы наблюдать, как незнакомец кивает, а они плачут. Я не могу представить себе ничего более депрессивного.
— Харлоу.
— Да, мам?
— Посмотри на меня.
Она отрывает взгляд от телефона.
— Если ты когда-нибудь почувствуешь, что тебе нужно поговорить с психотерапевтом, я поддержу это на все сто процентов, хорошо?
— Ладно. Спасибо.
— Не за что. А пока ты все еще под домашним арестом.
— Я знаю.
Я многозначительно смотрю на сотовый телефон в ее руках.
Она бросает взгляд на свою бабушку и переминается с ноги на ногу.
— Нет, не смотри на архитектора хаоса, маскирующегося под безобидную маленькую старушку. Посмотри на меня и скажи, зачем ты украла свой телефон из моего ящика с нижним бельем?
Дочь корчит лицо.
— Я… На самом деле я не могу украсть его, если он изначально мой.
Я приподнимаю брови.
— Твой? Ты купила его на свои собственные деньги?
Она экстравагантно закатывает глаза.
— Ты оплачиваешь счета за него каждый месяц?
Ее тон становится мученическим, как у подростка.
— Нет, но ты подарила его мне. Так что он мой.
Я протягиваю руку и разминаю пальцы.
— Мы обсудим тонкости владения недвижимостью позже. Верни это.
Вмешивается моя мать: — Владение составляет девять десятых по закону.
— О, так теперь ты защитник. Что случилось со всем этим разговором о том, что детям нужна дисциплина?
— Она не мой ребенок, она моя внучка. Совершенно другая юрисдикция.
— Как удобно. И я знаю, что ты сказала ей, где его искать.
Мама неодобрительно цокает языком.
— Я не виновата, что ты прячешь вещи, как белка с травмой головы.
Харлоу вкладывает телефон мне в ладонь. Я смотрю на него мгновение, а затем рассеянно произношу: — Интересно, можно ли прослушивать сотовые телефоны?
— Конечно, можно, — отвечает моя мама. — Это совсем не сложно.
Я не хочу знать, откуда она это знает.
— Мама, мы можем заказать пиццу сегодня вечером?
— Конечно, если только твоя бабушка не захочет сварить что-нибудь в своем котле.
Не теряя ни секунды, моя мама беспечно говорит: — Я готовлю в котле только в полнолуние. Оно будет только на следующей неделе.
— Тогда пусть будет пицца. Кармелина, ты за главную.
Когда я выхожу через дверь на задний двор, она кричит мне вслед: — Невежливо называть свою мать по имени!
— Это гораздо вежливее, чем я бы хотела тебя называть, — отвечаю я и позволяю двери захлопнуться за мной.
Усаживаясь в один из шезлонгов на террасе, я ставлю бокал с вином на приставной столик и набираю номер Картера. Я не ожидаю, что он возьмет трубку, но он отвечает, и голос у него деловой.
— Это Картер МакКорд.
— А это София Бьянко. Как дела, красавчик?
— Привет! Я не узнал номер.
— Я звоню с телефона Харлоу, которым она не должна пользоваться, потому что наказана. Она украла его из моей комнаты по совету моей матери-преступницы. Ты знал, что мобильные телефоны могут прослушиваться?
— Конечно. А что, ты планируешь начать новую карьеру в сфере скрытого наблюдения?
— Нет, но мне интересно, проверял ли ты когда-нибудь свой телефон на наличие «жучков».
— Мой телефон не может прослушиваться.
— Ты говоришь вполне уверенно.
— Так и есть. Он оснащен постквадрумным шифрованием и интеграцией с коммутатором Фарадея, а также работает на специальной операционной системе, которая стирает все данные и выходит из строя при обнаружении несанкционированного доступа. Все мои устройства так делают.
Я слушаю радостное щебетание птиц на деревьях, пока мой мозг пытается отключиться.
— Ты все еще здесь?
— Мой разум покинул чат, но мое тело присутствует.
— Мы очень тщательно следим за безопасностью, вот и все.
— Мы?
— Моя семья. Я не могу сказать тебе, сколько раз кто-то пытался так или иначе шпионить за нами.
Ирония всего этого заставляет меня усмехнуться.
— О, я думаю, что можешь.
— У нас было все: от поддельных сетей Wi-Fi, пытавшихся перехватить учетные данные для входа в систему, до камер и микрофонов, установленных в гостиничных номерах, и почтовых служащих, которых подкупали за копии конфиденциальной корреспонденции. Я имею в виду, в первое время. Теперь мы пуленепробиваемы. Мой отец просто помешан на безопасности.
— Я начинаю понимать почему.
Следует короткая пауза, прежде чем Картер заговорит снова.
— Почему ты так говоришь?
Я вздыхаю, на сердце у меня тяжело. Затем я рассказываю ему обо всем, что произошло с Лоррейн, не жалея подробностей. Когда я заканчиваю, он молчит.
— Это не твоя вина, Картер. Ты не сделал ничего плохого.